Потом пришли буржуины

Коснулся мастер головы змия. Щупает незрячими пальцами, будто видит ими. Зыркнул воевода оком на зодчего. На белом челе жилка пульсирует теменным родничком. Очи блаженные. Перстом придавить может жизнь вельможа. Сломать, как деревянную скорлупу.

А на божьей матери плащаница уложена складочками, словно в китайский шёлк одета. Личико младенца нежно-крохотно резьбой исписано – подлинно жизнь в нём. Зодчий будто из дерева вынул человеков. В Византии таковых нет.

– Чудно режешь, хлоп. Лепо. Не обидел Перун тебя рукоделием.

Забылся отрок. В глазах синица щебечет.

– Так нету бога нашего, Перуна, воевода. Порубал ты его.

Боярин поделкою тешится, а ухо вострую дерзость выхватило, как пичужку. Фьють, из клети не выпорхнуть.

– Сказывай, зодчий, что в Новом городе промеж себя бают?

– Мой сказ обменяешь на голову, боярин, так ведь?

– Твоя башка не лисья шапка, руки дороже. За них гривнами платят. Это язык дурь баламутит.

Не тать аз Новгороду – дремучесть его. Волхвы сулят старую веру. Ромеи – новую. Не в деревянном идоле вера, отроче, но в сердце. Аз есмь пёс княжий и человек ратный. А в Новгороде воевода и власть. Бог отныне – Христос у нас. Сам ведаешь. Он господь всея Руси. Из-за моря прибыл с Великим князем. Посему – токмо тому и быть. Промолвлю вот что. Справедливо сие или нет – воля Великого Киевского. Ни тебе дерзость мне молвить, ни мне словом прелестным тебя угощать. А как изделать, чтобы этот бог до сердца дошёл, ежели порублен Перун в сердце твоем – сам намысли.

Встал воевода, заскрипела половица… Буд-то по телу прошкребла.

– А язык проглоти, паря, не то быть тебе в железе. А укажет на тебя холуй или ябедник по доносу – не помилую. Хоча среди мастеровых сам ты княжич.

– Живи многие лета, боярин. Спаси тя твой бог.

Вышел Лодь от воеводы, будто вдругорядь народился. Кому помолиться: Перуну или Богоматери? 3а милость боярскую. Лют был воевода, а слово держал.

Только всадил мастеру нож помеж лопаток соплеменник. Кровный новгородец, не тать, не печенег. За вероотступническое рукоделие. Оплакала его Ягода. Губами-вишнями холодные уста запечатала. Очи мужа перстами закрыла. Похоронила по-христиански мастера. Время ковыльный сугроб намело. Поросло памятью. В её утробе ворочается душа зодчего. Режет христианского идола Лодь.

Не отворяет воевода крамницу, где из срубленной головы Перуна резная Дева Мария с младенцем Христом народилась под святой рукой вольного мастера. Томится пленницей.

Дрожит над льдом Волхова кровавый сгусток солнца. Сам себя не греет. Закат студеные зарницы наливает в небесный купол. Угасает белёсый день вечером. Чадит лампадой жидкий месяц. Хрустит крещенский мороз. Озябший воробей не долетел под тепло крыши. Упал комок перьев, закоченел. Подняла его Ягода, в рукавицу сунула. Пусто, уже нет жизни. Мороз и в её черную косу пробрался. Седину лентами вплел.

Сочно заискрили звезды. Неволит тайну небесный купол. Невидим глаз божий, а сила чёрного неба душу высасывает, влечёт, как дьявол в прорву – не оторвать очей. Крестят купола храма небо.

Стольничий в енотовой шапке по улице едет. Ноздри всадника и коня дымят густым паром. Копыта в снег, как в полыньи проваливаются, увязают в сугроб. Паршивый пёс для порядка увязался лаем. Понёс злобу по улице и сник. В оконцах тепло ёжится.

Въехал на подворье служивый, спрыгнул, бряцая железом. Захрустела под сапогом снежная пороша. На порожек впрыгнул по-молодецки. К воеводе с депешей из столичного града. Носки от снега оббил.

Старость боярскую бороду приморозила. Бляху с восковицей зеленью покрыла. Не смотрится боярин грозно. Кожаные ремешки дряблостью схвачены. Морщины, как по вязу прошли. Изрубили лицо шрамами. В руке немочь, но пергамент держит твердо. В стариковском зрачке свеча мерцает. С божницы Иисус склонился – Читай, отче. Читает воевода губами, как молитву. По изразцам печи тени бесами пляшут.

– Скончался Великий князь Киевский.

Сложил сухую ладонь перстами. Помолился образам Добрыня.

– Земля ему пухом.

По половице мышь к теплу юркнула. Последней вознёю угомонилась челядь. Достал старец статуэтку. Огонь пробежал по морщинистым жилам дерева, прячась в резных складках. Осветилось чело. Рассохлось, но не утеряло свежести земляное лицо богоматери. Почернел лишь амулет. В глубоких глазах мадонны та же скорбь. Обнимает чадо деревянными ручонками мать. Будто нету времени для младенца Христа. Смутно вспомнил Добрыня серебряные глаза Перуна на Перинь-горе. И чело мастера-зодчего с синей жилкою на лбу. И лик Великого князя Владимира. Замерцал стариковский глаз.

Режут язычники идолов. Оставляя в дереве кусочек жизни. Богомазы пишут Иисуса…

– Княже, княже, раб божий. В сердце угасает жизнь, а в деревяшке живет.

За окном поутру вновь раззолотится куполами храм. И ангелы будут перья чистить на солнце. Осеняют себя крестом новгородцы. Раб вымаливает у скудной жизни кроху. Господин бавится роскошью, как дитя игрушкой. Воевода хлебное место псом стережет. Мастер славу кистью пишет. Все берут бога за горло – Дай!

Только смерть христианская и уравняет щедро: равенством и братством, чёрной землею насытит. Тогда побратаются усопшие вечной любовью к ближнему.

Густая ночь выдавила каплю-звезду на чёрном лике неба. Мороз-златокузнец сковал её в обруч ледяным сиянием – в мерцающую свечу – за упокой. Чадила тёплым угаром печь. Дышал на ладан Христос. Новгородский воевода скончался поутру.

А день снова рождал и отпускал на волю, как пташек, души божьи. Выплескивала множество жизней земля. Они суетились молодостью, глупостью, прыгали, щебетали, прорастали, зрели. Напивались сил, лакая из пригоршней, из луж, из блюдца, черпая из ковша и чмокая из материнской груди.

Колосилось время. Срубили пятиконечный крест палашом перестройки. И заново крестили Новую Русь в Старую веру. Но геральдический знак советской пентаграммы, отпечатавшийся в душе, кому-то был свят и дорог. И тот тоже произносил: «Спаси и сохрани».

Выпорхнула душа воеводы Новгородского через тысячу лет из вечности. Вызвали её демоны терзать. Вечно маяться ей между чьим-то грехом и своим покаянием. В час, когда совершается измена.

Предательство Руси не раз будет совершено её верховной властью. Но это было одно из самых подлых и изощрённых – измена своей веры и веры пращуров.

1991 год от рождества Христова

И снова масштабное предательство, совершённое изменниками, стоящими у власти, спустя 1000 лет… Для истории это не срок – мгновение…

Тогда, всё усиленно поливалось помоями, удобряя почву для новой идеологии управляемого идиотизма. Всё шло на свалку истории во имя светлого будущего паразитов. А на подмостках вертепа разыгрывались сцены абсурда. Эпоха недолгого правления первого и последнего президента Советской державы была стремительной и мрачной. Горбатый меченый разрушитель, наломал прилично дров, так ничего не построив и не перестроив… и подалось это ничтожество на запад, торговать мордой и пицой…

R/Вm, т.е., рабочая биомасса, а тогда ещё свободные граждане свободной страны, были готовы не щадить себя, во имя светлого будущего. Готовы сражаться и умирать за свою Родину, готовы верить в чистые идеалы. Готовы ждать эру светлых годов.

Но их предали. Изменниками оказались те, которые вели к этому «светлому будущему». К концу 80-х прошлого столетия, моральное разложение номенклатурной элиты достигло своего апогея.

Владельцами фабрик и заводов, которые строили поколения трудящихся, стала кучка начальников и функционеров ВЛКСМ и КПСС, были такие лже-патриотические общины. Численность партийной номенклатуры в те времена составляла 3 000 000 паразитов! Ничего не делающих болтунов, протирающих штаны и юбки в уютных креслах. Они превращались из «товарищей» в господ феодалов. Они и стали первыми капиталистами активно участвовавшими в собственном обогащении и развале страны.

«Во имя чего и зачем разрушена и моя жизнь, и уничтожено миллионы других судеб?

Во имя блага паразитов?! Зачем же этих паразитов взращивали, как в инкубаторе? Может, тоже диверсия?» – с опаской подумала R/A9kmm…

Советская сверхдержава, канула в вечность, подобно легендарной Атлантиде. Гибель этой великой цивилизации стала трагедией планетарного масштаба, сравнимой лишь с падением Римской империи. И страна была не просто уничтожена врагами, но посмертно оболгана, обесчещена, утоплена в грязи и помоях.

Десятилетиями людей грабила сидящая у них на головах власть, а точнее, колониальная администрация, а они радовались, что наступила свобода и можно делать всё, что хочется. Из страны выводились миллиарды, потому что всё стало можно. Для того и дали свободу…

И нынешние R/Вm – рабочая биомасса, радовалась, хотя никто наверху их не слушал, наоборот это они слушали, что им говорят сверху.

Сначала, рабочая толпа, с маркировкой R/Вm, ходила на какие-то выборы, выбирая, как ей казалось, добрых своих пастухов… Потом, толпу просто загнали в стойло, вернее, они сами туда зашли… как послушное стадо, идущее за сладкой морковкой…

А смотрящие буржуины даже дали определение этому послушному стаду, с маркировкой на запястье, R/Вm – «умное копыто»…

Вот так… Хотя, падение Великой державы, СССР, началось задолго до этого… медленное и не заметное для обывателя, приближая крах советской империи. Шаг за шагом теневые структуры будут разрушать науку и культуру, промышленность, экономику и идеологию, а главное, ломать психику советского человека. И в итоге, чтобы наконец-то вылепить из советского гражданина совкового дегенерата, который за джинсы и жвачку будет унижаться перед западом… людей приводят к оскотиниванию. Население в 200 миллионов людей будут ходить в одних и тех же носках, инженерная элита будет одета в тряпки, подтираться газетами, единственный холодильник на всю страну выходит с ручкой от ЗИЛа… Диверсии на предприятиях приводят к техногенным катастрофам, таким как Чернобыль.

Страна будет трещать по швам…

Однако, чем дальше от Советской эпохи, тем более очевидной становится простая истина: СССР был не империей зла, как шипел запад, а потерянным раем…