Закат Пятого Солнца

Испанцы, издерганные, замученные вечным недосыпанием и постоянной подозрительностью, с трудом уже контролировали себя. Несколько раз дело чуть не дошло до стычек, когда они с оружием в руках старались отогнать самых настырных индейцев. Случалось конкистадорам, слишком раздраженным этим постоянным гнетом, уже и между собой ссориться. Альварадо с беспокойством видел, что пожар, который погубит столичный гарнизон, может сейчас зажечь любая ничтожная искра.

Тлашкаланцы и ацтеки, издавна ненавидя друг друга, успели несколько раз весьма серьезно подраться. Дело пока обходилось без убийств, но ранений хватало и крови пролилось немало. В итоге солдат Тлашкалы пришлось снять со стражи и оставить на охране внутренних покоев дворца. Иначе вскоре дошло бы до полноценной битвы между ними и ацтеками.

С момента ухода Кортеса прошло всего пять дней, а Альварадо уже не мог дождаться его возвращения. Педро чувствовал себя капитаном тонущего корабля, где стоит залатать дыру в одном месте, так тут же обнаруживаешь две новые в других местах. Да хоть узнать бы, как там дела на побережье! В эти дни Альварадо обрадовался бы, наверное, даже Нарваэсу. Только бы тот пришел и усилил маленький испанский гарнизон, который океан ацтеков грозил затопить в любой момент.

За эти дни он всего лишь трижды заглянул к своей жене. Донна Луиза, дочь одного из вождей Тлашкалы, встречала его радостно. Как будто каждый раз сомневалась в том, что Педро вообще вернется к ней живым. В глазах ее плескалась такая безграничная тревога, что Альварадо и не знал, чем ее утешить. Луиза почти все время проводила в компании Эльвиры, жены Хуана Веласкеса. Девушки, окруженные служанками и солдатами-тлашкаланцами, с беспокойством ждали хоть каких-то хороших новостей. Испанец с горечью понимал, что ему нечем обрадовать их. Выкроив буквально несколько минут для общения с женой, Альварадо вынужден был почти сразу же прощаться и возвращаться к командованию гарнизоном.

Педро в очередной раз обходил посты. Он делал это по несколько десятков раз за день, еле находя время для еды, сна и встреч с Монтесумой. Ни в коем случае нельзя показывать императору, что он слишком устал и измучен для совместной трапезы или беседы. Пускай этот коварный дикарь думает, что испанцы по-прежнему полны сил! Господи, хоть бы Кортес скорее вернулся!

В этот момент он заметил, что очередной часовой, опершись на землю древком алебарды, второй рукой обнимает за плечи какую-то девушку из местных. Та была совсем молодой, в легком и коротком цветастом платье, с волосами, заплетенными в косы и уложенными на голове в виде короны. Лицо умело подкрашено косметикой, на шее изящное ожерелье из бусин и ракушек. Альварадо таких здесь уже немало видел. Ауианиме – местная проститутка из тех, что сопровождает солдат.

Солдат что-то пытался ей втолковать, чудовищно коверкая слова чужого для него языка. Ладонь его скользнула вниз по спине, затем обхватила бедра девушки. Правая рука в этот момент прислонила алебарду к стене и полезла в кошель. Наверняка за какой-то золотой побрякушкой. И в этот момент солдат увидел подходящего сбоку, пылающего от гнева Альварадо.

– Убирайся! – рыкнул Педро девушке.

Та, хоть и ни слова не понимала на испанском, приказ отлично уловила. Ее как будто ветром сдуло. А Альварадо напустился на часового.

– Ты что, Мигель, совсем разума лишился?! Тебя в караул зачем вывели? Чтобы ты местных шлюх лапал?

– Да она сама подошла, сеньор капитан… – бормотал обескураженный солдат.

– Разумеется, сама! Не догадываешься, зачем она пришла?

По лицу Мигеля начала расплываться слегка смущенная, но самодовольная улыбка.

– Нет, не за этим, – ледяным голосом осадил его Альварадо. – Дикари изо всех сил стараются ослабить нашу бдительность. Им бы только отвлечь часового. Эту гарпию наверняка подослали заговорщики, которые хотят освободить Монтесуму. Пока генерал-капитан не вернулся, приказываю к любому ацтеку относиться настороженно! Даже к шлюхам.

– Слушаюсь, сеньор капитан! – Мигель вытянулся по струнке, а затем, видимо, желая оправдаться, добавил. – Да я бы в жизни не оставил пост. Я хотел договориться с ней о встрече после своего дежурства.

– И что? Ушел бы к ней из лагеря? Там бы тебя и прирезали! Или ты сюда ее собирался привести? Мало мне тут шпионов и соглядатаев. Еще раз увижу тебя с девушкой, будешь стоять в карауле бессменно! До самого возвращения Эрнана Кортеса!

Педро только-только обошел посты, как ему на голову свалилась новая напасть. К дворцу шагала делегация жрецов. Невероятно торжественная и многолюдная. Два десятка одних только слуг, которые несли над своими господами балдахины и обмахивали их веерами на длинных рукоятях. Священнослужители рангом пониже покачивали глиняными курильницами на веревках, откуда доносился раздражающий сладкий запах ароматических смол.

Сказать по правде, Педро сейчас практически все раздражало. Слишком уж явно ацтеки окружали испанский лагерь, подбираясь с каждым днем все ближе. Как голодные волки к ослабевшей жертве. Альварадо ждал удара в любой момент и понимал, что, скорее всего, ему не хватит людей, чтобы отбиться.

Несколько высших жрецов шли невозмутимо и молча. Один держал в руках деревянный жезл с мишурой, еще несколько несли таблички с намалеванными чудовищами, а кто-то сжимал в ладонях местную книгу с иероглифами. Украшены они все были сверх меры. Высокие тюрбаны из пестрой ткани с плюмажами наверху, у каждого на плечах минимум по три плаща, браслеты, серьги, ожерелья… В хвосте процессии шагали певцы и музыканты, оглашая окрестности голосами и ревом раковин. Педро подумал, что, наверное, и сам Папа Римский не окружает себя большей помпезностью.

Он собрал эскорт из пяти солдат и вышел навстречу делегации. Слуги-ацтеки тут же подбежали с поклонами, поставили с двух сторон от испанцев пузатые глиняные курильницы, бросили в каждую по пригоршне застывшей смолы. Курильницы грозно зашипели и охотно изрыгнули по клубу сладковатого серого дыма. Педро закашлялся.

Жрецы рангом пониже подходили, кланялись, касались пальцами земли, затем подносили их к устам. Высшие жрецы ограничились лишь поклонами. Конкистадоры ответили тем же.

– Приближается великий праздник, Тонатиу, – торжественно произнес самый богато украшенный из гостей. – Вся столица с нетерпением ждала этого дня. Такого вам еще не доводилось видеть. Представь несколько сотен самых благородных людей нашей земли, украшенных, подобно священной птице кецаль. В бирюзовых, зеленых, розовых, алых плащах они собираются вместе. Над головами реют плюмажи из перьев и знамена. Шеи их украшены ожерельями из нефрита, золота и раковин. В ушах и губах сверкают серьги. Прекрасные браслеты сияют на руках. Над огромными, пестрыми курильницами поднимается дым драгоценной смолы. Грозно и единодушно ревут трубы. И вот с заходом солнца начинается танец. Факелоносцы снуют по площади, освещая танцующих, подобно светлячкам. Огонь играет отблесками на веерах и накидках, отражается в золоте и драгоценных камнях. И мир преображается. Как будто радуга спускается с небес на землю и обнимает танцоров. Как будто сами боги нисходят в наш мир и веселятся вместе с нами.

Педро слушал внимательно, стараясь ничем не выказать нетерпения. Красноречие ацтека откровенно выводило его из себя. У Альварадо сейчас было с полчаса свободного времени, чтобы хоть немного отдохнуть. Вместо этого приходилось внимать языческому жрецу, у которого, похоже, и дел больше нет, кроме как языком трепать! К тому же, Педро не так уж хорошо знал ацтекский язык, поэтому часть этих великолепных метафор он просто не понимал.

– Хорошо, что ты остался в столице, и сможешь своими глазами увидеть эту церемонию, Тонатиу.

– Я благодарю тебя за приглашение, но я человек военный и мало смыслю в церемониях. К тому же, мой командир, которого вы называете Малинче, строго приказал мне не покидать пост. Я вынужден оставаться на территории дворца, в нашем лагере.

– Разумеется, – с энтузиазмом ответил жрец. – Именно поэтому я и говорю, что рад твоему присутствию в городе. Ты сможешь полюбоваться праздником. Ведь этот танец мы должны провести именно здесь, на центральной площади дворцового комплекса нашего легендарного уэй-тлатоани Ашаякатля, где вы и живете.

«Этот бессовестный дикарь совсем уже обнаглел! – возмутился Альварадо. – Распоряжается здесь, как у себя дома. Неужели действительно надеется, что я впущу сюда сотни одних только танцоров. Не считая слуг, факельщиков и еще черт знает кого!»

Педро в этот момент ничего так не хотелось, как дать жрецу хорошую оплеуху. Однако он сдержался. Капитан обезоруживающе улыбнулся и постарался сохранить любезный тон.

– Во дворце расположен испанский военный лагерь, и я не могу впустить сюда так много людей. Теночтитлан ведь столь велик. Неужели в столице не найдется другого подходящего места, где можно потанцевать?

– Это особенный танец, который обязательно нужно исполнять перед взором уэй-тлатоани, – снисходительно ответил жрец. – Если ты не можешь позволить нам праздновать перед дворцом Ашаякатля, то выпусти нашего повелителя Монтесуму в город. Мы проведем церемонию перед центральным храмом. Вас тоже приглашаем посмотреть.

– Танцуйте лучше на какой-нибудь большой площади неподалеку. Я лично сопровожу Монтесуму на крышу нашего дворца. С такой высоты открывается хороший обзор и он сможет полюбоваться церемонией. Да и я вместе с ним.

Жрец лишь коротко поклонился, опустив глаза. Он явно обдумывал предложение испанца и пытался найти подходящий ответ. Через несколько секунд он выпрямился. Во взгляде светилось неприкрытое торжество.

– Боюсь, Тонатиу, что ты не совсем понимаешь важность этого праздника. В Теночтитлане двести тысяч жителей и все они с нетерпением ждут нашего танца. Из ближайших городов также придут бесчисленные толпы людей. Это священная церемония. Если горожане узнают, что Монтесума не присутствует на празднике лично, то они могут возмутиться. Это надругательство над нашими богами! Вы и так слишком часто выказывали им свое неуважение. Если горожане, оскорбленные такой выходкой, устроят беспорядки, то с ними вряд ли кто-то справится. Малинче будет недоволен, если за время его отсутствия ты поставишь Теночтитлан на грань войны.

– Послушай, жрец, ты же знаешь, что между моим народом и твоим сейчас крепнут дружеские отношения. Неужели ты позволишь произойти расколу в нашем союзе? Пойми, если начнутся беспорядки, то на это уже нельзя будет закрыть глаза. Я командую лишь гарнизоном, а ты имеешь влияние в городе. Малинче будет очень недоволен тем, что жители столицы вышли из-под контроля. Подавляя бунт, он вынужден будет принять самые суровые меры. Я верю, что тебе хватит авторитета для того, чтобы усмирить горожан и не допустить волнений. Монтесума останется в нашем лагере, а праздник вам придется провести где-нибудь в другом месте.

– Я сожалею, что нам не удалось договориться, – нахмурился жрец. – Впереди еще несколько дней. Надеюсь, ты передумаешь, Тонатиу. До встречи.

«Ну да, как же, великий праздник! – мрачно думал Альварадо, еще раз обходя укрепления. Мысли о кратком отдыхе моментально выветрились у него из головы. – Великий праздник освобождения Монтесумы! Пускай дикари не надеются пробраться в наш лагерь!»

Буквально через пару часов возле дворца стали собираться индейцы. Недовольные горожане стекались сотнями. Они что-то бурно обсуждали между собой, сдабривая речь активной жестикуляцией. Разобраться в их криках было нелегко, но главное испанцы уловили – жители столицы возмущены решением Альварадо.

Сам Педро, спешно вызванный часовыми, смотрел на это собрание со стены. Гомон сотен людей напоминал ему угрожающий шум прибоя перед бурей. И теперь Альварадо угрюмо ждал, когда же это море вздыбится волнами и накроет испанский лагерь.

– Коварная тварь! – выругался Педро. – Жрец сразу после разговора со мной наверняка разослал глашатаев по всему Теночтитлану. Теперь каждый дикарь в столице знает, что Тонатиу в очередной раз оскорбляет богов, и за это индейцев постигнут всевозможные кары. Меса, если они пойдут на приступ, пали по ним изо всех пушек.

– Да, сеньор капитан, – кивнул главный артиллерист. – Но, боюсь, это индейцев вряд ли остановит. Я смогу сделать всего один залп. Перезарядка займет много времени. Враги успеют добраться до стен.

– Если до этого дойдет, то забаррикадируемся во дворце. Пока что приказываю в разговоры с дикарями не вступать, на провокации не обращать внимания. Если будут кричать, угрожать или бросать камни, то ни в коем случае не отвечать. Даст бог, они не решатся пойти на приступ.

Альварадо, постаравшись принять беззаботный вид, пошел проведать Монтесуму.

– Я рад тебя видеть, Тонатиу, – сказал император. – Присоединяйся к моей трапезе.

Пока император и капитан конкистадоров ужинали, гул на улице нарастал.

– Что там за крики? – с невинным видом поинтересовался Монтесума. – Они доносятся даже сюда. У меня сегодня были сборщики налогов из Тлателолько и они сказали, что народ в столице неспокоен.

– Это преувеличение, уэй-тлатоани. Горожане возбуждены из-за предстоящего праздника.

Произнося эти слова, Альварадо лихорадочно пытался сообразить, не имеет ли смысла обратиться к Монтесуме за помощью. А если император согласится выйти сейчас на парапет дворцовой стены и прикажет индейцам разойтись? Вряд ли горожане ослушаются своего уэй-тлатоани. Испанцы видели, с каким истинно благоговейным трепетом относились подданные к своему повелителю. Но стоит ли показывать Монтесуме то, в насколько бедственном положении находятся осажденные конкистадоры? Он ведь только и ждет проявления слабости с их стороны.

Император умело тянул время. Он старался увлечь Альварадо беседой, дотошно расспрашивал собеседника о жизни в Европе, пытался вести полемику и о религии. Педро сидел как на иголках. Ему казалось, что гомон на улице превратился в настоящий рев, а индейцев в окрестностях лагеря собралось уже несколько тысяч. Хотелось поскорее выйти отсюда, чтобы своими глазами увидеть масштаб угрозы и понять, не пора ли командовать отступление во дворец. Хорошо, хоть пушки пока молчат! Значит, штурм еще не начался…

Монтесума понимал, что собеседнику не по себе, но виду не подавал. Уэй-тлатоани вел себя, как и обычно, дружелюбно. После еды он предложил сыграть капитану партию в местную азартную игру. Тут уж Альварадо не выдержал. Извинившись и сославшись на дела, он покинул повелителя ацтеков.

Педро вышел на улицу. Уже стемнело. Вокруг лагеря пылали сотни костров. В Теночтитлане и без того по ночам хватало огней. Они горели во дворцах и храмах, да и просто возле домов. Но сегодня это было похоже на настоящую стену пламени, которая старалась окружить ненавистных чужаков, лишив их шанса на отступление.