Оттепель 60-х

Почему-то именно этими огнями, освещающими жалкие жилища, да беспокойно-шуршащим термосом запомнились мне, рядовому солдату, «бои», проходившие в Мордовии. Остальное было вне поля моего обозрения. Когда-то услышал я слова военных: «Не спи до самых учений, на учениях отоспишься». Это относилось сейчас ко мне…

Однако в моём «дембельском» году для меня было уготовано другое назначение.

…Где-то в родном моём Казахстане от морозов и вьюги случился большой падёж скота. Появилась необходимость помощи военных в оперативной доставке комбикормов в животноводческие хозяйства. С этой целью из нашей дивизии был срочно направлен «контингент» военнослужащих, в основном шоферов, с необходимой автомобильной и тяжёлой танковой техникой. Меня, как побывавшего уже «на целине» в прошлом году, сочли целесообразным направить на передний фронт спасения отечественного животноводства в качестве, как и тогда, не то учётчика, не то писаря, по мере необходимости на месте.

И вот я уже на сборном пункте в городе Горьком у железнодорожного вокзала переписываю вагоны. Идёт загрузка людей и техники для отправки на место назначения. Перед этим я и ещё двое солдат пересчитали целую бочку гвоздей. Но это было позавчера. А сейчас мы подъезжаем к Саратову. В нашем вагоне объявился певец, прозвали его «Фёдор Шляпин». «Граждане, товарищи-сожители, разрешите мне петь, не могу жить без песни!» – то и дело выкрикивал он, потому что был «поддатый».

В 16-00 часов на одной из станций наш командир, подполковник, устроил у вагона «строевой смотр». Начал что-то говорить, но встречный поезд своим шумным шипением помешал ему. Он попытался было исправить положение, напряг голосовые связки насколько мог, но тут …раздался гудок, и солдаты засмеялись. Развеселило их беззвучное шевеление губ и размахивание рук подполковника. Потом, когда поезд отошёл, солдаты услышали командирское негодование:

– Вы опять показали свою недисциплинированность. Сейчас женщина спешила к поезду, а кто-то подставил ей ножку, и она упала. Разве можно так? – сокрушался командир. – У всех вас есть сёстры, матери, жёны и т.д… Вскоре нас завели в вагоны.

9.02.64г

Лежу на третьей полке в шубе, в валенках и жую чёрный хлеб. До Александров-Гая (наша конечная станция) по-прежнему сорок километров. Расстояние почти не сокращается, хотя едем с огромными перерывами с раннего утра. Почему-то вспомнил старшину Шмалько (командира комендантского взвода), который часто говорил, когда кто-нибудь жаловался: «Что это за жизнь, если жить и не мучиться».

10.02.64г

Вчера мы всё-таки доехали до Александров-Гая. И даже толкали автомашины от платформ, так как у многих не проворачивались колёса из-за того, что были на летней смазке. Командир ругался.

На платформе осталась последняя машина, кран уже почти поднял её над полувагоном, как вдруг состав дёрнулся, и два солдата, сидевшие на заднем борту, сорвались и упали внутрь вагона. Машину, подвешенную в пространстве, зацепило платформой и прижало к крану. А состав медленно двигался. Машина радиатором столкнулась с краном. Раздался стук, посыпались искры. Кран развернулся и подался назад, преградив путь вагонам. А так как был громоздким и тяжёлым, то своей массой разбил борта двух платформ. Крановщик едва выскочил из кабины и сперепугу куда-то исчез. Зависшая на тросах машина вертелась, наровя ударить по саманному дому. Поезд остановился, а может, остановили. Появился крановщик и, смачно ругаясь, опустил на землю разбитую машину. Потом все набросились на маневровщика, тот оправдывался, как мог. Крановщик, уже окончательно осмелев, кастерил всех матом громко и смело. Работы прекратились.

А дело происходило так. Подполковник Химич приказал водителю Потапову, чтобы тот сообщил машинисту тепловоза о том, что разгрузка закончена, и состав может двигаться. Потапов сказал об этом маневровщику, и поезд тронулся. Тут произошла «авария», инцидент, описанный выше. Я был свидетелем, как Химич давал указания Потапову об окончании разгрузки и того, что потом произошло. Тогда я сказал Потапову: «Вот что может наделать маленький человечек (подполковник был небольшого роста). Потапов огляделся по сторонам, ища глазами Химича. Но его не было – он куда-то исчез с места происшествия. Мы встретились взглядами с Потаповым, и я засмеялся. Потапов обиделся. Он был уверен, что Химич хороший человек и командир. И не хотел его подводить…

Впоследствии Потапов рассказал мне, что Химич подбежал к нему и с испугом спросил: «Ты сказал, чтобы платформы отправляли?» «Да, как вы приказали», – ответил Потапов. «Прошу тебя, никому не говори, что я дал тебе команду».

Но никто в шуме той неразберихи не подумал, с чего начался инцидент.

11.02.64г

Метель. «Вдоль по улице метелица метёт…» А мы загружаем комбикормом машины. Потом в «Чайной» пьём чай с лепёшками. После чего на машинах колонной продвигаемся по замёрзшей реке на восток в пределы Западного Казахстана. Лёд скользкий и гладкий, лишь местами запорошен снегом, позёмка сопровождает нас. Одну машину, перевозившую походную кухню, развернуло на 180 градусов.

Остановились в каком-то ауле, расположились в школе, попили чай. Сходили строем в баню, а ночью улеглись спать прямо на школьных партах.

12.02.64г

Ночью было холодно. Но с утра скалим зубы от смеха, вспоминая курьёзы прошедшего дня. Вчера, когда мылись в бане, отключился свет: многие оказались намыленными, а в тазах не было воды. Сейчас это выглядело смешно, просто было беспричинно весело. Вспомнили, что пока ехали, дважды буксовали в заносах, и к тому же кончился бензин. В общем, помехи были нескончаемы. Я понял, что здесь очень просто не уцелеть. Правда, не писарю, в качестве которого я здесь нахожусь. Но нынче край света – передний край.

Походную кухню мы назвали «крылатой кухней», того и гляди, получишь «самолёт», то есть останешься без еды – где-нибудь застрянет.

Не успели приехать, а уже считаем дни до отъезда. Осталось месяц и десять дней. Но их надо пережить. Говорят, будем здесь до 20 марта.

13.02.64г

Как мы и предвидели, «крылатая кухня» подвела с обедом, и мы самовольно пошли в совхозную столовую. Вечером меня вызвали «на ковёр». Командир и замполит поход в «Чайную» охарактеризовали, как действия «контры». А мне, как самому «грамотному», влепили трое суток ареста, и строго предупредили. Хотя идти в «Чайную» у меня даже денег не было, и я никого не агитировал. Но какой здесь «арест»? Просто надо воспринимать это, как «условный срок».

– Ежели ты «за штатом» и тебя послали на «целину», как же ты можешь быть хорошим солдатом? – говорили они мне. На что я тут же ответил: «Тогда и я должен о вас так же думать?» Чем ввёл их в состояние недоумения.

Из аульной школы переехали в районный центр «Фурманово». Расположились капитально в двухэтажном бывшем купеческом доме («Кремле»). Устроились хорошо. Затем обошли всё село. С местного «аэропорта» до Алма-Аты билет стоит 44 рубля, а до Москвы – 24. Отсюда до Уральска летают только «кукурузники». Погода солнечная, отличная, хотя и морозная.

Село «Фурманово» раньше называлось «Солониха». Дом, где мы расположились, принадлежал купцам Овчинниковым. Это была их дача на левом берегу реки Большой Узень. А на правом, где основной посёлок, – стоит каменный дом, построенный в 1904 году, в нём-то и жили Овчинниковы. А здесь были яблоневые сады, и было очень красиво.

Во время революции братья Овчинниковы (Пётр и Николай Артамоновичи) были арестованы. Пётру удалось известить об этом Ленина, их освободили. Был у купцов дом и в Уральске. Братья имели большие земельные угодья, которые сейчас находятся в ведомстве совхоза Пятимарский. «Земли, располагающиеся и ближе сюда – к «Фурманово», также принадлежали им», – рассказывал мне главный бухгалтер-казах, хорошо знающий историю края.

15.02.64г

Вскоре определился наш уклад жизни. Шофера активно завозили с Александров-Гая в основном по руслам замёрзших рек Большого и Малого Узеня комбикорма в животноводческие хозяйства, спасая таким образом скот от бескормицы и падежа. Мы, небольшой состав солдат, находясь при штабе, занимались хозяйственными работами и охраной объекта, куда входили, кроме жилого помещения, парк с машинами и ремонтные мастерские.

Наши начальники-командиры с утра оденутся в шубы и… никуда не едут – звонят по телефону целыми днями. Погода преимущественно морозная и вьюжная, поэтому руководство предпочитает находиться в тепле.

18.02.64г

С утра было желание записать, что жизнь наша устоялась, и мы окунулись в серые монотонные будни. И вдруг в половине шестого вечера командир, держа в руке телефонную трубку, резко объявил: – Всем тревога: угнали легковую машину Газ-69, ноль пятую.

Мы быстро стали одеваться. Он позвонил в милицию: – Минут десять назад у нас угнали машину, – и, повернувшись к нам, приказал: – Проверить личный состав!

…Оперативные действия командира увенчались успехом. Выяснилось, что ребята поехали за папиросами в магазин и вскоре вернулись.

20.02.64г

Нахожусь в ночном карауле. Зашёл в расположение. Кого разбудить и во сколько – непонятно. Стоявший в наряде до меня грузин всё перепутал. Прежде всего, решил я, надо разбудить повара в пять часов утра и узнать от него о других.

Скоро закончится февраль, последний мой армейский февраль. Запахнет весной, последней весной. Неужели наступит конец этой армейской жизни? Кажется, будто родился в армии. Достаю фотографию: «Вот ведь есть же у меня очень родной человек, которого я люблю безумно и дорог он мне». Часто теперь вспоминаю, как перед самым моим вылетом в часть из отпуска в прошлом году, Раида, провожая меня, поскользнулась в аэропорту – упала и ударилась головой об лёд. Всё её тело как-то расслабло. Я понёс её к скамейке, она шептала: «Ничего, ничего», – а ноги её, беспомощно-бессильные, свисали. Тут я осознал, как она дорога мне и как любима. На улице тогда тоже было прохладно и ветрено и Большая Медведица (Созвездие Гелики) высвечивала так же, как и сейчас, высоко над головой.

…Сегодня впервые наш командир выехал в ближайший взвод – 10 километров отсюда. Все смеются, вспоминая его ставшие повседневным штампом слова у телефона: «Химич на проводе».

Иногда из-за непогоды водители останавливались у нас до тех пор, пока не расчистят дороги. С 22 февраля задержалось целых четыре взвода. Спят в два этажа: на нарах и под нарами. Ждут, когда вертолёты доставят с Уральска горючее для танков, которые расчистят дороги и растащат застрявшие автомобили.

26.02.64г

Нахожусь в ночном сторожевом наряде. Охраняю грузовой автотранспорт, который всё ещё находится у нас в «Фурманово». Большинство машин с грузом. Шофера спят вповалку в нашем «дворянском гнезде». Снежная вьюга заметает покрытые брезентом автомобили. Утомившись от ходьбы по периметру охраняемого объекта, я временно укрылся от встречного ветра за стеной сарая. Очки мои беспокоят меня, их то и дело приходится протирать. Укрывшись в относительно тихом месте, я вдруг ни с того, ни с сего вспомнил эпизод шестилетней давности, когда нас, двух геологов, в маршруте застала примерно такая же вьюга. Только это было высоко в горах на границе Казахстана с Киргизией и не зимой, а в конце августа. Тогда с утра погода не предвещала ничего тревожного: светило радужное солнце. Мы верхом на лошадях ехали по горному перевалу, по обе стороны которого простирались вниз изумрудные от благоухающей зелени ложбины. Настроение было прекрасное. Это был завершающий в сезоне маршрут. Мы должны были опробовать в приграничной зоне родники – отобрать природную воду на различные виды анализов и, после возвращения, приступить к камеральным работам. С инженером Володей Колесниковым мы были почти одного возраста и как-то сразу легко сошлись характерами. И хотя он успел уже жениться, а я пребывал ещё в положении «неуёмного бычка», нам было о чём поговорить, естественно, кроме работы: ему повспоминать, а мне поделиться настоящими ощущениями в ожидании большой любви, не говоря уже о своих тщеславных намерениях.

И вот едем мы безмятежно по водоразделу, как вдруг поднялся порывистый ветер и окутал нас сначала очень подвижными лохматыми облаками, а потом холодными тёмными тучами, несущими ледяные крупинки снега. Не прошло и двадцати минут, как перевал покрылся снежным мраком. Что делать? Я предложил ускорить ход лошадей, чтобы побыстрее вырваться из высокогорного снеговорота. Но у Володи хватило ума, а может быть, вспомнились назидания институтского мэтра по технике безопасности, он резко остановил наше продвижение, и мы, скинув вьюки с лошадей, стали в срочном порядке ставить двухместную походную палатку, вбивая железные колышки по её краям. Ветер сбавил порывы, зато снег уже пушистыми хлопьями валил и валил с небес. Но нам не было страшно. Закрывшись изнутри в палатке и расстелив на кошму спальные мешки, мы, сидя на корточках, сначала утолили голод килькой в томате и хлебом, а потом, развалившись на спальниках, как всегда, о чём-то безмятежно беседовали.

Где-то снаружи по склону внизу начали раздаваться голоса чабанов, сгоняющих овец в гурты. Щёлканье хлыста и лай собак сопровождали выкрики пастухов. А когда совсем стемнело, у входа нашего убежища раздался голос: «Ой, кто тут? Можно к вам?» И мокрый с ног до головы «гость», не дожидаясь нашего ответа, буквально вполз в палатку. «Мы перегоняем баранов, спускаемся с жайляу в долину на зимовку, – говорил он. – Можно, я у вас погреюсь – продрог насквозь?» Отодвинувшись к бортам палатки, мы освободили для него место на кошме. Он не заставил себя ждать. Завалился между нами и через несколько минут раздался его храп. Похоже, он совсем измотался со своими баранами. Ночью чабан выполз из палатки и удалился к себе. А чуть свет утром явился и пригласил нас в юрту пить чай. Когда мы встали, было удивительно свежо, солнечно, и лишь кое-где остатки снега напоминали о вчерашней непогоде.

…Но сейчас здесь, на сторожевом посту, буря не унималась. Было по-прежнему холодно, ветрено и тоскливо. Ведь это был не солнечный Юг, а суровый северо-запад Казахстана. Приблизившись к уличному фонарю, вокруг которого кружились отнюдь не пушистые и умиротворяющие, а острые и всепронзающие, как иголки, ледяные снежинки, я взглянул на часы – без четверти пять. До утра далеко. Но настала пора будить повара – рядового Ткалина, знакомого мне ещё по «первой целине». Разбудив и перекинувшись с ним приветственными словами, я продолжил свой сторожевой путь по периметру, охраняя машины и корм для скота, находящийся в кузовах.

28.02.64г

Славный денёк. Солнечный. Каплет с крыш. Неужели весна? Рановато. Сижу на террасе второго этажа. Вокруг бегают дети: три девочки – две казашки и одна русская.

…Получил строгий выговор за то, что болтал по телефону с телефонисткой – проявил «несерьёзность».

Вчера после ужина все побежали в кино. Нас вернули, выстроили, но… пустили. После кино я вернулся сразу. Остальные пошли на концерт и танцы.

А сейчас я опять в карауле. Маршрут: расположение – ремонтные мастерские – кухня – и обратно. В четыре часа ночи проверял командир: окликнул меня по фамилии и ушёл. На улице мороз. Светит странная луна. Впервые такую вижу: обнесена радугой из спектра. Жёлтая Селена опоясана сначала зелёной сферой, а затем фиолетовой. Вероятно, из-за тумана. Сравниваю со светом фонаря – не похоже. В семь утра ещё темно. Луна (наверное, уже от «холода») посинела. Окружена по-прежнему ореолом, только синим. Второй ореол исчез, осталось лишь чуть заметное фиолетовое очертание. Можно сказать, что Луна в эту ночь была «коронованной».

С нами только четвёртый взвод, первый уехал этой ночью. Скоро разъедутся все остальные. Вчера ночью проснулись по тревоге. Замполит поднял всех шоферов, кроме управленческих. У кого-то пропали из машины ключи и коллектор. Замполит был «поддат». Поднял человек 15 шоферов, выстроил: – Я уверен, – вещал он, – что у вас есть вши. Скажите, есть у вас вши? «Да нет, вроде не заметно», – отвечали шофера. – А я уверен, что есть! – не унимался комиссар. О ключах забыли. Утром я так и не понял, пропадали ключи или нет. В ту ночь уезжал второй взвод, вот он и поднял панику.