История маленькой революции

– Сёма, ну выбери ты шестерых, а остальных отпусти!

– Ну и кого тебе не жалко? – начальник вздёрнул маленькую сплюснутую голову и разложил фотокарточки рабочих.

– Ну, вот этого точно можешь не открывать. Редкостная гадина, – Щербаков поморщился и вернул фотографию пекаря Серёжи.

– Я бы ещё эту оставил, – съехидничал Семён Валерьевич, указав на портрет ткачихи Анны Денисовны.

– Баб не оставлю, ловелас старый.

Достаточно фамильярное общение мужчин объясняется тем, что Щербаков являлся крёстным недавно рождённого племянника Семёна Валерьевича, поэтому им много приходилось пересекаться на застольях и других мероприятиях.

– Тогда давай решим так.

Семён Валерьевич перевернул фотографии и на «эники-беники» отсчитал пять. На одном из снимков было написано: «Алексеевъ Борисъ Степановичъ, 24.06.1874».

– Погоди, Сёма. Покажи этого, – попросил Олег Владимирович.

– Знакомая рожа… где-то я его уже встречал, – он задумался. – Точно! Ты пару лет назад его освобождал. Вы как-то связаны?..

– Выбери вместо него другого.

– Почему? – начальник подозрительно сощурился.

– Ну какая тебе разница? Отпусти этого.

Семён Валерьевич почувствовал, что у него появился рычаг давления на Олега Владимировича. Оставлять людей у себя в долгу он не любил и решил воспользоваться возможностью без замедления:

– Триста.

– Сколько?! – возмутился фабрикант. – Триста?! Пять дойных коров! Грабёж!

– Тогда я его оставляю, – полицейский хмыкнул и бегло пожал плечами.

– Давай двести?

– Двести шестьдесят-с и девица.

– Чёрт волосатый! – Щербаков достал кошелёк (он имел привычку носить в нём крупные суммы). – Триста так триста, но отпускай сейчас же. И всех.

– За остальных ещё шестьсот… – Семён Валерьевич свысока смотрел на стол, в ожидании постукивая по нему.

Олег Владимирович выругался, но спорить не стал. Мужчины пожали друг другу руки. Особенно довольно выглядел Семён Валерьевич, заключивший удачную сделку.

Рабочих выпустили и под конвоем довели до работы.

– Вы не беспокойтесь, господа, – обращался Олег Владимирович к жандармам, – можете быть свободны. Я уверен, что мне ничего не угрожает.

Стражи, не желая задерживаться, разошлись.

– Боря! – сестра Бориса и три её подруги подбежали к мужчине, с ужасом осматривая его синяки. – Как ты умудрился попасться?!

По завершении мятежа на фабрике счастливая Тамара бросилась искать брата. Губанов отвёл её в сторону от ликующих рабочих и рассказал, что Бориса отвели в темницу.

В ту ночь она появилась дома под самое утро. Катя хоть и недолюбливала Тамару, но заскучала без ежевечерних бесед, поэтому быстро впала в сон. (Последние две недели её слишком часто туда клонило.) Пока рабочие отмечали свою победу недалеко от подвала для собраний, Тамара разговаривала с Щербаковым. Она выразила доверие, что он не оставит её и Бориса в беде, а он, добродушно улыбнувшись, уверил её в правоте.

Групповое торжество прекратилось к двум ночи (в то время закончили допрос Бориса). Рабочие компаниями расходились по баракам, а Тамару провожал её благодетель.

– Олег Владимирович, мне кажется, или у подвала гвардейцы?

Ей не казалось. Они прибыли туда после ухода толпы по наводке брата Тамары.

– Кто-то рассказал… нужно предупредить остальных, что пока собираться не получится.

Женщина радостно потрепала Бориса по плечу, но в душе её зародилось беспокойство. «Он единственный из попавшихся знал про подполье… но если он рассказал, почему мы до сих пор живы?.. За ним установили слежку? Он согласился им обо всём докладывать?.. Чёрт! Теперь нельзя с ним обо всём трепаться. Нужно говорить с умом… А если это не он, а кто-то из простых работников?.. Шли мимо и видели нас… Чёрт, чёрт, чёрт! Братец, как же так получилось?!».

– Товарищи рабочие! Товарищи рабочие!

С Щербаковым были знакомы далеко не все. Над ним посмеивались юноши в картузах и девушки в платках, замолкающие тут же под твёрдыми взглядами старших.

Щербаков поднялся на импровизированную сцену.

– Товарищи рабочие, я бы хотел представиться. Меня зовут Олег Владимирович Щербаков, я новый владелец фабрики.

Все, на удивление, слушали молча, словно ожидая приговора.

– Я наслышан о ваших бедах. Да, товарищи рабочие, натерпелись вы от прошлого, извините за это слово, хозяина! Друзья, товарищи! Я не допущу того произвола, что здесь творился. Рабочие и работницы! С этого дня я сокращаю ваш трудовой день на три часа, – они, не поверив, переглянулись. – Я запрещаю работу по воскресеньям. Господа! С сегодняшнего вечера начинается стройка яслей и рабочего общежития, квартиры в котором будут бесплатны для проживающих в бараках рабочих и работниц.

– Брешешь!

Возмутившегося юношу хлопнули по затылку.

– Товарищи, я понимаю ваше недоверие, но мне бы не хотелось, чтобы оно затянулось. Сегодня вы все работаете ровно до четырёх.

Зоя крепко держала за руки Иру, растягивая губы в блаженной улыбке. Подруга c подбитым глазом тоже была весела, но жалела, что не сумеет поделиться эмоциями с Тихоном. Губанов и Авдотья обнимались, безмятежно хохоча. Борис с Тамарой вели себя сдержанно, раздумывая о своём.

IV

Прошло три дня. Олег Владимирович держался уверенно на новом месте и считался среди рабочих кем-то вроде божества. С его прихода на заводе изменилось всё: от рассадки в столовой, где наконец мужчинам позволили обедать с женщинами, и еды до преображения рабочих мест. В эти три дня прошло массовое страхование здоровья рабочих, а некоторые особо нерасторопные работники уже получили гарантированные выплаты, подняв тем репутацию нового фабриканта.

Тамара была очень довольна своим планом. Плохо было лишь усиление охраны участка с подвалом. Впрочем, недовольств больше не возникало ни у кого, и группа подпольщиков временно распалась. На самом деле, для Тамары не было секретом, что как таковое тайное общество им не требовалось, ведь на многих заводах забастовки происходили стихийно, но, к счастью или к сожалению, безрезультатно. Для достижения успеха она считала немаловажным фактором подготовленную организацию, и выходило, что без встреч обойтись нельзя. Более того, фабрикант Сафронов настаивал на раздельном труде и обедах, а из этого следовало, что на работе для Тамары, не желающей оставаться в чьей-либо тени, общение с мужчинами затруднялось. Также среди подпольщиков было несколько крестьян (в их число входил и Тихон), для которых подполье являлось единственным способом достать оружие для собственных, деревенских, «стачек». Вместе пришли к выводу, что подполье лучше всё-таки создать.

Довольство Тамары планом омрачало недоверие к брату. «Кто ещё мог рассказать, если не он? Но мы на свободе. Может и правда кто другой? Может, кто из жандармов видел? Боря, Боря! Единственный родной человек, сколько мы пережили… Нет! Это не повод отметать подозрения. Чёрт!».

Борис, облизываясь и приглаживая подровненные усы, ходил вокруг смеющейся Тамары.

– Я соскучился, – он подхватил Тамару под мягкие локти и поцеловал в мочку уха.

Тамара усмехнулась и собиралась отстраниться к подоконнику, но передумала. «А ведь это отличный момент проверить его на вшивость. Дожила! Боре не верю!». Она приняла его ласки, поцеловав в разбитые жаждущие губы.