Убить грешника. Остросюжетная ироническая история

– На вокзал. Мне до утра перекантоваться.

– Думаете на вокзале поймать золотую рыбку? Кроме вшей и неприятностей от бомжей с ментурой вы ничего не поймаете. Вы знаете, я вспомнила недавний дорожный разговор с пассажиром. Мужчина рассудительный. Из попов оказался Он мне рассказал притчу о добре и зле. Саму притчу успела забыть, а вывод помню: сделанное тобою зло другому человеку, возвращается к тебе же в сто кратном размере, а добро – в тысяче кратном. Вывод: спешите делать добро. У меня три причины сотворить благое дело. Первая – у меня заканчивается бензин и рабочий день. Вторая – я по сравнению с вами олигарх. У меня собственная машина и патент на оказание частных услуг по перевозке пассажиров из пункта «А» в пункт «Б». И, главная причина – два часа назад мне исполнилось 35 лет. Не красная дата календаря. Скорее повод встретить шампанским вторую половину жизни и пожелать себе прожить её лучше, чем первую.

– Поздравляю. Желаю от всей души всего, много и надолго.

– Всего и много желают до первой брачной ночи, а получают надолго алименты и жизнь в кредит. Мне хочется чуть-чуть счастья и удачи, но каждый день. Почему вы не волшебник?

– Родителей не выбирают.

– Вы меня обманули! Вы волшебник! Мамашки сдают вам на руки 25—30 орущих, бегающих, визжащих, плачущих сорванцов. И вы, каким-то волшебным образом, умудряетесь наполнить их головёнки знаниями. Обычный человек больше пяти минут не выносит гвалт голосов и мелькание тел на перемене в младшей школе. Вы герой! За намёки на зарплату готовить граждан Отчизны под силу подвижникам земли Русской. Кстати, как вас зовут?

– Тимофей.

– А отчество?

– Я не такой старый. Выгляжу неважно?

– Выглядите вы прекрасно. Как положено мужчине во цвете лет. Но, как учитель без отчества? Некрасиво. Не солидно. Подрывает авторитет народного образования и имидж учителя.

Олигарх вошёл во вкус игры вокруг его образа учителя младших классов:

– Алексеевич. Своё имя вы держите в тайне?

– Упаси Боже! Пассажир должен знать на кого жаловаться. – Рыжеволосое чудо показало рукой на бейджик, прикреплённый на панели под носом Тимофея. Читайте: «Баврина Ирина Владимировна», номер патента, телефон. Всё по закону. Будем считать себя знакомыми. Теперь о добром деле. Хочу дать вам до утра и кров и стол. Только в том случае, если вы обещаете держать себя в рамках приличия. В противном случае из вас получится долгожитель больницы. Я не угрожаю. Я предупреждаю. Как табличка электриков на стене «Не влезай! Убьёт!»

Тимофей не ожидал приглашения. От волнения он не знал, куда себя деть. Бестолковые руки пытались занять то одно положение, то другое. Пальцы нервно пытались поправить несуществующий галстук, застегнуть мифические пуговицы и проверить запонки. Глаза олигарха напрочь забыли про знаменитый тяжёлый Тимофеевский взгляд. Ему хотелось смотреть на Ирину, но не известно почему, считал это «неприличным». Пытался честно задержать взор на чём-нибудь нейтральном, но, помимо его воли, глаза словно магнитом притягивало рыжеволосое чудо с изумрудными глазами. Лицо олигарха, забывшего стыд лет двадцать назад, алело в полумраке салона.

– Вы согласны? – спросила Ирина, и, не дождавшись ответа, тронула желтобокую машину с места.

– Но без подарка неудобно. Всё-таки у вас день рождения.

– Вы мне вместо подарка почитаете стихи.

– Стихи? Но…

– Как! – удивилась Ирина. – Вы, учитель младших классов, и не знаете детских стихов. Я обожаю Агнию Барто, Чуковского, Маршака.

К счастью, олигарх Тимофей Алексеевич Антонов обладал великолепной памятью и знал наизусть множество детских стихов.

Вечер удался. Немудрёная закуска казалась яствами с царского стола, шампанское кружило голову, водка придавала уверенности, а Агния Барто в компании с Чуковским сделали вечер восхитительным, а финал предсказуемым. Роман Тимофея и Ирины стартовал в будущее. У Тимофея хватило ума не снимать с себя маску учителя, одетую стараниями Ирины.

Глава 2

Наши дни…

Благообразный сухонький старик, с белой козлиной бородой клинышком, на электрической инвалидной коляске осторожно подъехал к рухнувшему в беспамятстве Тимофею. Резиновые шины чуть слышно шуршали в тиши тюремной камеры. Глаза старика, цвета воронова крыла, уставились на тело Антонова, словно два пистолетных дула.

Время шло. Тимофей не шевелился.

Старик откуда-то сбоку вытащил тонкую серебряную трость и тронул ею плечо лежащего перед ним мужчины.

– Эй, человек! – мягким баритоном сказал старик и ещё пару раз ткнул Тимофея в плечо тростью. – Ты, случаем. Богу душу не отдал?

Тело молчало и, казалось, не дышало.

– Тьфу! – возмутился старик. – Молодёжь малокровная пошла. Эй! Кто там на стрёме? – повысил голос инвалид.

В камере, как из воздуха материализовался шустрый, мелкий зек из породы «шестёрок».

– Александр Васильевич, вызывали?

Старикан слегка ударил тростью по полу:

– «Лепилу», срочно!

«Шестёрка растворилась в воздухе быстрее, чем бородач успел закрыть рот.

Через пять минут в камеру влетел запыхавшийся тюремный врач с укладкой неотложной помощи. Без лишних слов врач нагнулся над Тимофеем и проверил пульс. Обернулся к бородачу и кивком головы, с намёком на улыбку, дал понять, мол, пациент жив, но в глубоком обмороке, и принялся приводить Тимофея в чувство.

Старик не спешил покидать камеру. Вынул из кармана шикарного китайского халата (по иссиня-чёрному шёлку разметались в яростной битве шитые золотой нитью драконы) массивный серебряный портсигар. С коротким музыкальным перезвоном открыл его тонкими, синими от татуировок пальцами, взял длинную коричневую сигарету. Из другого кармана вынул ярко жёлтый узкий шёлковый мешочек. Достал из него длинный нефритовый мундштук. Вставил сигарету и прикурил от изящной золотой зажигалки. Сизые кружева ароматного дыма закружились в воздухе. Запахло толи ладаном при отпевании, толи миррой при венчании. Старик прикрыл глаза тяжёлыми отёчными веками. Стала видна на них синяя вязь слов: «Спи спокойно».

Незваный гость Тимофея не спал. Он о чём-то своём задумался. По антуражу и пошибу поведения видно, что старичок, несмотря на годы, и благодаря пережитым невзгодам, не пенсионер районного значения. Скорее всего «его старческое величество» занимало весьма достойное место в ареопаге авторитетных людей криминальной России. Хотя, нынче в смутные времена, всё перемешалось на просторах Родины. Высокое звание «вор в законе» опошлили и опустили казённые людишки. Прославились не борьбой с родным криминалом, не личными подвигами в назидание потомкам. Опозорили тем, что находясь внутри закона, они воруют, вытирая ноги о сам закон. От того и звание «вор в законе» обрело другой смысл. Государевы слуги крысятничают в государственной казне от пролива товарища Лаперузо до главного города Калининграда, и толпами бегут с корабля под названием Россия. Капиталы, стервецы, хоронят по забугорным офшорам и банкам. Честному урке и воровать скоро ничего не останется. У работяг в кармане вошь на аркане. Мелкий бизнес сам с протянутой рукой. Средний и крупный чиновничье семя обсасывают со всех сторон – подцепиться нет возможности.

Воруют все.

Воруют всё.

Честному вору в компании бесшабашного чиновничьего жулья и казнокрадов нет места. Посудите сами, как звучит: «Яша Япончик депутат госдумы или Маруся Морозова банкирша.» Смешно слушать и ухо режет. Хотя, наоборот: депутат – вор, банкир – жулик, звучит прекрасно и никого не удивляет. Своим воровством государевы люди поставили отечественный криминал в неудобное положение. Заграничные товарищи из «Триады», «Коза Ностра» начинают откровенно подсмеиваться над нашими авторитетами криминального мира, мол. Пора вам лапти сушить. Лафа кончилась. Вам на смену пришло новое поколение – воров миллиардеров.

Обидно, конечно, выслушивать подобные подначки, но, увы, что выросло, то выросло. Может и правда пора на покой, но за державу обидно – оставят новые ворюги страну с голой жопой, нищим народом и умотают в свои Лондоны – Богамы…

Много любопытных мыслей роилось в седой голове инвалида…

Тимофей застонал.

Старикан мигом распахнул глаза. Узник одиночки лежал на кровати. Доктор произнёс первые слова:

– Александр Васильевич! Он сейчас очнётся. Укол делать?

Старикан бросил взгляд на бледную физиономию Тимофея и кивнул головой в знак согласия.

Тюремный врач затянул жгут на правой руке Антонова и, войдя в вену, медленно сделал укол. Тимофей застонал и открыл ошалевшие глаза.

– Где я? Что со мной?

По знаку старика «лепила» и «шестёрка» испарились из камеры. Сам инвалид не спеша подъехал к кровати и заглянул в глаза Тимофею.

– В тюрьме, мил человек! В острог вас, значитца, определили. От расстройства чувств вы пришли в невротическое расстройство и натурально упали в обморок. Нежная, однако, у вас натура.