Лэанкаре. Еще одна типичная история о попаданке

Это было бы лучшим выходом из сложившейся ситуации. Лучше быть психом, чем… Вот этим вот секси-ужасом на копытах и с крыльями… И с сиськами!.. Хотя не могу не признать, что тельце досталось мне слишком красивое. Даже чрезмерно, мне кажется. Ведь несмотря на мое отношение к этому происходит со мной, оно возбуждает.

Жесть-то какая… Я возбуждаю сама себя?..

Я так с ума сойду нахрен!

И уж точно от вида того, как человек берет и превращается в огромного скунса. Мать моя женщина! Это что за выверты сознания? Или это подсознание балуется, подсказывая, что окончательно катушки отправились в неизвестном направлении… А вместе с ними – остатки разума из этой рогатой головы. Матерь божья да наковальней об валенок!

Но самобичевание приходится отложить. В гудящую, будто колокол, голову нагло стучатся чьи-то не менее настойчивые мысли. И они зовут в лес. Точнее, парнишка… точнее, скунс… точнее, парнишка-скунс… Да твою же мать! У меня и так голова кругом от всего происходящего, и тут еще этот выпендривается! Тля подмозговая, будто паленой водкой по башке долбануло – такая же белка, только черно-белая.

Но он продолжал настойчиво звать. И среди его образов я начала понимать целое одно слово. «Лес».

– Да иду я, иду, – махнув рукой, сказала и сильно подумала я, стараясь сделать то же, что сейчас делал этот пушистый преобразователь мимими в вонь. – Ох, как меня все это задрало…

Так, пошатываясь, мы поковыляли в сторону леса. Спецэффекты отключены, поэтому не остается за мной выженных кругляшей, а вот ходить на копытах было сложно… Наверно, как стриптизершам на двадцатисантиметровых шпильках. Тело-то мое привычно к такому, но вот голове дюже непривычно и странно. А тут еще такой противовес спереди, в который то и дело взгляд упирается. Это еще если не вспоминать о крыльях, которые не напоминали о себе ничем.

Пока…

X. Черно-белое восприятие мира

Споро перебирая короткими лапами и распушив необъятный хвост, Керн торопился скорее убраться подальше от дороги, всё больше забирая на юго-запад, к неизведанным землям. Самое подходящее место, чтобы скрываться. В той стороне границы Гульрамского государства были весьма условны, но стражи местных феодалов не пойдут далеко от владений своих господ. Единственные, от кого можно было ждать неприятностей, это оголтелые паладины триумвирата, которые отрядами и поодиночке мыкались по миру в поисках подвигов и якобы очищая его от поражений Рилдира.

Конечно, не все они были отбитыми идиотами, некоторые работали весьма добротно, но те и о выгоде своей не забывали. Купцов не ограбили, разорвали только, значит, монстр деньгами не шибко-то интересовался. На таком много не заработаешь и, если нападения не повторятся, то они этим случаем не заинтересуются. Награды ведь тогда тоже толком получить не удастся. Не с кого будет её получать потому что. А с одиночками, буде таковые появятся, он уж как-нибудь разберётся… они разберутся.

Керн оглянулся на идущую позади рогатку, которую невольно исподтишка разглядывал. Не каждый день женщину с копытами встретишь. Ему вот ещё ни разу не доводилось. В принципе, копыта чем-то походили на башмаки, так что, если не приглядывается… и не обращать внимания на иначе устроенные колени… и одеть… О-о-о! Да кого он обманывает, не похожа она на человека, хоть ты тресни. И дурная, аж жутко делается.

Не раз и не два оборотень думал нырнуть в кусты и поминай, как звали, дальше каждый сам по себе. Думал, но так этого и не сделал. И помешали ему, как ни странно, не страх и не жалость к этой бешеной недотёпистой девице, а гордость. Какая-никакая она у Керна всё же имелась и драпать, покуда на него ещё никто не нападал, было стыдно. Перед собой, потому что на мнение кого другого плевал он с крепостной стены.

Ну, и сама по себе девица была манкая, держала возле себя, а чем – так сразу и не поймёшь. То ли тем, что была рыжая. Вся, с ног до головы. Такие на солнце будто светятся и глаз сам собой цепляется за яркие детали, да так, что не замечаешь, как начинаешь таращиться, куда не следует. То ли несоответствием дикого нрава аккуратным, правильным чертам. То ли всем этим, вместе взятым. В общем, не хотелось от неё уходить. А вот пожрать чего-нибудь было бы очень даже неплохо, но это, наверное, только к вечеру, когда будет можно передохну?ть. Или даже к ночи, чтоб поохотиться.

Весна и начало лета самое голодное время в лесу, ничего ещё не поспело, ягод и орехов нет, коренья проросли и стали жёсткими. Остаются молодые побеги трав и мясо, если, конечно, поймать получится. Да ещё жара эта, чтоб её. Керн несколько раз останавливался, принюхиваясь, но воду он не учуял, а услышал. Поперёк небольшого ручья упало дерево, образовав естественную запруду и мелкое, но обширное озерцо. Потом воды стало слишком много и она промыла ход рядом с деревом, вернувшись в старое русло по узкому порожистому проходу.

Вот это-то журчание и уловило чуткое ухо оборотня. В запруде вода согрелась и была не такой студёной, как могла бы, но Керн и такой был рад. Он мучился жаждой с самого пробуждения и с разбегу влетел в ручей по самое брюхо, жадно хватая пастью воду, фыркая и брызгаясь, а напившись, улёгся на дно, оставив над водой одни уши и счастливо пуская пузыри. Так-то лучше! Длинная шерсть колыхалась в воде, словно чу?дные чёрные водоросли. Керн вынырнул и с аппетитом захрустел панцирем крупного ручейного моллюска. Ещё парочка таких и можно будет безболезненно до ночной охоты потерпеть.

XI. Мы идем дорогой длинною

Идти было с одной стороны – тяжело. С другой стороны – отвратительно легко. Я не могу совладать с этим телом разумом, но инстинкты и рефлексы делают все сами. И стоит только отпустить вожжи, и все происходит само. И вот мои копытца отбивают стаккато по корням и земле, будто я на них уже сотню лет хожу. И даже почти удается не обращать внимания на эти полусферы, призывно колышущиеся при каждом шаге. Раз за разом откидывая длиннющие рыжие пряди с лица и ударяясь пальцами о длинные рога, я понимаю, что мои приключения не могут закончиться весело…

А ущипнуть себя, чтобы проснуться, я уже пару раз пыталась…

Да идрить твою налево с нахлестом! Я так точно нахрен копыта откину вместе с остатками мозгов! Благо, теперь есть, что откидывать…

Вздохнув, я продолжаю путь, понимая, что лучше куда-нибудь идти, чем просто сидеть на месте и ждать у моря погоды. Как кричат мысли господина перевертуса, ничего хорошего ждать не приходится. Отправят по нашу душу карательный отряд местной инквизиции и поминай, как звали. Я, конечно, не схожу с ума от радости от того, кем и чем я являюсь сейчас, но и дохнуть преждевременно не собираюсь. «Жить-то хочется, ребята» – как кто-то когда-то сказал.

За этими нерадостными мыслями прошли незаметно минуты… или часы? И мы оказываемся на небольшой прогалине, где в запруде, созданной рухнувшим деревом, весело искрится чистая водичка, коей сразу решил воспользоваться мой черно-белый, аки зебра, товарищ по несчастью. Вот только его счастливая мордочка, появляющаяся из запруды с раком в зубах, намекает и очень толсто о том, что именно этот индивид животного-маргинального образа ни черта не несчастлив, а чуть ли не доволен жизнью.

Я медленно подхожу к воде, взбаламученной прохвостом, чья шерсть, казалось, заполнила все пространство водоема, и скунс растворился в нем, как соль… Хочется пить, но, посмотрев на покрытые кровью чуть ли не по плечи руки, я решаю обождать, чтоб не перекрашивать животное в другой цвет. Пусть понежится.

Мне ничего не оставалось, кроме как сесть на торчащие и уже очистившиеся от земли корни дерева и, сложив руки на коленях, задумчиво разглядывать довольного бандюгана и пытаться разобраться в себе, в произошедшем и в том веселом состоянии, что мне присуще теперь, когда я превращаюсь в мясорубку.

И почему я к произошедшему отношусь так спокойно?

Хотя… я и в своем мире не отличалась любовью к рабам и торговле людьми… Так что чему я удивляюсь сейчас? Вот то, что у меня, мать моя женщина, сиськи пятого размера и задница исполнительницы ритма и блюза – вот это удивительно и занимательно. Не говоря уж про другие физиологические особенности хвостато-копытно-рогато-крылатой тушки, в которой мне приходится обитать уже… ммм… два дня? Ну и надо разобраться, какого черта я тут чужие мысли умею читать…

Хотя в этом есть определенные преимущества.

– Мыть, – с трудом выговариваю я слово, выуженное из головы оборотня вместе с образом действия, и показываю покрытые кровью руки. – Можно?

Тяжело привыкать к новому звучанию чужого языка, но там, дома, изучался не один язык, поэтому мне сейчас попроще – главное, в принципах построения разобраться. А там с каждым словом будет проще.

XII. Попытки во взаимопонимание

Услышав знакомую, но неожиданно осмысленную речь, Керн даже чавкать перестал. Говорящая рогатка потрясла его чуть ли не больше, чем рогатка, крушащая всё вокруг, потому что первое слово, которое она произнесла, было «вылизывать». Оборотень хотел было спросить, кого именно, но вместо этого только удивлённо тявкнул. Вот где пригодилось бы человеческое горло, впрочем, наблюдая за её жестикуляцией, Керн всё же кое-как сообразил, что это он вылизывается, а в двуногой форме моются иначе.

«Вот свинья шерстяная!» – приблизительно означал его возглас и относился он исключительно к самому себе. Рогатка, поди, тоже пить хочет, вместе ведь в клетке сидели, а он сдуру взял и всю воду перебаламутил. Только о себе и думает. Не то чтобы это было для Керна чем-то необычным, но вот в этой конкретной ситуации показалось почему-то особенно неуместным. Пожалуй, немалую роль в пробуждении у оборотня такта и порядочности сыграл тот факт, что рыжая могла испепелить его на месте, но, как бы то ни было, он зажал добычу в зубах и, виновато прижав уши, поспешил выбраться из ручья.

Сложилось такое впечатление, что при этом Керн забрал половину озерца с собой, и под чёрным зверем мгновенно натекла огромная лужа. Вся его необъятная пушистость прилипла к телу и теперь можно было увидеть, что в четвероногой форме, даже несмотря на огромные для обычных скунсов размеры, Керн так же худ и неказист, как в человеческой. К тому же оказывалось, что у него не было половины хвоста, ещё не отросшего после прошлых неприятностей.

Вода и еда, к сожалению, оборотня совершенно не успокоили, напротив. Если раньше он мучился от жажды и подпрыгивал из-за каждого шороха, опасаясь погони, то теперь просто сидел и, уже не скрываясь, пялился на роскошную наготу огненной девицы, об одежде, казалось, и не слышавшей. Душевному равновесию это зрелище не способствовало и в какой-то момент он поймал себя на том, что не может вспомнить, о чём только что думал.

Хорошо тем, кто может скривить рожу и начать фукать на рога и копыта, рыжину или ещё какую особенность. Кому-то маленьких подавай, кому-то высоких, чёрненьких, беленьких, пышечек или стройняшек. Керн так не умел. Женщины ему нравились и он в толк не мог взять, что с того, если какая-то из них лицом походит на лошадь, если в темноте всё равно ничего не видно. Но вот сейчас был день и оборотень опять потерял мысль.

«Всё-таки надо поговорить с ней, – решил Керн, – хотя бы попытаться». С причинами этого решения он так до конца и не определился, вернее, не все из них оборотень готов был сходу признать. Но, тем не менее, он всё же вернул свой двуногий облик. Хруст костей стих и Керн, хрипло откашлявшись, уселся на траву, снова уставившись на рогатку своими чёрными глазищами. Человеческое лицо выражало куда больше эмоций, чем звериная морда и теперь его интерес стал ещё более явственным, но всё же подходить без спросу парень опасался.

Он был загорелый и слишком широкоплечий для своего телосложения, из-за чего выглядел костлявым и, пожалуй, слишком изнеженным, потому что именно такое впечатление создаёт мужчина его возраста, на котором нет ни единого шрама.

– Помочь, поди… вылизаться? – ухмыльнулся перевёртыш и снова неловко кашлянул, он собирался начать разговор совсем не с этого. – Звать-то тебя как, чудо рогатое? – наконец, спросил Керн то, что нужно было узнать первым делом, он старался говорить медленно и внятно, хотя сразу после обращения голос слушался плохо. – И откуда ты свалилась такая на мою голову?

XIII. Незаданое домашнее задание

Вот тут мне достался первый урок для чтеца мыслей-самоучки: в зависимости от объекта чтения мыслей его мыслеобразы могут означать разные вещи. И я это отлично вижу, читая его насмешливые мысли, где есть реакция на мою фразу, которая в итоге означала «вылизаться», судя по дальнейшим картинкам в его голове… Хмыкнув, я качаю головой, а на лице маячит улыбка, чье отражение в воде наводит на мысли о много чем предосудительном, но сегодня и здесь я не спешу сорваться в загул, исследуя все особенности нового тела, как этого требует любой боди-бендер-хентай.

А все события последних дней именно о нем и напоминают. И я догадываюсь, что ничего хорошего, если судить по стандартной канве сюжета этих «мультиков», меня не ждет. Качнув головой, я махнула Керну рукой. Удивляться его перевоплощению я уже не спешу, хотя эта эскапада дала мне еще немного пищи для размышлений. А вот тело мое отвечает на эти происшествия совсем по-другому. Но горячие позывы где-то внизу живота удалось сдержать… Все и так пошло по тому самому месту с самого моего попадания в этот мирок.

– Не вылизаться… – тут я уже улыбаюсь в полный рот. Слова даются мне все проще. – Вымыться. Ту часть можно… потом.

Я показываю ему руки в крови в очередной раз и встаю, чтобы добраться до запруды. Боги… как же сложно ходить на этих копытах, не давая бедрам совершать колебания в полметра, а ограничиваясь хотя бы приемлемо пошлыми десятью-пятнадцатью сантиметрами… А то его мысли прямо стучатся мне в голову со своей похотью в отношении моей новой оболочки. И да, я его отлично понимаю. Будь на его месте, я бы тоже слюни пускала бы…

Но я-то, мать мою за ногу, на своем месте! И теперь я – объект вожделения, а не кто-то еще! И это – полная жесть! Но…

Тут начинается новый этап веселья. Одно из копыт коснулось воды, тут же поднялось ввысь облако пара, будто раскаленную кузнечную заготовку в воду окунули. С шипением меня обдало влажными парами, которые прохладными каплями постепенно оседали на моем теле, но тут же испарялись следом за остальными. Но я чувствую их ласковые касания, не дающие мне окончательно погрузиться в пучину страстей и пороков, которыми заполнено сердце под этой роскошной грудью.

Наконец, вода перестала шипеть. И я смываю с себя грязь и кровь прошедшего дня. Провожу руками по волосам, чувствую их бархатистую нежность, но… Я не чувствую рогов! Где эта привычная тяжесть на голове? Да и крыльев с хвостом… Вынырнув из воды, я начинаю осматривать свое тело, преподнесшее очередной сюрприз! Теперь я – просто женщина! Роскошная, конечно, ведь ни грудь, ни попа, ни ноги никуда не делись, но вот этих рожек, крыльев, хвостов и прочих атрибутов демоняшек не наблюдалось. Только вот глаза… Золотистые глаза с вертикальными зрачками остались.

– Ну что же за дерьмо-то такое, а? – вою, усевшись на это самое бревно, подарившее нам отличную возможность помыться. – Что еще я о себе не знаю?

Я не догадываюсь, что говорю на понятном Керну языке, доставая слова напрямую из его головы, где сейчас они были в лучшем доступе, чем когда он был пушистым мимимишкой.

XIV. Восприятие нереальности