Иванов: – Товарищ капитан, разрешите обратиться?
Котлов: – Ну?
Иванов: – Товарищ капитан, вам ниток не надо?
Капитан: – Это зачем?
Иванов: – Да зашить карманы… мне.
Старшины
Старшины у нас с интересными колоритными фамилиями. Эти фамилии уже сами по себе настраивают на иронический лад, хоть бери карандаш и сразу рисуй карикатуру на старшину, которого ещё и знать-то не знаешь: старшина Горох, старшина Тришкин, старшина Криворучко, старшина Шмалько. Это старшины старой закалки – настоящие «макаронники», профессионалы. А вот последний наш старшина Диков, явно залётный. Не похожий ни на кого. Нацепил на грудь значок «Отличника», а рядом значок первого разряда по бегу – такой тусклый, потёртый, прямо антикварный – вытащенный наружу из бытового мусора. Ротный капитан Котлов пришёл и смотрит то на грудь старшины, то в лицо. Этот Диков странный какой-то: построит роту, приставит правую «растопыренную» руку к козырьку у виска, а левую прижмёт плотно к бедру (как при равнении на знамя) и так сильно и дробно бьёт об пол ступнями ног, шагая в направлении командира роты, чтобы фальцетно сказать: « Товарищ капитан, рота по вашему приказанию построена. Докладывает старшина Диков!» Кажется, что он и в самом деле «залётный», далёкий от службы человек, с резкими выходками и диковатым блеском глаз.
Другое дело старшина Горох: – Ты служишь, – говорит он солдату, – для того, чтобы потом со спокойной совестью жить, отдыхать, встречать праздники. Чтобы потом на душе у тебя было спокойно.
…Я принёс из штаба приказ и вручил старшине в коридоре. Старшина Горох очень серьёзно его прочёл. Потом перечёл. И ещё раз пробежал по тексту глазами. Он не расписался там, в коридоре, хотя карандаш я ему уже подал. Он зашёл с приказом в канцелярию. Прошёл к дальнему (своему) столу и сел. Положил перед собой приказ и приложился карандашом к нему старательно и умно. Расписывался в два приёма: до половины росписи, а потом вторую половину продлил красивыми крючками. И, сделав несколько закруглений, подал мне приказ. Я посмотрел на подпись. К ней он присоединил буквы «Ст.» – то есть «старшина», – как что-то обязательное и неотъемлемое от него самого. И я понял, что он себя по-настоящему уважает.
Диалог двух старшин
– Ты что делаешь с теми, кто уклоняется от зарядки?
– Ничего. Отправляю на зарядку.
– А я по-другому: вытаскиваю из дыр, строю и пошёл гонять по плацу. Зарядка уже пройдёт, а они всё бегают.
– А кто это установил, зимой зарядку проводить в течение 15 минут, не знаешь?
– Это приказ министра.
– Вообще правильно. Ещё при Петре Первом была зарядка по 30 минут. Нечего было делать солдатам.
– А что она зарядка-то даёт?
– Как что – ангину!
Старшина Криворучко и дневальный
Старшина:
– Командир здесь?
– Здесь.
– Что делает?
– Командует.
Старшина:
– Понятно.
Подполковник тыла старшине Криворучко:
– Рукавицы выдайте, у них стащили.
Старшина:
– Стащили… Может, сами отдали?
Подполковник:
– Нет, нет, они не обманут. Они ещё молодые солдаты, чтоб обманывать.
Честные.
Старшина Тришкин на разводе:
– Рядовой Чернов, сходите за маслёнками.
(Солдат не идёт). Старшина ещё раз приказывает. А потом делает вид, что не приказывал, а спустя полчаса спрашивает: – Рядовой Чернов, а почему вы всё-таки не выполнили моего приказания?
Чернов: – Товарищ старшина, я выполнил ваше последнее приказание.
Старшина: – Какое?
Чернов: – Я выполнил общую команду «Становись!»
Пришёл старшина Шмалько к майору Кротову и доложил:
– Вы просили список «отличников». У меня есть отличник боевой и политической подготовки рядовой Сергиенко.
– Посмотрим, – сказал майор.
– У него всего одна «двойка», товарищ майор, – сказал Шмалько.
– Вы же знакомы с положением об отличниках? – напомнил старшине майор.
– А мне кажется, что он отличник, хотя и имеет одну «двойку».
– Это неправильно, – констатировал майор.
– Тогда у нас нет вообще отличников, – обиделся старшина.
– Есть, – сказал майор. – Вы бы, конечно, могли «на своё усмотрение» избрать отличника, если бы он не проверялся, а уж коли проверялся и имеет «двойку», здесь даже на «ваше усмотрение» не выйдет.
Монолог старшины Шмалько:
« Отслужил, видно… старый стал, подумать только, ведь совсем недавно всё было хорошо. Но этот… покоя от него нет. Непокорный. А, может, оно так и надо, а, может, уже движет другая жизнь, а я в ней, вернее, за ней тащусь, и не так уж браво, как мне кажется. Я – старшина, командир небольшого очень образованного взвода. Я так всегда и начинаю: Мы, мол, все здесь грамотные люди, особенно вы – очень грамотные, но мы с вами – солдаты и поэтому… Далее я говорю о присяге, о беспрекословном выполнении приказов командиров и о многом другом, нужном всем в армии. Обычно молодые солдаты возмущаются, как, мол, это беспрекословно, ведь мы сознательные и так далее… А я говорю им: «Вот и настройте своё сознание, свой ум, свои знания на выполнение приказания начальника, не обсасывайте приказ. Знайте и верьте, что там не глупее вас сидят люди – командиры ваши». Ну, оно, конечно, дело молодое – не сразу доходит. Старослужащие в таких случаях молчат и глаза такие понимающие у них, правда, всегда чуть насмешливые. Со старослужащими можно работать. Уж ежели он вскипит когда, так это от того, что устал – нервы сдают. Служба-то она не легка: с шести до отбоя на ногах. Да что на ногах? Это ещё туда-сюда, на это солдаты не обижаются. Ведь они молодые и крепкие. А вот дёргают его, солдата, то один начальник, то другой, а он и крутится, потому что надо крутиться, выполнять приказы. Возьмёшь иногда, да и дашь ему отдохнуть, конечно, так это, незаметно. А этот… очкарик… не пойму я его. Год уже отслужил. Может, со временем изменится, но пока перемен не видно. Главное, что не нравится мне – держит он себя слишком уж независимо. Ну, держи ты себя так в увольнении на гражданке перед девками. Солдат перед ними должен быть бравым и уверенным. Но передо мной-то чего чекрыжиться?..