Остров тринадцати приговоренных

– Кирюша, иди в задницу, – беззлобно сказала именинница, осушив еще один бокал с виски.

– Фи, как грубо. Вот ты, сестренка, думаешь, будешь вести себя как мужик, ругаться матом и этим защитишься от всего мира?

– Я думаю, – сказала Марго, – что ты человек нетрадиционной сексуальной ориентации. Это не очень грубо?

– А вот это наглый поклеп, – обиделся Кирилл и даже отвернулся от собеседницы, но, видимо, несправедливое обвинение не хотело оставаться без ответа, и брат продолжил: – Я просто не могу с кем попало, я выбираю.

– Ага! – засмеялась Марго – У нашего неженки такие требования, что в этой вселенной, похоже, достойной партии не найти.

– Я попрошу убрать обидный сарказм из вашего, мадам, голоса, – воодушевился сказанным Кирилл и даже подпрыгнул на стуле. – Вот тут я с тобой соглашусь. Все женщины обабились или стали настолько эмансипе, что противно. Непонятно, с кем в постель ложишься – с бабой или мужиком. Тут поневоле за ориентацию страшно становится.

– Ладно, – Бронеслав попытался вернуть разговор в нужное русло, – нам нужно решать, как отказать папочке, а не ссориться меж собой.

– Он обещал мне новый сезон «Робинзонов». Полностью, – последнее слово Марго выделила голосом. – И я не могу от этого отказаться, – поставила она точку в разговоре, тяжело вздохнув.

Минутная пауза тянулась вечность, словно мужчины проговаривали услышанное про себя, чтобы точно понять, что им не послышалось.

– Я, чур, ведущий! – подскочил от радости Бронеслав, первым придя в себя от новости, и по-детски закричал. – Не возьмешь же ты второй раз этого алкаша, он испортит тебе все шоу.

– Этот алкаш – имя, а ты никто, – сказала Марго жестко. Но увидев, как это «имя» в данный момент испражнялось в углу съемочного павильона, добавила: – Но ты прав, пора дедушке на пенсию.

– Я тоже не прочь поучаствовать в проекте, у меня ипотека, да и машину я давно хотел поменять, – сказал Кирилл и добавил: – Если, конечно, королева Марго не против.

– Королева-то не против, но если мы все хотим этот проект, то нам придется… Как ты там цитировал Пушкина? – обратилась она к брату.

– Уважать придется, – вздохнул тот.

– Вот-вот, – подтвердила Марго, что-то обдумывая в голове. – Поэтому нужно ехать, отмечать Новый год и усиленно уважать, так, чтобы у него даже мысль не промелькнула, что мы его ненавидим.

– Ну и где нынче отмечают Новый год российские селебрити? – спросил Кирилл безучастно, но ответ сестры заставил его выпучить глаза.

– В тропическом и жарком Таиланде.

Бульвар Капуцинок

– Вы знаете, что Моне написал два «Бульвара Капуцинок»? – спросила Рузанна мужчину, который стоял в пустом зале Пушкинского музея, пристально вглядываясь в прохожих на оживленном бульваре, словно пытаясь узнать в этих тонких графических фигурах своих знакомых.

– Безусловно, – ответил он, оторвавшись от созерцания. – Горизонтальная и вертикальная. И вы знаете, – обратился он к ней, – не в обиду Ивану Морозову, который приобрел в свою коллекцию эту, горизонтальную, и уж конечно, не в обиду вашему музею, вертикальная, что хранится в музее искусств в Канзас-Сити, мне нравится несколько больше. В ней есть некая проекция, я бы сказал, глубина.

– Зато здесь широта, – поспорила с мужчиной Рузанна.

– Но я думаю, вы хотели со мной поговорить не о Клоде Моне и его изобразительных подвигах на балконе фотографической студии Надара? – перевел разговор в деловое русло собеседник.

– Да, – Рузанна махнула головой и оглянулась.

Музей был уже давно закрыт, а коллеги отмечали Новый год тортом и хорошим шампанским в кабинете заместителя директора. Рузанна специально выбрала это время для встречи, чтобы можно было поговорить без свидетелей.

– Мы с вами давно знакомы, – начала она говорить, словно подбирая каждое слово, – поэтому я надеюсь, что разговор останется между нами.

– Безусловно, – не задумываясь, подтвердил собеседник.

– Мне нужна хорошая копия Моне «Мыс Боре». Очень хорошая, – подумав, добавила Рузанна. – Такая, чтобы простой обыватель не понял разницы. У вас есть такие специалисты?

– Милочка моя, я, бесспорно, знаю многих талантливых художников, но мне кажется, или вы попали в неприятности? – поинтересовался мужчина.

– Нет, поверьте, тут нет никакого риска и никакого криминала. Простите, но я не могу вам всего рассказать, – проговорила Рузанна и по-детски приложила руку ко рту, словно боялась сболтнуть лишнего.

– Не можете всего, скажите тогда, с чего рисовать, – развел руками собеседник. – Картина уже очень давно где-то в частной коллекции и не выставляется, а по каталогам хорошо не нарисуешь, – мужчина произносил слова с явным одесским акцентом, и сейчас было не понять, шутит он или говорит всерьез.

– С этим проблем не будет, – уже более уверенно заговорила Рузанна. – В январе у нас выставка импрессионистов, и эта картина тоже будет выставляться. Поэтому можно ходить обсматривать, обнюхивать и даже фотографировать.

– Ну знаете, – возмутился мужчина, – рисовать по памяти, притом очень хорошо – это почти проблема.

– Значит, нет, – быстро сдалась Рузанна, вздохнув и нервно поправив волосы. Она словно ждала отказа как спасения и боялась одновременно.

– Это не значит нет, это значит дорого и надо подумать, – философски закончил собеседник.

– Спасибо, – женщина не выдержала и на эмоциях обняла уже немолодого мужчину.

– Мне, конечно, приятно ваше спасибо, – улыбнулся он – но деньги так не появляются.

– Деньги есть, – быстро успокоила она своего собеседника, одновременно соображая, где может еще взять, если не хватит скопленного.

– А вот это правильно. Моя мама говорила: «Берегись тех, кто обещает что-то за ничто. Потому что за все в этом мире надо платить». Я позвоню вам, когда буду знать, что ответить.

Рузанна с легким сердцем вернулась к празднующим коллегам. Поздравления уже вошли в активную фазу: люди читали самодельные новогодние стишки и стандартно желали любви, удачи и денег.

«Любви», – ухмыльнулась она про себя.

Рузанна уже давно все для себя решила и все себе объяснила. Любовь – это, скорее всего, не для всех. И радость материнства тоже. У каждого своя судьба, и не стоит строить лишних иллюзий в тридцать девять лет. В мире много прекрасного и без этого омерзительного чувства зависимости и боли, которое люди называют любовью. Как там писал Есенин: «Нужно обязательно хоть раз в жизни полюбить, иначе вы так и будете думать, что это прекрасно». Рузанна согласилась с классиком уже давно и не чувствовала по этому поводу никаких душевных терзаний.

– А я вам всем желаю побольше прекрасных выставок в нашем музее, – сказала Рузанна, когда очередь дошла до нее.

Коллеги громко засмеялись, подумав, что это шутка, но она не шутила. Все счастье в ее жизни заключалось в служении шедеврам искусства, так воспитали ее родители, такое они ей оставили жизненное завещание.

Не смотрите российские новости на ночь

Дамир наполовину, надо сказать, на свою лучшую половину, был татарин. Он искренне считал, что все положительные качества ему достались от матери. Он даже в подростковом возрасте хотел сменить свою незвучную фамилию Иванов на звучную татарскую Хайрулин. Хотелось ему это сделать еще и потому, что тот, кто наградил его этой самой русской фамилией, тихо замерз пьяным в сугробе, когда Дамиру не исполнилось и десяти лет. Он очень стыдился данного факта и каждый раз врал, когда у него спрашивали про отца. Дедом же по материнской линии, который носил красивую татарскую фамилию, мальчик, наоборот, очень гордился и всякий раз рассказывал про него друзьям. Честно сказать, там было чем гордиться, – директор огромного завода в Казани. Его уважали и боялись. Дед легко находил подход к людям и незаметно для них самих заставлял ему прислуживать. Именно он и отговорил от столь резкого поступка внука:

– Знаешь, – сказал он, ему немного подумав, когда Дамир пришел, надо сказать, не за советом, он пришел уже с готовым решением и надеялся, что дед обрадуется, – я бы тебе не рекомендовал это делать. В нашей стране легче быть русским.

Дед был очень мудрым и умным человеком. Во время перестройки он выкупил завод, который возглавлял, и стал одним из богатейших людей Казани. Но Дамир до сих пор не мог понять, как дед, умнейший человек, мог позволить матери выйти замуж за Витю Иванова, нищего студента. Тот к тому же имел дурную наследственность, которой не поленился воспользоваться, и стал пить, много и беспробудно. Нет, мать Дамир не судил, он, как настоящий мужчина, жалел ее и уважал, несмотря ни на что, но считал, что дед должен был оградить свою дочь от участи жены алкоголика.

– Что смотришь? – в комнату вошла девушка Дамира.

Они были вместе уже полтора года, и он, как ни странно, не спешил с ней расставаться. Обычно девушки у него менялись одна за другой. Дамир не хотел привыкать и, возможно, даже боялся этого. Поэтому каждый раз, когда очередная пассия, сморщив носик, спрашивала, где они будут проводить следующий отпуск, он понимал, что пора уходить. В этой же было что-то родное, что-то, что вызывало в душе приступ тепла, и, хотя критическая отметка была пройдена, он решил все же Новый год отметить вместе.

– А ты почему без звука? – забеспокоилась она. – Голова опять болит?