Потом пришли буржуины

Витаминный сок должен был взбодрить уснувшую поджелудочную железу. Помидорная долька соскочила с вилки, спрыгнув на ковер. Пальцы выхватили белую салфетку, как перчатку для дуэли. Андрей нагнулся под стол. Шёлковое платье Жужи волновалось и ёрзало. Она семафорила алыми трусиками, как Ассоль капитану Грею. Шаловливый пальчик, опоясанный колечком, невинно блеснул кошачьим глазом хризопраза.

Боба поглощал жюльен из грибов, облизываясь как кот. Лейла, тяпнув стопочку коньячка, закусывала горячим бутербродом с ветчиной.

Гости ублажали желудки.

Эмма Рафаиловна, сладкая деловая женщина и вдова, сидела напротив. Одетая в чёрный бархат, как в монашеские одежды. Аккуратные пальчики музицируя перебирали поджаристое крылышко цыплёнка табака. Увесистые рыжие безделушки свисали гроздьями, вспыхивая бусинками брильянтов. Декольтированный бюст, одетый в золотое колье, излучал волшебное сияние царственной персоны…

Что удивило Андрея, так это сидящий с ней рядом пассажир, со скучающим лицом. Не вписывающийся внешним видом в диараму поминально-праздничной роскоши.

– Это бедный еврей Вася, её ну очень дальний родственник – прошептала Лейла.

– Он недавно отирается у вдовы, но у него такие связи в Афинах! И фамилия у него подозрительно непонятная, то ли комиссарская, то ли гусарская – Комиссаржевский. Может он греческий шпион?

Бедный еврей Вася, заметив на себе посторонний взгляд, галантно улыбнулся, одарив Андрея золотой фиксой с блёском брильянтика.

Марк Израйлевич наполнял медовый наперсточек Эмме Рафаиловне. Вдова пригубила, промокнув коралловые губы воздушной салфеточкой. Янтарное сияние выплёскивалось из рюмочки. Боба налегал на фужер. Вылавливал из риса улитку. Трапеза чинно продолжалась.

Лейла выставляла на стол тушёных цыплят и рябчиков с жареными яблоками. Подавала на левое крыло куриный бульон опоздавшему. Андрей выскользнул из-за стола, разминая сигарету.

Вышел на балкон. Хмельная свежесть шлёпала по телу шагами командора. В чёрном жемчужном небе плавала царицей луна. И вздрагивали звёзды.

Тень Жужи облокотилась на перила. Серебряная пепельница с головой Люцифера качнулась в белых коготках.

– Ожерелье запуталось в волосах – пояснила Жужжа.

Андрей бросил в горло Люциферу окурок, извлекая пленницу из объятий украшения. Гиацинтовые камешки побежали по пальцам. Рука Жужи, как мышка, юркнула ему за воротник, а глаза оказались у его переносицы.

Чёрная гардина лоджии проглотила силуэт, оставив только кошачьи зрачки Жужи. Сердце её носилось по всему телу и пальцы Андрея прослушивали его, как доктор.

Поскакала по кафелю хризопразовая серёжка, цокая шпилькой эльфы. Гуттаперчивый позвоночник Жужи извивался, как ящерица. Змеиное тельце готовилось отбрасывать хвост… Жужа учащённо дышала, шаря зрачками по сторонам и одёргивая платье.

– Ну всё, теперь надо найти украшение…

Андрей нагнулся. Вспыхнула зажигалка. И огонек побежал по зеркально блестящему полу. Сияющая сережка монеткой легла на ладонь.

А за столом подавали халву и фрукты. Лейла с кофейником обслуживала главу семьи. Извлекая из ажурной сахарницы белые кубики. Они булькали по вкусу.

В вазе из цветного стекла, порезанный тонкими скибками, как струной, лежал, готовый раскрыться веером сахарный арбуз. Ятаганами легли по бокам смуглые дынные дольки, обтянутые тонкой капроновой кожурой. На блюде, разбросав себя гроздьями, развалились виноградные гроздья, мерцая сочной влагой.

Жужа, как мартышка, выхватила банан, мило похабничая. Фира Самуэйловна подносила кофейные коктейли и грог. Чёрная вдова ела мороженое кипарисовой ложечкой. Бархатный кошачий язычок слизывал сливки.

Андрей дернул коньячную стопку. Сочно хрустнул сахарным лимоном. Показывая кислую физиономию Лейле.

На её золотых часиках время подкатилось к полуночи. Бобу Марковича проводили в душевую. На стол легла бирюзовая скатерть и побежала волной. Из кухни доносился голос неугомонной Лейлы. Позёвывала Жужа.

– Будут вызывать духов.

Духи уже толпились за спиной и наступали друг другу на тапочки. Боба, вернувшись из душевой, сделал «дринк» и погрузил упитанный зад в кресло.

Еврей Вася стрельнул сигарету и исчез на балконе.

Лейла медитировала, настраивая себя.

Вдова теребила безделушки на руках, сверкая перламутром. Чёрное платье отливало уверенной торжественностью.

Жужа грызла гранат, подтачивая мышиными зубками пурпурные сердечки зёрнышек.

– Нервничает перед свиданием. Не лишена сентиментальности.

Супруг вдовы, Борис Львович, ушедший безвременно, оставил после себя шикарную уютную обстановку, пару тройку машин и прочие житейские мелочи, о которых не успел распорядиться по сотовому телефону. Эмма Рафаиловна желала выяснения деталей. Она гипнотизировала глазами Лейлу и натянуто улыбалась, мелькнув деликатно язычком. Лица присутствовавших, наполненные глубиной откровения, как бокалы в первый тост, поблескивали испариной легкого алкоголя. Покатилась скользкая капля пота…

Лейла приступила к церемонии. Используя способ Агриппы и опираясь на собственное «я», не разделяя мнения Овидия. Погружая в гипнабельный сон, который превращал комнату в бирюзовую лужайку. Ресница Жужи хлопнула крылом, как бабочка, и застыла. Андрей коснулся её рукой. И сам ступил на зелёный бархат… он увидел… искупанные росой, влажные травинки высовывали взъерошенные головы из-под большого листа подорожника. Сияли чистотой неба упругие капли, зависающие пузатой букашкой на сочно-серебряном шатающемся стебле…. Испугавшись чего-то, быстро нырнули в траву, затаившись. Заблестела поляна в дрожащем сиянии, будто слеза прокатилась по ней, сорвавшаяся украдкой, упала и разбилась, разлетевшись на брызги. И застыла…

А жёлтые одуванчики тут же проросли в воспоминании. Изумрудный луг детства, усыпанный золотыми дождинками цветов. Облака подбросили лёгкости тумана. Засиял зеркальный пруд. И глупая утка шумно бросила в зыбкую воду своё тело. Разбудила сонные мысли неба, отражающиеся в воде осколками.

Вышли призраки, как первые тени. Словно, из глубины царства Аида – памяти. Они пришли напиться горячего молока детства из бирюзовой лужайки, где у каждого зацветает она янтарным сиянием. Вытягивая из подсознания живые нервы нейронов.

Как мираж появился силуэт покойного. Сквозь него мерцали свечи.

Лейла задула одну.

– Он рядом со мной, видите?

– Это наш Борюся, – подтвердила Жужа.

Пальцы вдовы перебирали зелёную бахрому скатерти, заплетая её в неправильную косичку.

Эмма Рафаиловна была внешне спокойна. Она обратилась к призраку. Андрей отошёл в глубь комнаты, наблюдая. Призрак не отвечал, продолжая перемещаться в полумраке. Она следила за ним. Глаза демонически блестели.

Эмму Рафаиловну интересовал таинственный расчётный счет банка сказочной страны Швейцарии, куда безвременно ушедший вложил несметные капиталы, захлопнув надежно, как на ключ, своей кончиной. Призрак молчал. Лейла помогала ему, как переводчик дипломата. Передала привет от родственников, справилась о здоровье, самочувствии, погоде. Всё шло как надо, кроме цифр счёта.

В глазах Лейлы забегали беспокойные огоньки.

– Покойный не хочет открывать своей тайны.

Эмма Рафаиловна побледнела.

– Но он откроет её по совершеннолетию ребёнка.

– Бог ты мой, это через пятнадцать лет, – произнесла вдова.

– А кто сейчас будет платить алименты?!

Спиритический сеанс закончился. Лейла выдворила духов. Полетел догонять своих Борис Львович, налюбовавшись сексуальной красавицей супругой. Включили электричество. Хрустальная люстра брызнула светом в глаза. На лоджии Андрей встретил Бобу. Тот проветривался, обмахивая себя Жужиными красными трусиками.

– Жужелица опять потеряла. Наверное, резинка слабая.

– Ага. – Андрей подкурил.