Вот тут-то счёл самым подходящим моментом подать голос и «лоцман Ломан»:
– Ваши опасения преувеличены. Семь линий минных заграждений перекрывают вход и в Таганрогский залив, и в нашу гавань.
– Пусть только сунутся, – подхватил Матусевич, – такой фейерверк начнётся! Опасность с моря исключена.
– Если мины сработают. Вы, служивые, должны помнить, как в четырнадцатом тот проклятущий «Гебен» топтался прямо по минному полю и добрых четверть часа лупил по Севастополю. И ушёл, сука, безнаказанным.
«Служивые», равно как все прочие черноморцы, конечно же помнили, о чём речь. Даже те, кто в тот памятный день не оказался в Севастополе…
В то раннее утро линейный крейсер «Гебен» – он же флагман турецкого флота «Явуз Селим Султан», – вынырнул из тумана почти что на траверзе Северной бухты, где стояли на банках и якорях больше половины кораблей Черноморского флота России. Приблизился, вышел на внешний рейд и открыл огонь.
Несколько раз, пока 280-мм орудия линейного крейсера посылали трехсоткилограммовые снаряды на Севастополь, датчики линии гальванических мин, установленных на внешнем рейде, срабатывали, отмечая контакт со стальной громадой «Гебена». Датчики срабатывали, – а взрыватели гальванических мин не были включены. И пока шли переговоры и согласования, линейный крейсер с обоими своими эсминцами сопровождения отвернул мористее и скрылся в тумане…
Матусевич подтвердил с искренним сожалением, поддерживая официальную версию причин произошедшего в 1914 году:
– Да, проспали тогда в Севастополе, не успели включить линию гальванических мин. Но, – тут же он включил мажорную интонацию, – здесь у нас только контактные и магнитные мины, эти не подведут.
И, только сказав, спохватился, что проявил знание, вовсе не входящее в компетенцию связиста.
Но, оказалась, на это никто больше не обратил внимания. Комендант спросил только:
– А белые о наших минах знают?
Ломман развёл руками.
– Да, постановку мин утаить не удалось. Даже аэроплан их прилетал, разведывал…
Комиссар Никулин ещё раз посмотрел в окно, обращённое к Таганрогскому заливу, прищурился на ясно различимый силуэт трехтрубного крейсера, на тёмные линии канонерок и катеров, и с сожалением покачал седеющей головой.
– Не зря эскадра остановилась возле вашей «первой линии». Тральщиков своих небось ждут.
Матусевич ещё раз проявил осведомлённость, не соответствующую его должности, и опять никто, кроме Ломмана, не обратил на это внимания.
– Мины защищены противотраловыми зарядами. Так что траление – дело долгое. Успеет к нам подкрепление подойти.
Тут Ломман решил несколько повернуть разговор, чтобы никто не успел задуматься над репликой партнёра:
– А схема постановки минных полей засекречена и надёжно спрятана.
Воцарилась непродолжительная пауза. Затем комендант Мариуполя спросил только:
– А не лучше ли её вообще уничтожить?
Вот тут уже Ломман сказал с искренним, неподдельным возмущением:
– Как можно? Нам же самим надо будет всё разминировать… Когда опасность минует.
Никому из присутствующих, кроме Леонида Матусевича, естественно, и в голову не пришло, что под «опасностью» Ломман подразумевает советскую власть.
Совещание вскоре завершилось – обстановка отнюдь не способствовала долгим разговорам. И спустя несколько часов из узла оперативной связи, которым заведовал бывший инженер-лейтенант Черноморского флота России Леонид Матусевич, ушла собственноручно отправленная им радиограмма:
«Кагул».
Конфиденциально, срочно.
Флагману эскадры.
Вход в залив и гавань заминированы. Достоверная карта всех линий заграждения имеется. Примите в 6.00 с NW весельный ял с двумя офицерами для разъяснения обстановки. Ждём подтверждения.
М-порт.
Ответная радиограмма поступила менее чем через час. Нормальное время для согласования, принятия решения и отправки. В ней «М-порту» от имени Флагмана разрешалось прибыть на борт минного катера № 7, выдвигаемого в условленное время на NW от основной группировки.
…Время было выбрано неслучайно. На этой широте в средине марта едва начинает в пять часов брезжить рассвет, но к шести утра уже светает.
От артельных мостков офицеры отчалили вообще никем не замеченными. А когда – через полчаса – береговой патруль всё-таки заметил уходящий в море ялик, стрелять уже было поздно.
Преследовать вёсельный ялик было не на чем: дизельные лоцманские катера и оба баркаса с паровыми машинами стояли на приколе, разрешение на выход в море мог дать только капитан порта, а мог и не дать: мины не разбирают, где там свои, а где чужие. И стоило ли поднимать шум из-за какого-то ялика?
Вот так Матусевич и Ломман выгребли за внешнюю линию минного поля, а затем, преодолевая невысокую резкую азовскую волну, догребли ещё кабельтов до минного катера № 7.
С катера им сбросили штормтрап, на палубе обыскали, тщательно, но не грубо. Затем катер, взревев мотором, заложил разворот и помчался к «Кагулу».
И вот кают-компания крейсера, где самозваных помощников ожидают командир «Кагула», капитан 1-го ранга Остелецкий, седовласый морской волк со знаками различия Вооруженных сил Юга России, начальник штаба эскадры кавторанг Потапов и трое старших офицеров, – один морской и два пехотных, командиры десантных батальонов.
Старшина бригады катеров, испросив по-уставному разрешения, ввёл в кают-компанию Матусевича и Ломмана, в форме офицеров Русского императорского ЧФ, с погонами и нашивками.
Матусевич – он вошёл первым, – отдал честь и обратился к старшему по званию:
– Здравия желаю, ваше превосходительство. Разрешите представиться?
Каперанг Остелецкий выдержал паузу и только затем сухо бросил:
– Позже. Вы прибыли для разъяснения обстановки?
– Так точно, – отрапортовал Матусевич, не подавая виду, что рассчитывал на несколько иную интонацию. – Подходы к гавани Мариуполя заминированы.
– Это нам известно, – так же сухо бросил Остелецкий. – И это всё?
– Никак нет, – невольно сглотнул Матусевич. – Мы располагаем достоверной схемой постановки минных полей.
– Вот как? Забавно… – произнёс тем же тоном капитан 1-го ранга; на секунду его взгляд остановился на пакете в руке у Ломмана. – Вы её доставили?
– Так точно. Извольте получить.
Капитан 2-го ранга Потапов выступил вперёд.
– Разрешите, ваше превосходительство?