– Вот видишь на небе солнце? – продолжал Мотылек. – Видишь, Боренька?.. Э-э, Борис Леонидыч.
– Конечно, вижу! Кто его не видит?
– А пятна на нем видишь?
– Откуда? Я же не телескоп. – Борис принялся привязывать крючки к поводкам, любуясь попутно новыми поплавками, купленными за бешеные деньги в магазине «Рыболов» на Таганке. Поплавки были настоящим произведением искусства: тонкие, длинные, изящно расчерченные красными, черными и белыми полосками.
– Вот! – Шелкопряд задрал вверх указательный усик. – А в этой книге (он хлопнул по «Жизни насекомых») только одни черные пятна, а солнца-то и не видно.
– В смысле? – спросил Борис.
– Без всякого смысла. Правда в том, брат…
– В силе?
– Ну, в силе – понятное дело, но – не-е-ет!.. – Мотылек потянулся и почесал под мышкой. – Тут дело в другом. Правда – она в любви. А где в этой книги любовь?
– Ну, там, наверное, есть, как вы там… потомством, детенышами… обзаводитесь, личинками то есть…
– Ты про половые контакты? Это примитив. Простейшее продолжение рода. Я о любви всеобщей, всеохватной, планетарной, ноосферной, как писал Вернадский.
– А он писал?
– Писал, писал. Но тоже не охватывал.
– А ты, значит, охватил? – Борис закончил менять снасть и пошел пробовать правильность огружения: опускал леску с поплавком и грузилом в большую ржавую бочку с дождевой водой, стоящую у крыльца веранды. Надо было, чтобы поплавок под тяжестью грузила торчал над поверхностью не слишком высоко. Это значило, что рыба почти не почувствует веса грузила и приманки и легко попадется на крючок. Но грузило оказалось слишком тяжелым, поплавок скрылся в воде с головой и не думал показываться. Борис чертыхнулся и вернулся к столу, перевязывать, облегчать грузило.
– Охватил, охватил… Помнишь, у Элтона Джона, «Похороны для друга», «Фьюнерал фор э френд», три с половиной минуты там медляк, гитарный запил такой неплохой, а потом фано вступает с ударными, остинатно долбит так, что башку сносит, та-та-та-та, та-та-та-та! – Мотылек побарабанил крылышком по креслу. – Хотя дальше там, середина и концовка – так себе, где он петь начинает, ничего особенного, можно не слушать… Но вот эта минутка, где фано вступает… Да, есть вещи посильнее Фауста Гете. – Он взглянул на Бориса.
– А ты что, английский знаешь? – прошепелявил Борис, он привязал новое грузило и как раз откусывал лишний кусок лески, косясь на Выхухоль. Та все время его ругала за такие откусы…
– Я? Откуда? С чего ты взял? – Мотылек снял очки и пристально посмотрел на Бориса. – Так, китайский немного. Врожденный. На детском уровне.
– Ну, фьюнерал этот, Элтона твоего Джона. Да еще так произнес, прямо как король английский… – Борис откусил еще кусок лески.
– Come on[1 - Да ладно! (Англ.)], Борис! Все любители музыки Элтона знают…
– Борис, ты опять зубами откусываешь? – спросила сквозь дрему Выхухоль. – У тебя что, зубы казенные? Ножницы для чего? – Она открыла глаза. – И опять леску расплевал по всей веранде! А мне потом отчищать…
– Когда это ты отчищала? У себя лучше командуй! И вообще, ты же спишь! – сказал Борис.
– Я днем не сплю. Когда это я днем спала? – Выхухоль потянулась и зевнула. Выпила воды. – О литературе беседуете? – Она приподнялась и достала из шкафа, стоящего рядом у стены, толстый том:
– Вот – такая же фигня, «Жизнь выхухолей». Ни слова правды. Где они таких выхухолей видели?
– Да, лажунчики полнейшие. Фантазеры, – сказал Мотылек. – Скрывают сущность за видимостью. Думают, что факт сильнее всего. А что такое факт? Это так, видимость… Эти, якобы ученые, видят мир с изнанки. А надо видеть суть. Каббала же об этом прямо говорит, взять хотя бы фильм «Матрица». А где в этих якобы ученых трудах о насекомых это самое зерно любви?.. – Мотылек горестно развел крылышками. – В груди которое? Борис Леонидыч, давай-ка лучше мы с тобой Лепса поставим, «Самый лучший день». Вот в этой песне, скажу я тебе, и есть сущность, в ней правда и про нас, шелкопрядов, и про вас, людей, да и вообще, планетарно…
– Ты думаешь? Нет, давай лучше «Я свободен».
– Кипелова?
– Ну да! А еще лучше версию со Шнуром, из «Бумера». Я всегда в машине слушаю.
Выхухоль и тайная тайна Мотылька
Мотылек заболел. Он лежал на постели в своей комнате на втором этаже, укрытый толстым одеялом. Выхухоль пыталась кормить его с ложечки малиновым вареньем.
По близкой крыше барабанил дождь. В окнах свистел северный ветер. Мухи на окне обессилели и еле ползали по деревянному подоконнику.
– Ешь, маленький! – Выхухоль огорчалась: Мотылек ел неохотно, мотал головой, отпихивал ложку. Даже когда Выхухоль принесла любимое лакомство Мотылька: лепестки чайной розы с капельками вареной коричневой сгущенки.
– Надо температуру померить, – Выхухоль положила ладонь на лоб Мотылька. – Ой, беда-то какая, ой, беда. Горячий!.. Борис! – крикнула Выхухоль вниз, – принеси градусник!
Пришел Борис с градусником. Попробовал сунуть под мышку, но крылышки были такие слабые, что даже не держали градусник. Борис потыкал, потыкал градусником, как-то весь сгорбился, глаза у него стали мокрые, и Выхухоль прогнала его на кухню, греть воду, чтобы всегда была под рукой.
– Ну что же ты так, Сяо-цань мой дорогой, – говорила Выхухоль, вытирая полотенчиком пот с выпуклого лба Шелкопряда. – Ты это, давай, давай, держись, не сдавайся, выздоравливай…
Дождь все не прекращался. Стемнело. Мотылек разметался на кровати, вялые крылышки совсем сникли, усики свились в колечки.
– Держись, держись, пожалуйста, – сказала Выхухоль.
Борис принес заваренный чай с малиной и зверобоем. Туда же покрошили таблетку аспирина. Выхухоль сунула носик чайника в рот Сяо-цаня. Тот отпил два глотка и закашлялся, тяжело двигая остреньким кадыком.
– Пей, пей, дружище… Не сдавайся! Мы еще с тобой полетаем! – сказал Борис, отпыхивась после подъема по крутой лестнице. Выхухоль принюхалась.
– Борис! – сказала она сурово.
– Что? – спросил Борис. – Я немного совсем. Экстренная же ситуация!
– Алкоголем горю не поможешь, – сказала Выхухоль. – И проблемы не решишь. Ты мне нужен трезвым. Вдруг в город везти?
Ночью жар усилился. Выхухоль сидела у кровати и думала, надо ли везти Мотылька к врачам в город. Болезнь на переломе. Удастся миновать кризис, тогда есть надежда.
– Кто здесь? – открыв глаза, прошептал Мотылек. – А, это ты…
– Я, я, лежи спокойно.
– До утра не дотяну, да? – сказал Мотылек. – Не плачь.. Дай мне руку. Вот так. Я открою тебе тайну… Надо, чтобы хоть кто-то… Такую тайну, что… – Он задышал еще прерывистее, кашель сотрясал тонкое, почти невесомое тело. – Я в самом деле не Шелкопряд… Я… Ко Антрим Мотыль Шотландский, Граф Мармар… Кавалер Ордена Белого орла… Ты слушаешь?
«Бредит, – подумала Выхухоль. – Бедняга. Кино насмотрелся. Совсем плохи дела, все-таки надо везти в город».
Но вслух сказала:
– Слушаю, слушаю. – И, чтобы поддержать больного, спросила: – А как же шелковая фабрика, ковер…
– Легенда, – прошептал Мотылек. – Прикрытие. На самом деле меня забросили с парашютом, в район…
За окном длинно сверкнуло, спустя время донесся тяжелый раскат грома…