Выскочка

А в пятницу Лера не пришла на юбилей. Она предупредила заранее Мирру и Наталью Васильевну, что не сможет присутствовать на банкете из-за субботней выставки картин, но ничего не сказала Андрею. Ей было страшно и больно это делать, но она понимала, что если он сядет рядом с ней за праздничным столом, она лишится рабочего места на следующий же день.

Он был обескуражен, подавлен и вынужден был весь вечер шутить и развлекать Мирру и Нину, вроде бы случайно оказавшуюся в нужном месте в нужное время, а когда вечер подошел к концу, Лера уже уехала в сторону Краснодара на своей машине вместе с Александром Даниловичем и картинами.

Эта выходка в очередной раз больно ударила по его самолюбию, и Андрей предпочел провести остаток вечера в компании Марка, напившись до беспамятства и флиртуя со всеми особями женского пола, находящимися в зоне досягаемости. Он даже поощрил ухаживания Нины, и та счастливо поблескивала украшениями, не сомневаясь, что дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки и что Андрей скоро перейдет в ее безраздельное пользование.

Он не звонил Лере в субботу и не интересовался ее делами в воскресенье, желая отомстить как можно больнее за то, что она самовольно уехала в Краснодар на день раньше и не потрудилась предупредить его об этом. Он уже успел подметить, что двух дней мнимой свободы для кошачьей натуры миловидной художницы, гуляющей самой по себе, хватает через край, и к третьему дню она начинает проситься обратно в его теплые объятия. Но на этот раз теплых объятий не будет. Она должна уяснить раз и навсегда, что с ним нельзя так поступать.

И Валерия тоже не звонила. Она не находила себе места и смутно понимала, что жестоко обидела его, но звонить первой не решалась. И если до этого все их ссоры заканчивались быстрым примирением, то сейчас зловещее молчание являлось знаком неразрешимых противоречий. Взаимное чувство, до этого казавшееся незыблемым, вдруг дало трещину и причиняло боль им обоим. Андрей твердо решил не сдаваться, и Лера очень хорошо осознавала, что он ждет от нее хотя бы признания собственной неправоты. Но сделать шаг ему навстречу казалось ей таким сложным, и чем дольше длилось это испытание, тем хуже она себя чувствовала.

Лера не выдержала первой. В среду вечером забросила краски подальше в угол и поехала к Андрею домой. Она понимала, что это самый глупый поступок за всю ее жизнь, но ничего не могла с собой поделать. За время разлуки она очень хорошо ощутила горький вкус одиночества, и он оказался ей не по нраву. Ей хотелось вернуть расположение Андрея, вновь почувствовать себя сжатой в крепких объятиях и ощутить сладость его горячих поцелуев. Зная, что может застать его с кем-нибудь другим, она все равно решилась на эту поездку, и машина преданно везла ее к центру города.

Лера поднималась по лестнице, а ее руки тряслись от волнения. Что она скажет ему, если он окажется дома? Может, стоит повернуть обратно, пока не поздно? Но если она свернет к выходу, то никогда не узнает, есть ли у них с Андреем шанс построить нормальные отношения в таких неудачных условиях.

Она собралась с духом и постучала в его металлическую дверь. Андрей открыл почти сразу, и по его самодовольной презрительной ухмылке Лера поняла, что он ждал от нее именно этого.

– Нагулялась? – вопросительно посмотрел он на нее, вытирая руки о фартук.

Ей стало душно от его презрительного взгляда, и она пожалела, что пришла.

– Наверное, я совершила ошибку, придя сюда, – растерянно произнесла она.

– Это только ты сама можешь решить, – все также холодно отвечал Андрей.

Из квартиры слышалось аппетитное шипение жарящегося мяса. Лера неловко переминалась с ноги на ногу и никак не могла решить, уйти ей сейчас или все же остаться. Она уже было сдалась и повернула к лестничной клетке, как он снова заговорил с ней.

– Мне очень не понравилось то, как ты поступила со мной в день рождения Натальи Васильевны. И такого отношения я больше не потерплю. В следующий раз я захлопну дверь перед твоим носом раз и навсегда.

– А что же сейчас не захлопнешь? – повернулась и, скрестив руки на груди, с вызовом взглянула на него она.

– Я надеюсь на то, что за эти дни ты усвоила простую истину: из-за своего высокомерия ты можешь меня потерять. И думаю, раз ты пришла сюда без приглашения, то ты ее усвоила.

– Возможно, – сердце бешено отстукивало свой ритм, руки противно дрожали, и Лера с трудом сглотнула ком в горле.

– И еще. Если мы продолжим встречаться, наши отношения потекут в нормальное русло. Ты будешь сопровождать меня на всех мероприятиях, как и положено женщине. И никаких поездок без предупреждения!

– Может, все твои требования записать в мой ежедневник? – буркнула она и почувствовала, как глаза застилают слезы.

– По-другому не будет, – холодно смерил ее взглядом он. – Или мы встречаемся, как все нормальные пары, или между нами все кончено. Решать тебе.

– А если я не хочу, чтобы все закончилось? – в глазах защипало, и Лера заморгала.

– Тогда принимай мои условия и можешь подойти ближе.

Лера, понимая, что если она не запрячет свое упрямство поглубже, перемирия не будет, сглотнула гордыню и сделала шаг ему навстречу. И только оказавшись в его руках, она почувствовала, как же плохо ей было без него на самом деле.

– Ты должна научиться доверять мне. Поверить, что никто из моего окружения не причинит тебе зла. Мне жаль, что в твоей жизни было столько лишений. Это не означает, что так будет и впредь. Я всегда буду защищать наши отношения, но для этого мы должны полностью верить друг другу, – приговаривал он, гладя ее по растрепавшимся волосам. – Кстати, ты можешь переехать ко мне, если захочешь. Ну же, Лера, не плачь. Идем в столовую, я дам тебе бумажные салфетки.

Усадив свою гостью за барную стойку, Андрей дал ей пачку салфеток и вернулся к приготовлению ужина.

– А что ты готовишь? – немного успокоившись, поинтересовалась она.

– Плов.

– Плов?

– Ну, да. Самый настоящий плов, с мясом и приправами. Ты же останешься на ужин? – повернувшись к ней, улыбнулся Андрей. Еще немного, совсем немного усилий, и ему удастся добиться от нее понимания.

– Возможно, – снова всхлипнув, пожала плечами Лера.

– А жить ко мне переедешь?

– Я не думаю, что сейчас этот разговор уместен.

– Тогда поможешь хотя бы накрыть на стол? Тарелки в сушилке, – не настаивая на своем предложении, попросил он.

Лера собрала использованные салфетки и выбросила их в мусорное ведро. Затем подошла к сушилке и принялась доставать тарелки.

– Лер, а ты всегда так жила? – посмотрел в ее сторону Андрей.

– Как? – не поняла она.

– Ну, вот так, безответственно. Не задумываясь о тех, кто рядом?

– Это что, упрек? – поставив тарелки на стол, растерянно заморгала она.

– Нет. Попытка выявить причину твоей линии поведения. Ведь если бы ты не любила меня по-настоящему, ты не пришла бы сегодня.

– Неужели ты до сих пор не понял, чего я боюсь? Это же так очевидно! – с горечью усмехнувшись, воскликнула она. – Я забрала тебя у всех в этой строительной компании! И если о нас узнают, мне никто не позволит здесь жить и работать! А я так долго билась за свое благополучие, что сейчас для меня очень важно не потерять то, что я имею! Я не хочу снова остаться одна, как это было до приезда сюда!

– Как мне развеять твои страхи? Чем доказать тебе, что никто не посмеет причинить тебе зла?

– Ничем… – глубоко вздохнув, ответила Лера. – Но если хочешь убедиться в реальности моих страхов и уничтожить меня, можешь завтра сказать всем в компании, что я переезжаю к тебе жить.

– А ты переедешь?

– Нет.

– Тогда к чему мне об этом всем говорить? – окончательно запутавшись в их беседе, потер лоб Андрей.

– Ни к чему… – устало махнула рукой Валерия и вернулась к сервировке стола.

Плов оказался на удивление вкусным.

– Где ты научился так хорошо готовить? – спросила она, желая как можно скорее перевести неприятный разговор на другую тему.

– Дома. Где же еще? – вскинул голову Андрей. – В старшей школе сверстники не очень любили со мной общаться. Я был сыном мэра, в нашей семье не знали, куда девать деньги, а другие дети жили почти так же, как и ты. Дома я тоже страдал от одиночества. Моя мать редко бывала здесь. Отец всегда был занят, вот я и научился готовить сам. На некоторое время это стало моим главным увлечением.

– А когда я училась в старшей школе, моя мама ударилась в религию. У нее это граничило с безумием, каким-то слепым самоуничижением. У нас дома постоянно топтался отец Григорий, повторяя одни и те же библейские истины. Сребролюбие – грех, за гордыню и тщеславие можно сгореть в аду, а быть убогими и нищими – это очень хорошо. Меня коробило от его присутствия. Я сбежала из дома в Краснодар сразу после окончания школы. До сих пор не могу без содрогания мимо церкви ходить, – поморщилась Лера.