Дверь в комнату распахнулась, Варя вздрогнула от неожиданности. На пороге возник Айк.
– Начинаю думать, что ты меня специально игнорируешь: на звонок не отвечаешь, зову к обеду – не спускаешься!
– Я не слышала, как ты стучал, – пролепетала она, растерявшись от такого напора.
Мужчина бегло обвел взглядом комнату, словно ища в ней причину, из-за которой Варя могла бы так странно себя вести.
Но кроме валяющейся в беспорядке одежды и самой девушки, статуей застывшей возле зеркала, ничего не увидел, не посчитал нужным войти и лишь облокотился плечом о дверной косяк, скрестив руки и ноги.
– А я и не стучал. Я кричал. Снизу, – теперь Айк, казалось, успокоился и беззастенчиво рассматривал девушку. – Нравятся мои подарки? Тебе идет. Кстати, отсутствие макияжа – тоже.
– Ты вычтешь стоимость этих подарков из оплаты или бонуса? – проигнорировав его вопрос, цинично уточнила Варя.
Губы Айка скривились в усмешке.
– Вижу, с тобой все в порядке. А я уже начал волноваться. Нет, считай, что я оплатил твой тюнинг: люблю, когда рядом со мной женщина ходит в новом и свежем. Кстати, когда женщина сыта, она обычно добреет. Поэтому люблю сытых женщин. Ты готова обедать?
– Конечно. Я же здесь, чтобы делать все так, как ты любишь.
Айк неопределенно хмыкнул, и они с Варей спустились в обеденную зону.
Надежда Степановна накрыла обед в гостиной-столовой. Варя даже несколько растерялась: длинный стол, тарелки разного диаметра, многочисленные ложки-вилки, места довольно далеко друг от друга – все выглядело так, как будто сейчас не просто обед в загородном доме, а светский прием, как минимум. Еще и хрусталь, и фарфор, и букет свежих цветов в середине стола! Совсем иная атмосфера, чем тогда, когда няня Айка и Варя вместе завтракали.
Может, надо было надеть длинное платье, а не домашний костюм? Девушка беспомощно оглянулась на Айка. Тот молча прошел в гостиную-столовую и занял свое место во главе стола. Варя, внутренне пожав плечами, решила отбросить смущение и последовала за ним.
Стол оказался накрыт на две персоны. Незаметная, как тень, Надежда Степановна без слов выполняла обязанности прислуги, принося блюда, доливая напитки и исчезая на кухне. При этом Айк обращал на нее не больше внимания, чем на мебель.
Варя опять ничего не понимала. «Если она утром болтала и выглядела, как член семьи, как человек, которому многое позволено, то сейчас она ведет себя, как вышколенная прислуга и… ничего личного… Так кто же она Айку – няня и кормилица? Член семьи? Или прислуга? И, если прислуга, к чему были все эти расспросы? Кто об этом просил – Айк? Или служанка не в меру любопытна? Во что я не верю… А если – Айк, то какова цель расспросов?»
Варя стала вспоминать, а не сболтнула ли она лишнего утром, но лишь ощутила, как чужд ей мир Айка. Мотивы непонятны, игры неизвестны, и в целом, чувствуешь себя то ли на рентгене с неясной болезнью, то ли на сцене под софитами, когда забыла слова, то ли в барокамере, где кончается воздух. Хочется взвыть и сбежать, но надо делать нейтральное лицо, чтобы никто иронично не изогнул бровь дугой: «С вами все в порядке?» – отчего ты почувствуешь, что провалила неведомый экзамен.
Насколько проще было в съемной студенческой квартире, где можно завалиться на диван в одних трусах, с тарелкой макарон и чаем, чтобы посмотреть глупый сериал вдвоем с подругой, не скрывая своих эмоций. Да, кстати, квартира… Мысль об оплате жилплощади мгновенно вернула Варю за длинный массивный стол, к Айку и молчаливому приему пищи в атмосфере аристократического обеда.
Впрочем, кое-что Варя все-таки знала и умела, спасибо родителям. В ложках-вилках не путалась, вино из бокалов на скатерть не проливала от ужаса, локти на стол не клала и спину держала: делала, что могла, чтобы не оскорбить эстетические предпочтения «заказчика». «В конце концов, не на приеме», – с вызовом подумала про себя девушка.
Но Айк никак не выказывал ни недовольства, ни поощрения. Эстетично ел вкусную еду из красивой посуды, дозволяя Надежде Степановне обслуживать себя и Варю. Последняя же понятия не имела, чего ожидать дальше, какое поведение демонстрировать, и сидела, как на иголках.
«Теперь я понимаю, зачем в дорогих ресторанах включают расслабляющую музыку… Эта тишина… сводит с ума… Завести разговор? А вдруг это против каких-то там правил этикета, и Айк взорвется? Он, вообще, вел себя нервно с момента, как вернулся: хлопнул дверью машины, грубо говорил с няней, ворвался в комнату… Что будет следующим? Или кто… Нет уж, «не буди лиха», пусть сам начнет… Интересно, еда во мне вообще переварится? Такое ощущение, что от этой атмосферы желудок скукожился и к позвоночнику прилип», – мрачно размышляла Варя. Несмотря на безупречный вкус поданных блюд, ей, что называется, кусок в горло не лез.
Обед так и прошел в полном безмолвии. Айк ни разу даже не взглянул на Варю. Лишь закончив и аккуратно промокнул губы салфеткой, поднял на девушку глаза:
– Ты сыта?
Варя кивнула, хотя из-за нервозности ощущала себя настолько неопределенно, что не смогла бы и самой себе ответить на этот вопрос.
Айк поднялся из-за стола.
– Хорошо. Тогда пойдем со мной. – По тону это было не приглашение, а приказ. – Надежда, пожалуйста, принесите в кабинет кофе через пятнадцать минут. Благодарю. Варя, идем.
В кабинете царил темно-серый сумрак. Возможно, такое впечатление складывалось из-за массивной мебели цвета венге и непроглядной серой хмари за окном: снежный шторм, как зверек, разъяренный резкими порывами ветра, бросался на стекло окна и скреб по нему маленькими когтями льдистого снега.
– Заходи, располагайся. Оба кресла – твои, – то ли приказал, то ли предложил Айк. Сам, не зажигая верхнего света, прошел к массивному письменному столу, по старинке обтянутому зеленым сукном, и включил такую же старомодную настольную лампу с зеленым абажуром. Бросил взгляд на буйство стихии за окном, задернул тяжелую темную штору, отчего кабинет окончательно погрузился в полумрак.
Варя огляделась. Кабинет совершенно не сочетался с современным дизайном других комнат дома, словно принадлежал другому времени и другой эпохе.
Массивные ряды книжных полок – стеллажи из темного дерева, теряющиеся в сумраке комнаты, темные шторы, старинный сервант, письменный стол с сукном, зеленая лампа, глубокие неподъемные кресла из тяжелого дерева, разделенные антикварным журнальным столиком… Девушка никогда бы не подумала, что в доме, претендующим на хюгге-стиль европейского шале, пусть даже и с дорогой посудой и современной кухней, может быть нечто подобное, возвращающее на столетия назад.
Когда Айк подошел к серванту и открыл дверцу, Варя поймала себя на мысли, что ждет, будто сейчас оттуда возникнет банши, как минимум. Ну, или Кентервильское привидение. Собственная шутка про маленькую Виргинию больше не казалась такой уж неуместной. Но Айк всего лишь достал красивую лакированную коробочку, бутылку виски и один стакан.
– Не возражаешь, если я закурю сигару? Правда, не смогу открыть окно, иначе эта слякотная мерзость зальет весь подоконник. У тебя нет аллергии на табачный дым?
– Нет. Аллергии нет. – Варя хотела добавить, что как некурящий человек просто не любит дышать дымом, но промолчала. В конце концов, она же здесь, чтобы помогать исполнять желания клиента, так какая разница. Зато, может быть, Айк станет спокойнее, а атмосфера – менее напряженной.
Девушка подошла к одному из стеллажей: вблизи книжные корешки выглядели, как собрание лавки букиниста – такие же древние и словно припыленные. Кажется, даже на иностранном языке. Варя приблизила лицо к одному из них, пытаясь разглядеть надпись.
– Если хочешь, можешь достать. Только это полка поэзии на английском языке. Ты читаешь по-английски?
Варя обернулась.
Айк сидел за письменным столом, положив на него скрещенные ступни в дорогих ботинках и слегка отклонившись на стуле. В одной руке – зажженная сигара, а другой – стакан с виски, налитым на два пальца. Очень по-американски и слишком фамильярно для окружающей обстановки. Зато голос мужчины звучал гораздо самоувереннее и спокойнее.
– …И даже говорю по-английски, – ответила Варя, аккуратно извлекая заинтересовавшую ее книгу. – А по мнению преподавателей, еще и вполне неплохо.
Айк усмехнулся и пригубил виски.
– Тогда прочитай мне что-нибудь… Говорят, девушки так гадают по книге? Заодно, проверим, насколько твои преподаватели правы…
Варя раскрыла книгу, ткнула наобум пальцем в строки и начала читать:
How many loved your moments of glad grace,
And loved your beauty with love false or true,
But one man loved the pilgrim Soul in you,
And loved the sorrows of your changing face.[1 - Столь многих привлекала красотаИ грация – кто честен, кто фальшив;Лишь одного – скитальчество души,Печали рябь в изменчивых чертах;(Уильям Батлер Йейтс, перевод Виктора Куллэ.)]
Девушка потрясенно замолчала, пытаясь прислушаться к собственным ощущениям. Сердце билось быстрее, чем обычно, а голова соображала на удивление плохо.
– У тебя действительно хорошее произношение, – задумчиво прокомментировал Айк, словно не заметив ее замешательства. Затянулся сигарой, по-гусарски выпустил пару колец дыма, словно красуясь. – И счастливая рука. Давай еще что-нибудь. Ты умудрилась выбрать книгу моего любимого поэта.
Варя перелистнула несколько страниц и снова ткнула наугад:
That every year I have cried, 'At length
My darling understands it all,
Because I have come into my strength,
And words obey my call'.[2 - Года прошли, кричу я всласть:«У силы нет оков!»Мою ты осознала власть:Слова пришли на зов.(Перевод автора.)]
Знакомый холодок пробежал под ребрами, Варя словно ощутила едва слышное дыхание, скользнувшее шепотом мимо: «my darling… darling…»
Варя побледнела и закрыла книгу.