Я взбегаю на второй этаж, толкаю плечом дверь.
Все пылает. Пылают вещи в шкафу, пылает круглая кровать. Огонь очень быстро пожирает пространство. Отец прав, мансарда надстроена из легковоспламеняющихся материалов.
Заглядываю в ванную, там тоже пусто. Понимаю, что надо уходить, иначе обрушатся перекрытия. И тут под ногами замечаю фотокарточку, сделанную на полароид. С одного конца она обгорела, а с другого нет. Я поднимаю ее с пола и быстро выхожу. Дышать уже почти невозможно.
Сбегаю вниз по лестнице, и слышу, как за спиной обрушивается дверь. Она падает на ступени, и я едва успеваю перемахнуть через перила. Перед глазами все плывет. Надо выбраться на улицу, иначе можно потерять сознание.
Я вырываюсь из горящего дома и наталкиваюсь на отца.
– Кого ты искал, Андрей? – с беспокойством заглядывает мне в глаза он.
У меня в руке обгоревшая фотография.
Я смотрю на фотографию. На ней Дина. У нее на руках грудной ребенок. На обратной стороне подпись: «Дина и Эрик». И дата пятилетней давности.
– Эрика… – бормочу я, и чувствую, как горло сжимают спазмы.
Отец выхватывает у меня из рук фотографию и медленно опускается на лавочку у спуска. Его руки дрожат.
–Он… держал ее здесь с ребенком?
–Похоже, что так, – киваю я. – Место, где были вещи Дины, подожгли специально. Чтобы не оставить никаких следов…
Я чувствую дикое отчаяние. По лицу против воли катятся слезы, и я не могу их остановить. Пинаю ногой камни, и они летят вниз. Сжимаю кулаки от бессилия. Осознание того, что Дина была так близко, а мы ее не нашли, сводит меня с ума.
Вдалеке слышна пожарная сирена.
– Пошли отсюда, па, – растирая слезы по колючим щекам, кивком головы зову отца за собой я.
– Как же… как же так… – бормочет отец.
Я вижу беспомощность и горе в его глазах. У меня тоже нет сил уйти. Такое чувство, что Дина все еще здесь, среди нас, а мы ничем не можем ей помочь.
– Феликс сбежал. Он увез ребенка с собой, – втягивая грудью задымленный воздух, поясняю я.
Отец молчит. Смотрит на фотографию дочери и внука и у него трясутся плечи.
– Пап, как ты себя чувствуешь?
– Как может чувствовать себя отец, потерявший любимую младшую дочь и оказавшийся на месте ее похищения? Как будто я вернулся на пять лет назад…
Он прижимает фотографию к груди.
– Я не могу плыть с тобой, Андрей. Фотография размокнет, и тогда я потеряю последнюю связь с Диной. Прости. Я дождусь службу спасения или твоего Шкуратова. Мы с ним тоже давние знакомые. Он одолжит мне плед и отвезет домой.
– Не говори маме про Эрика, – прошу я. – Она не выдержит.
– Не скажу, – вздыхает он.
Я порывисто прижимаю его к себе.
– Плыви к Тасе, Андрюша. Тася твое настоящее. А мне позволь остаться здесь со своими воспоминаниями. Я не могу уйти так быстро. Мне надо попрощаться с дочерью.
– Хорошо…
При мысли о Тасе мне становится немного легче. Милая, добрая Тася. Какое же счастье, что Бог сохранил ее нам.
Я подхожу к спуску. Оборачиваюсь.
– Пап, мы его найдем. Мы отыщем Эрика.
Он кивает. Дым застилает все вокруг, и становится невозможно дышать. Со стороны трассы мчатся пожарные машины. Я смотрю на отца, беззвучно плачущего над фотографией, и мое сердце обливается кровью.
– Иди, Андрей! – неловко машет мне он. – Встретимся дома!
Я спускаюсь к береговой полосе и ныряю в волнующееся море. Плыву в сторону катера, где на корме застыла Таисия. Ветер треплет ее волосы, распахивает кардиган, но она упорно продолжает смотреть в мою сторону. Я знаю – она ждет меня. Ждет так сильно, как не смог бы ждать никто другой. Потому что она моя. Моя любимая Тася.
Потом все мешается в одну картину. Тася хватает меня за мокрые руки, расспрашивает про дом. Я наскоро обтираюсь найденным на судне полотенцем. Одеваюсь и одновременно рассказываю про фотографию.
– Надо отогнать катер на пристань и отправляться в полицию.
– Твой Шкуратов просил координаты. Он едет к дому.
– Значит, мы тоже едем к месту пожара. Собери вещи папы в пакет.
Тася начинает собирать вещи, а я поднимаюсь в рубку. Судно снимается с якоря и полным ходом движется обратно к берегу.
Удивительно – на этот раз нам удается быстро отыскать дом. Его секрет – в том, что он находился не в населенном пункте, а стоял отдельно, сразу за небольшим съездом с трассы. Он скрыт от любопытных глаз короткой лесополосой, и его невозможно приметить, если не знать, что он существует.
Когда мы подъезжаем к железному забору, дождь усиливается. Клубы дыма застилают все вокруг.
Автоматические ворота распахнуты настежь. Две пожарных машины поливают дом снаружи, но от мансарды вряд ли что-то останется. Объятая пламенем, она постепенно обрушается на первый этаж.
– Вещи, Тася. Папе надо одеться, – поворачиваюсь к девушке я.
– Вот, держи.
Она протягивает мне пакет.
–Побудь в машине, – прошу я. – Там слишком много дыма.
– Ладно…
Я выбираюсь из «кроссовера» и торопливо захожу во двор. У лавочки в саду Шкуратов и следователь, допрашивавший Тасю у меня дома. Они беседуют с моим отцом.
– Афинский! Разве я не просил тебя не вмешиваться в дела следствия? – рычит Шкуратов.
– Извини, не могу усидеть на месте, – огрызаюсь я.