– Если будет больно – не молчи. Хорошо?
Кивнула и замерла от того, как он дотронулся до её рук. Теперь он их гладил. Обхватывал своей большой ладонью предплечье и проводил большим пальцем по его внутренней стороне. Вскоре поглаживания стали более настойчивые и приносили ощутимый дискомфорт.
Адашев прислушивался к своим пальцам, к ощущениям, к реакции пациентки, и у самого дыхание стало быстрым, напряжённым, даже через маску было видно, как губы кривятся. Нащупав интересующие его точки, поднял взгляд.
– Маш, последние снимки найди. – Кивнул на стол с лежащей на нём папкой.
Глазами смотрел на снимки, подвешенные на специальный стенд, а пальцами пытался найти соответствие.
– Судя по тому, что я вижу… на симках принципиальное отличие. И мне это не нравится. Когда был последний рентген-контроль?
– Пять месяцев назад.
– И что тебе делали все эти пять месяцев?
– Магнит. – Хмыкнула Лора в сторону и грустно улыбнулась.
А потом сердце ухнуло вниз и перед глазами потемнело, так он нажал на её кости.
– Маша, нашатырь. – Слышала где-то на задворках сознания.
– Я просил тебя не молчать! – Повторил Адашев в момент, когда Лора пришла в себя, уже чётко ощущая, как выступили капельки пота на лице и шее.
Теперь он не гладил. Он с завидным постоянством нажимал на самые болезненные участки, которые Лора давно научилась не беспокоить. Как специально издевался, но при этом держал её на грани сознания, не давая ни пропасть, ни выпасть из жизни от болевого шока.
– Не бойся. То, что больно – это хорошо. Значит, иннервация не нарушена, хотя они очень старались убить всё живое, что там было. Я не рентген, но уже нашёл несколько точек, где вместо твоей кости стоят металлические пластины. Стоят плохо, поэтому и больно. Сколько операций перенесла по восстановлению?
– Четыре.
– Мало. У меня будет ещё не меньше шести. Давай сейчас договоримся так: ты устала сильно, я устал как собака, поэтому все диагнозы и точные меры оставим на завтра, а сейчас просто отдохнём.
Врач помог спуститься и отошёл к умывальнику, Лора следила за каждым его движением, обомлела, когда встретилась с ним взглядом, Адашев подошёл обратно.
– И предупреждаю сразу: на ближайший год твоё внимание принадлежит мне. Измен и конкуренции не потерплю. – Улыбнулся, когда румянец на её щеках плавно перешёл в глобальную гиперемию лица и шеи. – Не скучай. – Шепнул это едва ли не на ухо, а потом, как ни в чём не бывало, помыл руки и из кабинета вышел.
– Оформляй в шестую палату. – Скомандовал напоследок и закрыл за собой дверь.
А Лора… что Лора… она просто верила ему, его словам и тому, что всё будет хорошо.
Утро началось не как в предыдущей больнице, с анализов. То есть, анализы тоже предполагались, но первым в палату зашёл именно доктор Адашев, поднял её едва ли не по свистку и только потом, широко улыбнувшись, потянул за собой, не дав и умыться.
– Я полночи думал и, знаешь, примерно представляю, чем мы займёмся в ближайшее время. Сейчас, кстати, сделаем снимок, и пойдёшь досыпать. – Пояснил на ходу, не оглядываясь на неё. – А уже после обговорим то, что я себе представлял, с учётом того, что не заметил. Будешь как новенькая. Обещаю.
К десяти часам пригласил в процедурный кабинет, где и провёл первую консультацию. Взял в руки большой светящийся стенд, вывесил на нём снимок в двух проекциях, усадил Лору на кушетку и уселся рядом.
– Смотри: это твои пластины о которых я говорил. Так случилось, что они у тебя не прижились и сейчас начали отторгаться. То есть несколько первых месяцев твои ручки болели после операции, в ответ на инородное тело, теперь же, из-за воспалительного процесса. Здесь дело не во врачах, а в особенностях твоего организма. Мы их заменяем на более современный материал и подгоняем по индивидуальному заказу, так, чтобы даже дискомфорта ты не чувствовала. Дальше твои пальчики: смотри. Как только уберём воспаление, средний и указательный и сами придут в норму. К большому пальцу у тебя, как я понимаю, претензий нет. Что касается мизинца, вот этого, смотри, то здесь просто перетянули сухожилия, это тоже вполне поправимо. По левой руке сложнее, здесь какой-то дефект сборки луче-запястного сустава, я час смотрел его во всевозможных проекциях, пытаясь разобраться и, если честно, так ничего и не понял, что не так. Поэтому, с твоего позволения, мы оставим это на попозже, – кивнул, повернувшись и глядя в не понимающие глаза, – а сейчас займёмся всем остальным. Я созвонился с представителями компании по протезированию, выполнение заказа займёт не меньше месяца, плюс погрешности на сроки и доставку, будет дней пятьдесят. За это время мы с тобой займёмся полным обследованием, твоим мизинцем и душевным равновесием.
– И какие прогнозы?
– Ух ты, слово какое выучила! Прогнозы… – Перекривил. – Всё, за что берусь, я довожу до конца и с наилучшим результатом. А прогнозы такие: ты меня ещё стрелять научишь. Научишь ведь? – Толкнул плечом в плечо и рассмеялся на её робкую улыбку.
– Директриса говорила, что сдаст меня в дом инвалидов. – Вдруг вспомнилось.
– А я говорю, что ты даже на контроле в аэропорту не засветишься. И кому предпочитаешь верить?
– Вам, конечно. – Ответила хоть и бодро, но явно неуверенно, Адашев промолчал, просто давая ей время привыкнуть, а потом… потом она в своей уверенности и его самого переплюнет.
Здесь всё было иначе. И медперсонала, и процедуры, и уход. Лора вернула в весе исходные пятьдесят два килограмма, теперь могла спокойно смотреть на себя в зеркало и училась заново улыбаться. А ещё… ещё она поняла, что влюбилась. И смотрела на лечащего врача как на бога. Даже когда слёзы от боли брызгали из глаз, она его любила, и когда он приближался, чтобы заглянуть в глаза, и когда издевательски насмехался, пытаясь разозлить. Любила не только за то, что вытащит, что сможет. А глупой наивной любовью: за то, что красивый. И пусть ни разу не видела его без маски и медицинской шапки, которая у доктора была особенной, ляпистой в военном стиле, в красоте не сомневалась. Любила за то, что огромный, как скала, и подхватывает её на руки, словно пушинку, за то, что от него приятно пахло. За его внимание. Она была не просто пациенткой. Прежде всего, Лора для доктора Адашева была человеком, нуждающимся в общении. Он эти пробелы восполнял постоянно и без устали.
Две первые операции прошли удачно, и результат не заставлял себя ждать, под действием препаратов некоторые пальцы и без вмешательств немного выпрямились и теперь не приносили такую боль. Она могла листать страницы книг, училась захватывать мелкие предметы.
Адашев приходил каждый день, даже в выходные он приезжал хотя бы на полчаса, чтобы поговорить, объяснить, показать упражнения, проконтролировать их исполнение. Утверждал, что при правильной гимнастике, пальцы будут разрабатываться быстрее, правильнее, терпеливо смотрел как она швыряет бусины по углам палаты, когда ничего не получается, когда боль становилась сильнее её силы воли и всё равно собирал их обратно, заставляя нанизывать на тонкий стержень. Лора хотела, чтобы всё получалось, чтобы он ею гордился, уже не для себя делала – для него. А Адашев практически никогда не хвалил, только повторял, что та еле-еле догоняет поставленные нормы, не говоря о том, что никак не вписывается во временные рамки.
– Я не могу, я устала! – Выкрикнула, когда сил не оставалось даже на спокойное размеренное дыхание, а вместо этого она только перехватывала воздух и тут же принималась пыхтеть, выполняя очередное упражнение.
– Мне всё равно.
– Но я всё сделала… – Уже просилась, но Адашев лишь приподнял одну бровь.
– У меня ничего не получается…
– Ближе к истине. – Вроде как похвалил за честность.
– Доктор Адашев, когда всё закончится…
– Когда всё закончится, я буду конченным стариком, а ты бодренькой старушенцией. Давай поближе к реальному времени.
– Я волнуюсь, а вдруг что-то пойдёт не так?
– На такой случай у тебя есть я.
– Вы не хотите меня понять…
– Что ещё я не хочу? – Подошёл ближе и положил ладонь на бедро, несильно сжимая.
– Вы не слышите меня. – Прошептала, не зная как на это реагировать, обернулась на стоящую позади медсестру, но та была занята своими делами.
– Я хочу, чтобы всё было по-другому. А ты?
А Лора краснела. Потому что он делал так каждый раз, пытаясь заставить молчать. Подходил настолько близко, что его запах окутывал, дурманил, а Лора не могла проглотить ком, прочно засевший в горле.
– А я боюсь возвращаться в прошлое.
– Напомню: там ты была чемпионкой.
– Там разрушились мои мечты.
– Но ведь у тебя уже есть новая мечта?