Стих и проза в культуре Серебряного века

Прежде чем перейти собственно к строфике, скажем несколько слов о сологубовской рифме; она тоже чрезвычайно интересна.

В первую очередь отметим многочисленные и холостые строки, особенно в сложных строфах, а также частое использование полурифмованных строк с закономерными регулярными пропусками рифм. Но с другой стороны, Сологуб нередко обращается, наоборот, к «лишним» рифмам – внутренним (как у Бальмонта), в основном – в длинных цезурированных стихах александрийской (парной) рифмовки (в примере выделены полужирным шрифтом):

Опьянение печали, озаренье тихих, тусклых свеч, —
Мы не ждали, не гадали, не искали на земле и в небе встреч.

Обагряя землю кровью, мы любовью возрастили те цветы,
Где сверкало, угрожая, злое жало безнадежной красоты.

И в пустынях терпеливых нами созданной земли
В напряжении мечтанья и желанья вдруг друг друга мы нашли,

Для печали и для боли, для безумия, для гроз…
Торжество безмерной Воли, это Я тебя вознес.

    1904
Нередко обращается Сологуб и к тавтологической рифме:

Надо мною, как облако
Над вершиной горы,
Ты пройдешь, словно облако
Над вершиной горы,

В многоцветном сиянии,
В обаяньи святом,
Ты промчишься в сиянии,
В обаяньи святом.

Стану долго, безрадостный,
За тобою глядеть, —
Утомленный, безрадостный,
За тобою глядеть,

Тосковать и печалиться,
Безнадежно грустить,
О далеком печалиться,
О бесследном грустить.

    1898
что в пределе дает монорим:

ЛУННАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Я не знаю много песен, знаю песенку одну.
Я спою ее младенцу, отходящему ко сну.

Колыбельку я рукою осторожною качну.
Песенку спою младенцу, отходящему ко сну.

Тихий ангел встрепенется, улыбнется, погрозится шалуну,
И шалун ему ответит: «Ты не бойся, ты не дуйся, я засну».

Ангел сядет к изголовью, улыбаясь шалуну.
Сказки тихие расскажет отходящему ко сну.

Он про звездочки расскажет, он расскажет про луну,
Про цветы в раю высоком, про небесную весну.

Промолчит про тех, кто плачет, кто томится в полону,
Кто закован, зачарован, кто влюбился в тишину.

Кто томится, не ложится, долго смотрит на луну,
Тихо сидя у окошка, долго смотрит в вышину, —

Тот поникнет, и не крикнет, и не пикнет, и поникнет в глубину,
И на речке с легким плеском круг за кругом пробежит волна в волну.

Я не знаю много песен, знаю песенку одну,
Я спою ее младенцу, отходящему ко сну,

Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну,
Глазки-светики-цветочки песней тихою сомкну.

    1907
На тавтологической по природе рифме – так называемом редифе – построены и две газеллы Сологуба 1913 г. В основном же поэт пользуется традиционным для русской поэзии полнорифмованным стихом, который соединяется в строфы.

Основу строфики поэта составляют вполне традиционные катрены всех основных типов. На втором месте по встречаемости оказываются александрийские двустишия со смежной рифмовкой, чаще всего длинные и цезурированные, о чем уже шла речь выше.

Значительно реже встречаются пяти- и шестистишия, которые представляют собой своего рода расширенные катрены, чаще всего – на две или три рифмы. Иногда рифмы и строки в этих строфах повторяются буквально, как в одной из любимых твердых строфических форм Сологуба – триолете; см. такой «квазитриолет», написанный по схеме аВааВ:

На Ойле далекой и прекрасной
Вся любовь и вся душа моя.
На Ойле далекой и прекрасной
Песней сладкогласной и согласной
Славит всё блаженство бытия.

Там, в сияньи ясного Маира,
Всё цветет, всё радостно поет.
Там, в сияньи ясного Маира,
В колыханьи светлого эфира,
Мир иной таинственно живет.

Тихий берег синего Лигоя
Весь в цветах нездешней красоты.
Тихий берег синего Лигоя —
Вечный мир блаженства и покоя,
Вечный мир свершившейся мечты.

    1898