Лэанкаре. Еще одна типичная история о попаданке

V. Все пьянеют по-разному

Чужая речь привлекает внимание и заставляет осмотреться уже пристальнее. Сдерживающие путы не дают рефлексам этого тела сработать раньше головы, и до того, как с яростным рыком броситься вперед в попытке разорвать случайного попутчика, мне удается не просто разглядеть человека, но и оценить окружающую обстановку. А так же симпатичную дощатую клетку, в которой мы, как звери в зоопарке, сидели, с ненавистью глядя по сторонам. У меня на руках и ногах, даже на шее – цепи с толстыми скобами кандалов, крылья жестко связаны, не давая ими махать или использовать еще хоть как-то… В общем, заковали меня на славу.

На пареньке же были колодки. А сам паренек орет, как потерпевший, призывая кого-то к нам. Как я это понимаю? Да черт его знает! Слов-то не понять, но вот будто читаю прямо из его головы. И он считает это обычным, пусть и не совсем нормальным… А вот и некий Акрам, который тоже не блещет умением разговаривать на понятном языке, но чьи мысли – вот они, на ладони.

И среди них явно читалось, что же он собирается сделать со мной. А я не собираюсь давать ему это делать! Я ему не подопытный кролик и донор, чтобы давать из себя кровь выпускать ради продажи. Кем бы и чем бы не было сейчас мое тело, но оно – мое! Другого нет…

Но пока я медленно опускаюсь на пол клетки и заставляю себя прикрыть глаза веками, мол, покоряюсь и принимаю мир, каким он есть. Хотя в действительности это было совсем не так, но кого волнуют такие мелочи? А вот в его голове отлично читались раздражение, злость на паренька, которого, как оказалось, зовут Керн, желание поскорее угомонить «сраную демонскую суку, оттраханную всеми бесами пустыни», то есть меня. Но самое главное, что нашлось в его голове…

У него есть ключ!..

И я собираюсь выбраться из этого дерьма всеми возможными способами! Они хотели выпустить из меня кровь… Но я не собираюсь уподобляться им. Что я, чудовище какое?!

Акрам что-то там бормочет на непонятном мне языке, о чем я лишь по отголоскам мыслей понимаю. В основном, о том, что все силы из меня уже выкачали, и вообще, у меня только огненная магия. И все это перемежалось огромным количеством разного сорта матерщины. Что-то в переводе не нуждалось, что-то по образам не разберешь. Я почти справляюсь с бешеным и жаждущим насилия телом, как раз вовремя, чтобы охранник наклонился надо мной и не почувствовал угрозы. Ведь я и не собираюсь ничего такого делать…

Но как-то моего мнения никто и не спрашивал. По всему телу резко растекается волна боли, заставляя скрючиться, забиться всем телом в конвульсиях. Но… почему мне это, мать моя женщина, нравится?!! Что за дерьмо с этим телом творится? Почему оно горит от наслаждения?!! Взбудораженное болевыми импульсами тело постепенно переваривает боль во что-то другое. Аррррх… Истома, бьющая по голове кувалдой, отзывается на каждое мгновение боли. На каждый нерв приходит сразу два потока импульсов, противоречащих друг другу. Я схожу с ума от боли и от радости. Когти скребут пол, выдирая из него длинные полоски дерева.

И вместо крика, с моих губ не срывается ни звука, а лишь дикими волнами расходятся волны безудержного удовольствия… Сквозь закрытые глаза я не вижу ничего, но слышу… Но что? Звуки падения?.. Не понимаю… Не хочу понимать… Я сгораю в пожаре неправильной, невозможной неги…

Помогите…

VI. Спасение и панические атаки

«Вот сейчас… сейчас… ещё полшага… полшажочка…» – уговаривал себя Керн, медленно отлипая от решётки. Вот сейчас Акрам подойдёт ближе, к самой клетке и можно будет выхватить у него ключи. Или нож. Или хотя бы сделать вид, что собираешься это сделать. Колодки всё равно едва ли позволят. А потом за это, наверняка, изобьют. Но чтоб избить, придётся сначала вынуть отсюда, а там уже посмотрим кто кого.

Слава всем богам, охранника интересовала только рогатая девица. Оно и понятно, голые магички вообще отлично отвлекают внимание. Керн изготовился к прыжку и тут же едва не упал от того, что ему опять дали по мозгам. Что творилось с рогаткой – непонятно, но прилетело и ему. Да и не только ему, судя по исказившемуся лицу Акрама. И уж если оборотня едва не сбило с ног, то человеку точно пришлось не сладко.

Или сладко, тут с какой стороны посмотреть. Керну сейчас больше всего хотелось лечь, свернуться большой пушистой чёрно-белой подушкой и остаться так насовсем, только чтобы не сходить с этого места и не утратить вгрызшегося в душу наваждения. Он знал удовольствие от сытого брюха, от шепчущих грибов, вина и женщин, но то было другое, наружное, а это шло из нутра, пусть не из его собственного, но чувствовалось-то оно именно так.

Оборотень зарычал, с рыком выпуская весь воздух, и выглядел он в этот момент действительно жутко, словно пытался сладить со своим внутренним зверем, хотя зверь молчал, а из-под контроля вышла именно человеческая его натура, оказавшаяся стократ страшнее хищнических инстинктов. Но перевёртышу урезонивать часть себя было привычно, Акрам же не выдержал такого испытания и повалился на решётку. Керн тоже упал, но по собственной воле и, прежде чем охранник успел осесть наземь, схватил его за одежду.

Кисть вывернуло из сустава, да тут ещё рогатая двинула ему копытом в спину, но добычу свою он не выпустил. Вот только толку с того вышло немного. Ключи и нож на поясе, одной рукой не ухватить, ведь если рубаху выпустишь, Акрам совсем завалится. А другой рукой не достать, колодки мешают. Керн попытался опереть охранника о клетку, но тот был тяжёл и получалось это плохо, особенно когда перед глазами то и дело возникала танцующая на углях девица. Она вертелась перед ним, нагая, с развевающимися крыльями и волосами, и с куда большим удовольствием Керн ухватил бы сейчас её, а не этого упитанного, пахнущего потом и кабаньим нутряным салом бородача.

– Да чтоб тебя… – полустоном вырвалось из груди.

Его-то боль была настоящей, отрезвляющей, почему у этой девки не так? Он уже хотел извернуться, и пнуть её, чтоб попустило, но вовремя понял, что сделает этим только хуже. И тут часть пола под ними затрещала и просела. Сосновая, в два пальца толщиной доска не выдержала веса двух тел и когтей демоницы. Бросив охранника, Керн с трудом поднялся, и шагнул поближе к рыжей, подставляясь под те самые когти, но зато оказавшись аккурат над трещиной и упершись плечами в потолок клети, надавил ещё сильнее. Ноги-то ладно, заживут. Голова всяко подороже будет.

Не успел он об этом подумать, как пол проломился окончательно. Оборотень ухнул вниз, но неуклюжие колодки застряли, и он повис, оказавшись всем телом снаружи, а головой ещё в клетке. Вот и получилось, что подставил самое дорогое. Если теперь демонице вздумается брыкаться, то не башку ему оторвёт, так без глаз оставит. Это Керна никак не устраивало и он бочком, бочком, но постарался втиснуться в образовавшуюся дыру целиком, покуда ещё действительно был целым.

VII. От печали до радости и обратно

Боль затихла, оставив после себя ощущение недостаточной наполненности. Голова пустая, но тело хочет еще чего-то. Жаждет продолжения. Охранник лежал у моих ног, рядом с ним копошился провалившийся в дырку в полу паренек. Но мой взгляд скользит мимо него, останавливаясь на кольце с ключами, столь отчетливо виденный мной в его мыслях. И теперь уже я воспользуюсь тем, что меня решили не запирать в колоду, как копошащегося парня. Все-таки дерево демона не удержит… А с цепями и кандалами у меня достаточно расстояния и сил, чтобы подтянуть Акрама к себе.

– Давай же, сука обдолбанная, – негромко ругаюсь, снимая заветную железячку с пояса. А вот дальше начинается откровенная жесть. Орудовать этими длинными пальцами с не менее длинными когтями было очень сложно, и лишь с третьего раза попадаю в замочную скважину кандалов. Мой рык мог разбудить всех окружающих… – Ах ты ж дерьмо собачье!..

Впрочем, именно это и происходит. Заворочался Акрам, заворочались остальные. Но мои руки уже свободны, и сила, державшая в узде мою новую натуру исчезла, а в груди клокочет пожар ненависти к тем, кто посмел меня пленить. Все подернулось красным туманом, из которого я уже не смогу просто так выбраться.

Ярость сжигает все и всех. Ярость горит в руках, ногах и волосах. Ярость…

Лишь картинки мелькают перед глазами. Красные. Кровавые. Страшные. Когти, рвущие чужую плоть. Огонь, выжигающий людей изнутри. Крики… Торчащие белыми зубьями наружу кости. Позвоночник, которым прибит к земле еще кто-то, воющий и сучащий ногами по ставшей красной траве. Повешенный на собственных кишках. Чье-то вырванное горло. И кровь… кровь повсюду.

Лишь потом я снова прихожу в себя. Кровь покрывает меня с головы до ног. Что-то саднит в бедре. Медленно поворачиваю голову и вижу арбалетный болт, засевший по самое оперенье и вышедший с другой стороны. Ломаю его конец и выдергиваю, нисколько не обращая внимания на боль. Меня интересует последний оставшийся в живых. В ладони играет пламя, но я не обращаю на него внимания, будто так и должно быть.

Я вся горю бесчеловечной яростью. И от каждого шага вспыхивает земля под ногами.

Я чувствую запах пепла.

Я иду за тем, кто меня предал…

И тут меня накрывает осознание… ЧТО Я ДЕЛАЮ?!

И я снова на коленях. Боль снова бьет по нервам, но боль не сладкая. Боль страшная, человеческая, правильная. Но она прочищает голову. Шатаясь, я подхожу к пареньку и ломаю его колодки, чтобы в изнеможении повалиться рядом. Отвратительный комок подбирается к горлу, пока я мутным взглядом обвожу лес вокруг. И все то, что сотворено моими руками…

Хочется блевать.

VIII. Неожиданная кровь

Когда рогатка дотянулась до ключей, застрявший в проломанном полу Керн собрался было напомнить о своём существовании, но посмотрел на неё и передумал. Из-за своего неудобного положения он не видел бо?льшей части того, что происходило в лагере, но и того, что девица сделала с Акрамом, оборотню хватило с лихвой. На остальное он и не смотрел. Пока рыжая бесчинствовала, Керн не оставлял попыток выбраться, но ломать клетку и не шуметь при этом, чтобы, не приведи боги, не привлечь внимание ополоумевшего дикого создания, выходило так себе, да и рогатка управилась подозрительно быстро.

Она снова появилась в поле зрения оборотня, окутанная пламенем, почти так, как он представлял себе несколько минут назад. Керн замер, запоздало подумав, что надо было наплевать на шум и выбираться, пока была возможность, а теперь уже слишком поздно.

«Хана котёнку, больше срать не будет…» – как-то тоскливо подумалось ему. Из всего, что он успел заметить за этой девкой, совершенно однозначно следовало, что сейчас его освободят от колодок. Вернее, колодки от него, посредством отделения головы от туловища. Оборотень скривился и закрыл глаза, будто у него заломило зубы. Демонские когти вонзились совсем рядом с ухом, но вместо хруста костей он услышал треск дерева. Дырявая доска, что удерживала его запястья и шею, сломалась пополам и Керн соскользнул под телегу, не эстетично плюхнувшись на задницу.

– Б-благодарствую… – робко проблеял он, потирая саднящий загривок и, наконец, ощупав коросту на недавно разбитом затылке. Там уже ничего не болело, но судя по всему, прилетело ему вчера изрядно.

Но рогатка не слышала его благодарностей, она повалилась рядом и вид у неё был такой, словно девица нализалась собственной шерсти и её комок теперь застрял у рыжей в глотке. Уж в чём, в чём, а в умении удивлять этой барышне не было равных. Ну, и в перепадах настроения тоже, пожалуй. Керн настолько обалдел от подобного поворота, что даже позабыл о своём намерении сбежать в лес при первой же возможности.

– Ты чего?.. Человечину в первый раз попробовала, что ли? – он выполз из-под телеги и покрутил головой из стороны в сторону, с удовольствием ставя позвонки на место. – Надо же, нежная какая.

По молодости, пока ещё не совладал с внутренним зверем, Керн тоже всякую ересь творил. Не всё из этого он помнил, но и чего помнил было довольно, чтоб задуматься. Ну, например, над тем, для чего звери дерьмо жрут.

Брезгливость в нём ещё тогда повывелась, но, осмотрев стоянку, оборотень таки решил, что обыскивать трупы не станет. Нечего потому что там было обыскивать, почти никого целого не осталось, а из живых и вовсе только рогатка да он.

Странная девка, то вроде ярость в ней бесится, а то самой от себя противно. Одержимая будто. Бывают ли такие как она одержимыми, Керн не знал, но и объяснения другого найти не мог, потому остановился пока на этом. А одержимые, они обычно к какому-то делу постоянно стремятся. Вот этой, похоже, людей убивать нравится, будь она неладна. Почему-то только людей, ведь его же она не тронула. Хотя, может не успела просто, так-то он тоже двуногий, и от остальных ничем не отличается.

Обмозговав всё это, он понял две вещи. Прежде всего, к людям рогатке нельзя. Она ж со своим колдовством и силушкой деревню за пару часов подчистую выкосит. Сказать по совести, Керн не любил людей, но не до такой степени, чтоб вырезать всех подряд от мала до велика. Ну, и самому ему под это покос попасть совсем не хотелось, потому он взял, да и принял своё звериное обличие.

Рогатка всё равно болтает на непонятном языке и его тоже наверняка не понимает, рванину, что была на него напялена, беречь не стоило, да и со стоянки Керн ничего забирать не собирался. К тому же, сейчас лучше в лесу отсидеться какое-то время. А то ведь трупы-то найдут и на тварь, что их убила, начнут охоту. Рогатку то ли видели с торговцами, то ли нет, а вот его-то видели точно. И ничего хорошего это оборотню не сулило.

Крупный, размером с хорошую собаку зверь поднялся на лапы и встряхнулся, скидывая остатки ненужного больше тряпья. Он был весь чёрный, только посреди морды красовалась белая отметина, переходящая в «шапочку» на макушке и расходящаяся дальше на две симметричных полосы по бокам, заканчивающиеся у короткого, но очень пушистого хвоста. Шерсть на нём была до того длинная, что казалось, этот хвост и есть половина зверя. Керн изогнул спину, зацокал, зафыркал и принялся скакать вокруг демоницы.

«В лес! В лес! Надо в лес! Сейчас же!» – без конца повторял он, не особо надеясь на понимание, но всё же не желая упускать даже такого мизерного шанса втолковать этой пусторогой, что нельзя просто сидеть здесь и дожидаться, пока кто-нибудь с дороги не заметит неладное.

IX. Экстренные новости о мире магии!

Я сижу и не понимаю. Я не хочу осознавать, почему мои руки красны, а на губах солоноватый привкус чужой крови. Я не хочу признавать, что вот это чуждое удовольствие и упоение чужими смертями… что этот голод до чужих страданий… любовь к крови и сырому мясу… что вот это все – теперь я. Я не хочу! Я не могу…

Ведь это не я… Это не я… По чужим щекам текут мои слезы. Слезы бессильной злобы и ненависти. Встряхнув головой, я со всей силы ударяю в землю копытом, и оставляя в ней глубокую рытвину. Силы этому телу явно не занимать… Что прекрасно видно по состоянию всех, кто оказался таким недалеким, чтобы разозлить… Меня? Черт! Что за дерьмище-то творится, высоковольтник им в жопу с поворотом?.. Может, я просто в дурке лежу, свихнувшаяся и завернутая в рубашку с длинными рукавами?..