Остров тринадцати приговоренных

За окном вновь пошел снег. В этом году его было непозволительно много для Москвы. Александр лукавил, когда говорил, что не любит Новый год. Он его ненавидел. Все самые отвратительные события в его жизни происходили именно в это время. В Новый год не стало родителей – они сгорели на даче, обнявшись в своей кровати. Как жили, любя друг друга, так и ушли вместе. Именно с того времени, потеряв родителей, два брата-студента стали отмечать Новый год обязательно вместе, и из-за молодости, а возможно, алкоголя с горечью потерь праздник всегда сопровождался неприятностями. Они словно еще больше обесценивали его. Однажды Новый год чуть не кончился еще одной трагедией. Пьяные и злые, они с Владом вышли на улицу и нашли приключений, вступив в перепалку, которая окончилась для одного из участников смертью. Сейчас Алекс даже не мог вспомнить, с чего началась та драка. Кажется, какие-то чудики, нарядившиеся в костюм Деда Мороза и Снегурочки, бросились их поздравлять, а братья, пьяные и злые, ответили агрессией. Да и вообще, дрался ли Алекс сам или просто пьяно стоял рядом? Память стерла этот факт, слишком много было выпито, а он никогда не умел пить, тем более в Новый год. Тогда для братьев могло все плохо закончиться. Хорошо, что уже были кое-какие деньги, связи и знакомства. Но самое ужасное случилось год назад – не стало Влада, не стало брата, который был смыслом жизни, единственным родным человеком. Полиция решила, что это самоубийство и он наглотался таблеток вместе с алкоголем, но Александр точно знал, что это не так. Даже то, что он сам в тот вечер попал в страшнейшую аварию, навсегда оставшись калекой с обожженным лицом и коленкой, которую теперь невозможно согнуть, мелочи по сравнению с утратой, которую не восполнить уже никогда.

Судорога пробежала по лицу Александра. Такое в последний год случалось часто, и Лия говорила, что это последствия аварии, но он точно знал, что это жажда мести. Она не дает спать, есть и жить, пока не выплеснется наружу.

– Ничего, – сказал он вслух, поглаживая дергающуюся щеку, – скоро все закончится. Подожди чуть-чуть.

И чтобы стало немного легче, Алекс достал телефон и включил видео, на котором брат, самый талантливый человек в мире, играл на гитаре и пел песню.

– Стояли двое у стены,
Простой, побеленной немного.
Один в ней видел лишь тупик,
Другой угадывал дорогу.

Один, заплакав, сел на пол
И стал поглядывать назад,
Другой сломать ее не смог
И просто молча бил фасад.

Пока уныло первый брел
Назад, ждала где пустота,
Второй, пробив ступень, взошел.
Нащупав слабые места,

Он сбил костяшки пальцев в кровь.
Устал. И на щеке был мел.
Но он был из сорвиголов
И от побед лишь молодел.

Стояли двое у стены,
Простой, побеленной немного.
Как хочется хотя б на миг
Стать тем, кто угадал дорогу.

Странно, но в этот раз и видео не помогло, головная боль лишь усилилась. Значит, остров ждет, и кто выживет, решит только он, Алекс Базаров.

* * *

Эта книга была уже зачитана до дыр. Каждая страница, каждая запятая была знакома и близка. Но сейчас, за три дня до Нового года, она читалась особенно душевно, словно успокаивая читающего и говоря ему: не переживай, уже скоро, очень скоро каждый получит по заслугам, и богиня Тисифона, мстящая за убийство, обрушит кару на виновных. Поэтому строчки старой книжки с засаленными уголками страниц читались сегодня особенно приятно.

Книга

Вендетта обязательна

От автора:

«Сначала я хотела написать о Ирине Яковлевой-Тернер, но позже поняла, что это будет книга о мести. Поэтому все, что вы прочтете в ней, это мой художественный вымысел и ничего боле».

Глава 1

1915 год, Санкт-Петербург

Приват-доцент Московского университета, юрист Яковлев

Ирина Яковлева была красавицей и умницей, гордостью заботливых родителей. Говорила на пяти языках, играла на скрипке, занималась конным спортом. С легкостью решала логические задачи и удивляла всех способностью запоминать такие детали, на которые другие не обращали внимание.

Поэтому на ее пятнадцатилетие отец хотел подарить ей что-то эдакое, что-то необычное. Приват-доцент, юрист, домовладелец он мог позволить себе многое, но хотелось найти такой подарок для дочери, чтобы за ним была тайна, была история, была сила. Имея прекрасное образование и будучи начитанным человеком, доцент Яковлев в свои пятьдесят лет был уверен, что человеческая сила передается в вещи, которые его окружают. Поэтому он направился к своему давнему знакомому, специализировавшемуся именно на таких вещах. Но даже у него не было ничего интересного – так, шелуха одна. Расстроившись и уже собравшись уходить, Яковлев увидел необычное кольцо, которое лежало в самом дальнем углу, словно хозяин стыдился этого товара.

– А это что? – спросил Яковлев, указывая на замысловатое кольцо с большим изумрудом.

– Не советую, – сразу сказал старый друг. – Это кольцо Лукреции Борджиа, незаконнорожденной дочки папы римского Александра VI. По слухам, девушки красивой, но жутко несчастной. Считается, что с помощью именно этого кольца она отравила всех своих обидчиков.

Словно в подтверждении его слов верхняя крышка, украшенная изумрудом, откинулась, показав небольшую емкость.

– Здесь она хранила яд, которым вершила собственный суд, не дожидаясь небесного, – закончил он свой печальный рассказ, который должен был стать антирекламой для странного украшения.

Но покупатель воспринял информацию по-другому.

– Это же прекрасно, – засмеялся Яковлев. – Я беру его. Ты говоришь, девушка была умная и красивая, да еще и могла за себя постоять? Это как раз про мою Ирину. Скажу ей, что кольцо приносит удачу и власть.

– Хозяин – барин, – грустно согласился продавец, не разделяя радости наивного покупателя.

Вернувшись домой, привыкший все проверять Сергей Яковлев раскопал в своей огромной библиотеке упоминания про странную девушку Лукрецию Борджиа. Почему странную? Да потому что никто не мог составить о ней однозначного мнения. С одной стороны, это была умнейшая из женщин своей современности, ей легко давались не только языки – она могла свободно разговаривать на трех, а также знала латынь, – но и много других наук. Папа римский Александр, видя невероятный ум своей дочери, доверял ей канцелярию папского двора, а также назначил ее правительницей городов Сполето и Фолиньо, что было равнозначно должности губернатора. Но была и другая сторона, с ядом и множественными отравлениями богатых вельмож. Однако это было не доказано, а основывалось только на слухах. Вспомнив, что в Европе того времени голословные обвинения являлись нормой, приват-доцент Яковлев облегченно вздохнул. «Хорошо, что хоть они ее еще ведьмой не нарекли и на костре не сожгли», – ухмыльнулся он про себя. Все, что он прочитал о бедной Лукреции, на которую повесили столько ужасных и необоснованных обвинений, все очень подходило его Ирине. Она была красавицей и умницей, а таких не любят, таких боятся и обычно сочиняют всякие небылицы.

Вечером в доме Яковлевых было много гостей и веселый ужин по поводу дня рождения Ирины. Кольцо имениннице пришлось по нраву, она надела его на палец и закружилась в вальсе с очередным кавалером. Ирина была весела и прекрасна, Яковлев был очень горд своей дочерью и рад, что угодил ей, оттого пребывал в прекраснейшем настроении, не замечая подозрительного покалывания в области сердца.

Ночью профессора Яковлева не стало – он ушел в лучший мир быстро, не мучаясь, в полном душевном спокойствии, что оставил дочке и жене приличное состояние, которое позволит и им, и его внукам жить спокойно, не думая о деньгах. Но он даже не подозревал, что грядет страшный 1917 год.

День рождения без голубого вертолета

– Да не будет у меня уже ничего хорошего, – вздохнув, сказала Марго, выслушивая очередной пафосный тост. – Мне сорок шесть, и это конец.

Вся съемочная группа загудела, пьяно опровергая сказанное любимым продюсером. День рождения Маргариты Базаровой совпал с окончанием съемок нового шоу, и все праздновали два эти события скопом. Вернее, даже три – двадцать девятое декабря не давало забыть о приближении Нового года.

– Повезло тебе, Марго, – сказал ведущий шоу. Он был запойный и держался как мог весь съемочный процесс, но сейчас дал себе волю, оттого раньше всех опьянел и уже еле вязал языком. – Родилась на самый Новый год.

– Это худшее, что случилось со мной в жизни, – ответила Рита, опустошая свой стакан с виски. – Когда у тебя день рождения перед Новым годом, всем на тебя наплевать. Люди с упорством пьяного суслика закупаются подарками, ходят в парикмахерские и ждут чуда. Редкий человек вспомнит о твоем дне рождения. Хуже только день рождения первого января. С моим бывшим мы были полярные люди, и я почти уверена, что сошлись лишь на солидарности в одном – в искренней ненависти к Новому году. Хотя и этот говнюк в очередной раз не вспомнил о моем дне рождения.

Ведущий уже давно потерял интерес к ее монологу и пьяно объяснялся в любви одной из танцовщиц кабаре.

– Марго, кстати, о твоем бывшем, – тихо сказал непутевый младший брат. Рита была ему вместо матери, тащила из класса в класс в школе, затем с курса на курс в институте, в надежде, что тот хорошо устроится и будет зарабатывать себе на жизнь. Но ожидания оказались напрасными: братику уже тридцать шесть, а Марго тянет его из проекта в проект, не давая умереть с голоду. – И я, и Бронеслав, мы не хотим отмечать с ним Новый год. Да, Роня? – окликнул он своего племянника, сидящего через стол напротив. Разница в возрасте у них была всего десять лет, а как известно, она стирается после двадцати – молодые люди общались как друзья.

– Мам, Кирилл прав, – сын вскочил и, обогнув пьяное торжество, подключился к семейному совету. – Он после смерти Влада и аварии, наверное, совсем с катушек слетел. Вот зачем мы ему для празднования Нового года? В семью решил поиграть? Двадцать шесть лет не хотел, а тут вдруг нате. Он меня даже в палату к себе не пустил, когда лежал там. Нет, я и сам не горел желанием, но ты настаивала, семейные узы и все такое, отец все-таки… А он не пустил, медсестра так спокойно передала мне царский отказ. А тут целый Новый год. Тут нет никаких вариантов: папаня что-то задумал, и, поверь, нам это точно не понравится.

– А вот тут я поспорю с племяшом, – сказал Кирилл, глотнув из бумажного стаканчика шампанское. – Возможно, все более прозаично, и он решил, как у Пушкина, помните: «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог».

– Нет, – вздохнула Марго. – Это не про Алекса, он ничего просто так не делает. Вот Влад мог, ему нужен был гротеск, представление, он мог что-то сделать просто ради красивой сцены, но не Алекс. Этот состоит из цифр и расчета, и я соглашусь с Роней: он, скорее всего, что-то задумал. Но мы с вами все равно туда едем.

– Ты самоубийца, – больше констатировал факт, чем спрашивал сестру Кирилл. – Пора уже рвать и без того оборванные узы брака. Ты ему ничего не должна, все проекты, в какие он вкладывался, ты отработала сполна. Ты ради очередной подачки, которую, надо сказать, после честно отрабатываешь, готова на все.