Ангел Смерти

«Вот это класс!» – искренне восхитился Андрей. Ни одного лишнего или фальшивого слова или жеста. Услышав подобное заявление, шестьдесят процентов женщин обрушило бы на голову соперницы град оскорблений и угроз, тридцать девять процентов залились бы горючими слезами, проклиная подлого лицемера и обманщика, отнявшего их лучшие годы. И лишь один небольшой процент сумели бы сохранить в этой ситуации лицо, не опустившись до оскорблений и истерик. Браво, госпожа Бурмистрова! Сплошное достоинство.

Глава 8

Следователь ушел. Лена закрыла за ним дверь и прошла в гостиную.

Она не виновна! Она не убийца! Господь сжалился над ней, он избавил ее и от позора, и от нравственного падения. Как далеко она зашла? Она стояла на краю пропасти. Какое счастье!

И Лена рассмеялась счастливым смехом. Все же нервы ее нуждаются в серьезном лечении… Она подлетела к бару и, достав оттуда бутылку любимого Толиного коньяка, плеснула себе внушительную порцию, потом достала коробку шоколадных конфет и, устроившись за обеденным столом, достойно отпраздновала свое спасение.

Она пьет. Пьет одна, средь бела дня, как алкоголичка! Эта мысль ее развеселила еще больше, и она, засунув в рот очередную конфету, – совершенно неинтеллигентно, так, что щеки оттопырились, как у хомяка, пошла к бару за добавкой. Второй бокал помог ей обрести гармонию, излишняя веселость ушла, пришло хмельное блаженство. Лена сидела за столом и рассматривала узоры на коробке конфет. Надо же, какое совпадение: кто-то еще решил убить Толю. Интересно, кто это? И за что? А почему, интересно, следователь вообще пришел к ней? Странный какой-то, ни о чем особенно не спрашивал, кроме этого дурацкого развода. Хорошо, что она заранее все предусмотрела. Но все же, разве он не должен был спросить ее о друзьях и коллегах мужа, о том, были ли у него враги?

Мысли эти показались Лене здравыми и тревожными. Ведь он расследует убийство, в таком случае он должен изучать все контакты покойного. Семья, конечно, тоже входит в круг подозреваемых, но ведь Лена мужа не убивала.

– А кто об этом знает, кроме тебя? – задала она себе вслух вопрос. – Елки-палки!

Лена уже стояла на ногах, крепко сжимая от страха руки. Боже мой! А ведь у нее действительно есть мотив, и она предприняла попытку; а если они нашли капсулы «Орантола» и сделали анализ? А если она оставила какие-то отпечатки или еще чем-то себя выдала?

– Нет, нет, нет! Я была осторожна! – принялась уговаривать себя вслух Лена.

После отравления капсул она выбросила мышьяк на помойку, в нескольких кварталах от их дома. С тех пор прошла почти неделя, мусор наверняка давно вывезли на свалку, никаких следов найти невозможно. Перчатки отправились туда же. Никаких доказательств нет!

Или есть? А если следователь окажется непорядочным и решит не искать истинного убийцу, а предпочтет все свалить на нее? Ведь бывает такое?

К кому же ей обратиться? Надо пожаловаться кому-нибудь на работу этого следователя. Господи, Толя всегда знал, кому и когда звонить. У него были связи, знакомства, он мог решить любую проблему. А она? Она, безмозглая дура, всю жизнь посидела на шее у мужа, даже машину водить не научилась!

Лена вдруг осознала свою полную беспомощность перед жизнью. Она так привыкла жить за спиной у мужа, что не имела ни малейшего понятия о многих вещах. Она даже не знала, в каких банках хранятся их деньги и сколько их. Следователь спросил ее об их с мужем сбережениях, и она честно ответила, что все деньги хранились на счетах мужа, она этих вопросов не касалась. Что же до суммы накоплений, то, по словам Анатолия, они составляли несколько сотен тысяч долларов. Кажется, триста с чем-то. Книжки муж хранил в сейфе на работе… книжки? Какие книжки, сейчас у всех банковские карты! Она даже этого не знает! Лена с горечью тряхнула головой. А хранить их на работе было надежнее. Больница хорошо охранялась. Его кабинет стоял на сигнализации, в коридоре были установлены видеокамеры, а в кабинете имелся надежный сейф… даже два. Один внутри другого. Однажды Толик показывал Лене, как надежно он хранит их добро. И Лену все это вполне устраивало, мужу было лучше знать, как хранить сбережения. Ей он всегда выделял необходимые суммы. Ни в чем не отказывал, а у нее не было привычки предъявлять завышенные претензии.

И вот сейчас, после смерти Толи, она задумалась: а как она теперь получит эти деньги? Куда идти и где о них спрашивать, и не присвоят ли их чужие люди? Вопросы были отнюдь не праздные и очень ее встревожили. Надо срочно навести справки. Надо кому-то позвонить и все выяснить.

Но вот кому? Может, этому следователю? Или лучше обратиться к постороннему юристу? Конечно, не объясняя всех подробностей. Лена была в замешательстве.

А как быть с квартирой, дачей и прочим? Что ей теперь делать?

Лена зашагала по комнате. Надо позвонить подругам и спросить, нет ли у кого-нибудь знакомого грамотного юриста. Лена не привыкла обращаться к посторонним за помощью, все ее проблемы решал Толя. Но теперь его нет, а жить как-то надо, и лучше позаботиться обо всем заранее. И Лена отправилась за записной книжкой. Ни обеда, ни ужина она не приготовила, и дети, придя домой, были поражены увиденной ими картиной. На кухне стояли посреди стола грязные чашки! Кровать в спальне была смята, дверцы шкафа распахнуты, а в гостиной посреди стола высилась бутылка коньяка и грязный же бокал. Бокал стоял прямо на полировке, без всяких салфеточек. Тут же лежала открытая коробка конфет. А мама – не накрашенная, небрежно причесанная, сидела у телефона, не проявляя никакого беспокойства по поводу царившего вокруг хаоса. Впервые в жизни дети испытали настоящее потрясение, даже смерть отца не произвела на них такого впечатления. Ведь с ними была мама! Несгибаемая, надежная, железобетонная, бесстрашная, умная, рассудительная, умеющая держать любой удар. Ей было по плечу все. Она никогда не теряла присутствия духа, с ней было спокойно и надежно. И недавний разговор Никиты с матерью подтвердил их уверенность в том, что бояться нечего. Да, отца не стало, но деньги есть, а в остальном можно положиться на маму.

И теперь на их лицах читалась глубокая, неподдельная паника. Их мать не могла допустить такого! С ней что-то случилось! А что, если они переоценили ее? А если она не такая, как они думали? Что с ними будет?

– Может, она заболела? – шепотом спросила Полина, стоя в дверях гостиной и с испугом глядя на брата. – Может, у нее температура?

– Не говори ерунды. При чем здесь тогда коньяк и грязная посуда? Нет. Что-то не так! Иди к себе, я попробую поговорить с ней.

– Давай вместе. – Полине вовсе не хотелось сидеть у себя и мучиться неизвестностью, пока Никита будет разыгрывать из себя «большого».

– При тебе она не будет так откровенна. Иди. Я все тебе расскажу. И знаешь что? Убери-ка на кухне. И приготовь что-нибудь пожевать. Хоть макароны. Есть ужасно хочется.

Полина ушла, а Никита продолжал стоять в дверях, глядя на мать. Она его не замечала. Она разговаривала по телефону, держа наготове блокнот и бездумно водя ручкой по бумаге. Его мать никогда так не делала. Она либо писала, либо нет. Это была мелочь, но Никита с рождения был внимателен к мелочам. Он был очень замкнут, наблюдателен и склонен к анализу. Причем своими умозаключениями он никогда ни с кем не делился, считая откровенность явлением, близким к стриптизу. Ведь никому не приходит в голову переодеваться на людях, так почему же надо свои мысли вываливать на всеобщее обозрение? Особенно учитывая тот факт, что мысли у окружающих, как правило, были примитивными, поверхностными, убогими, крайне банальными. Сродни чахлому телу с дряблыми мышцами или женскому целлюлиту. Такие… гм… вещи рекомендуется держать при себе.

Друзей у Никиты никогда не было, но приятелей было много. Он охотно обсуждал с ними фильмы, музыку, девушек, но все его высказывания были обезличены и нейтральны, дети его неискренность ощущали, но поскольку в ней не было ничего оскорбительного или агрессивного, мирились с ней. А с годами у Никиты даже появилась репутация человека глубокого и загадочного.

На самом деле Никита этой своей замкнутостью временами тяготился, поскольку привык держать в себе не только мысли, но и чувства, и эмоции, а справиться с таким грузом в подростковом возрасте не так-то и просто. Но иначе он жить не мог, поскольку был плоть от плоти своих родителей. Особенно сильное влияние на Никиту имела мать. Она была образцом, эталоном, идеалом, абсолютно всем. Никогда в жизни Никита не встречал никого более достойного и совершенного, чем она. В основном потому, что остальные люди с удивительным легкомыслием демонстрировали миру свои слабости и несовершенства, а мать с ними всегда боролась и успешно побеждала.

Но сейчас с ней случилась беда, Никита пока не знал какая, но был готов поддержать ее, подставить плечо. Одно он знал твердо: смерть отца не могла так ее подкосить, произошло что-то еще. Он выяснит, что, и поможет ей. Обязательно.

Никита вошел в комнату и, подойдя к матери, положил руки ей на плечи, как делал иногда отец, когда она была расстроена, и тут случилось и вовсе что-то ужасное. Мама обернулась к нему, взглянула ему в лицо своими влажными несчастными глазами и, уткнувшись лицом ему в живот, заревела. Как девчонка.

Глава 9

Андрей Петрович Усов сидел у себя в кабинете и смотрел на полученную им справку. Справка была выдана районным судом Московского района и сообщала о дате слушания по делу о разводе Бурмистрова А.И. и Бурмистровой Е. С. Истцом выступал Бурмистров.

Та-ак! Андрей Петрович откинулся на спинку кресла и уперся взглядом в здоровую белоснежную махину на плакате, символизирующую счастливую жизнь в средиземноморском раю. Похоже, покойный Бурмистров оправдал его надежды, оставив толстый пласт неразрешенных проблем в личной жизни.

Вопрос, стоявший перед Андреем, был прост. Кто соврал? Вдова или покойник?

Рассмотрим вариант первый. Бурмистрова знала о грядущем разводе, но по каким-то своим соображениям от всех скрывала этот факт, да еще так мастерски, что ни коллеги по работе, ни родственники, ни собственные дети понятия ни о чем не имели. И даже его смогла обвести вокруг пальца! Он ей поверил. Такой высококлассный обман требует недюжинных усилий. Ведь врать приходится круглосуточно. И не просто врать, а ежесекундно имитировать полнейшее благополучие. Такие усилия должны как-то окупаться.

Бурмистрова говорила, что у мужа были накопления на сумму в триста тысяч долларов или что-то около того. Скобелева сообщила ему, что покойный обещал жене щедрое содержание в случае мирного развода. Интересно, это сколько? Вопрос был далеко не праздным, и Андрей Петрович взялся за телефон.

– Ирина Владиславовна, добрый день, Усов беспокоит, из следственного отдела. Взаимно, – кивнул головой Андрей на горячее приветствие юрисконсульта. – Ирина Владиславовна, не могли бы вы припомнить, какие именно условия предлагал господин Бурмистров супруге при разводе? Конечно, если он вообще вас информировал о своих планах, – последняя фраза была стандартным «крючком», стимулирующим откровенность оппонента.

– Разумеется, я в курсе! – тут же гордо заявила Скобелева. – Он предполагал оставить ей квартиру, дачу и ежемесячно выплачивать алименты в размере сорока тысяч рублей на детей, отдельно оплачивать их занятия, лечение и отдых. Но содержать саму Бурмистрову он, естественно, больше не собирался.

– Разумеется. Благодарю за помощь.

– Вы уже провели обыск? Нашли что-нибудь? – услышал Андрей торопливый вопрос, когда уже собирался проститься и повесить трубку.

– Я не уполномочен отвечать на подобные вопросы, – не без удовольствия ответил Усов, вешая трубку. Железная блондинка его раздражала.

Итак. Сорок тысяч в месяц. Четыреста восемьдесят тысяч в год. Плюс занятия, отдых, лечение детей. Округлим до пятисот пятидесяти. Дальше Андрею понадобился калькулятор. Триста тысяч наследства в переводе на рубли составляет примерно девять миллионов, разделить их на пятьсот пятьдесят тысяч… получается шестнадцать лет. Вряд ли Бурмистров планировал так долго выплачивать алименты. Его сыну уже шестнадцать лет, дочери двенадцать. Да. Убийство Бурмистрова, очевидно, было выгодно вдове. Но ведь не все убивают бывших мужей из-за вопроса о разводе.

Рассмотрим другой поворот. Скобелева дамочка властная, жесткая. Сперва она завела роман, подмяла под себя Бурмистрова, потом начала его шантажировать, требуя развода. Чем именно шантажировать – вопрос отдельный, тут надо покопаться. У Бурмистрова крепкая идеальная семья, двое детей, одно дело – роман на стороне, другое – развод. К такому повороту он мог быть не готов. Чтобы успокоить любовницу, он подает заявление о разводе, возможно, в ее присутствии, она успокаивается, а он планирует заявление потом тихонько забрать. Жене, естественно, о своих махинациях он ничего не сообщает. В это же время он пытается решить вопрос со Скобелевой, разойдясь с ней полюбовно. Скобелева далеко не дура, она понимает, что от нее хотят избавиться, и из мстительности травит любовника. Вторая версия понравилась Андрею Петровичу больше, потому что ему не нравилась Ирина Владиславовна. А возможно, она хотела убить Бурмистрова не только из мстительности. Кто знает, что связывало эту парочку помимо любовных утех? Может, она помогала ему документы подделывать, а он ей взамен сладкую жизнь обещал, но деньги зажал? Пришлось бедняжке его грохнуть, чтобы забрать причитавшуюся ей долю.

Кстати! Пора проверить сейф господина Бурмистрова и прояснить его реальное финансовое положение.

Весть о готовящемся в кабинете покойного главврача обыске облетела больницу со скоростью шквалистого ветра. Так что, когда Андрей Петрович в сопровождении директора больницы, начальника отдела по управлению персоналом, специалиста по вскрытию сейфов и старшего лейтенанта Окунькова подходил к кабинету, начальственный коридор заполняла плотная толпа сотрудников и ходячих больных, не очень-то осведомленных о сути происходящего, но очень чувствительных к нездоровым сенсациям.

– Михаил Георгиевич, – укоризненно обратился к директору больницы Андрей Петрович, – будьте любезны, наведите порядок во вверенном вам учреждении. Я же просил не афишировать происходящее!

– Клянусь вам, я представления не имею… – краснея, как барышня-гимназистка, пробормотал директор и грозно зыркнул на завкадрами, мощную матрону, отбивавшую рядом с ним чеканный шаг по казенному линолеуму крепкими ногами в удобных полумужских ботинках. – Розалия Карповна, разберитесь! – И они с Андреем Петровичем нырнули в приемную покойного Бурмистрова, где оборону держала Кайса Робертовна.

Получив разрешение на обыск, Андрей Петрович тщательно изучил записные книжки покойного, его ежедневник, планшет и телефон, но так и не смог обнаружить даже намека на код сейфа. Поэтому, прежде чем перейти к механическому вскрытию замка, они с Домодедовым – это была фамилия специалиста по сейфам – опробовали стандартный набор комбинаций, а именно даты рождения хозяина сейфа, его родных и близких, дату бракосочетания, окончания школы… Не сработало. Очевидно, Бурмистров был не так прост и доверчив, как большинство его сограждан. Ни жена, ни любовница, ни секретарша этими сведениями также не обладали. Пришлось вскрывать. Времени этот процесс в умелых руках Домодедова почти не занял, и вскоре Андрей Петрович с интересом разглядывал содержимое железного ящика.

Помимо печати и рабочих документов, Андрей Петрович обнаружил в маленьком сейфе несколько банковских карточек. Две из них явно принадлежали иностранным банкам. Сберегательная книжка Сбербанка, с накоплениями на сумму в триста тысяч пятьсот семьдесят пять евро, копии каких-то документов, а также – предположительно – ключ от банковской ячейки какого-то неизвестного банка. Все это было описано, оприходовано и тут же изъято. На протяжении всего обыска двери кабинета неоднократно пыталась штурмовать Скобелева, параллельно атакуя Андрея Петровича настойчивыми звонками с требованием ее личного присутствия при обыске и в качестве юрисконсульта больницы, и близкого Бурмистрову человека. Усов ее натиск умышленно проигнорировал, категорически запретив привлекать Железную блондинку к мероприятию.

Во-первых, ее настойчивость настораживала его. Во-вторых, Усов пока и сам не знал, что скрывается в сейфе покойного. В-третьих, он не намерен был делиться информацией с подозреваемой, и в-четвертых, слишком мало он был осведомлен об истинной природе взаимоотношений покойного Бурмистрова со Скобелевой. Пусть подергается.

Когда содержимое сейфа было изъято, Андрей Петрович отправил Окунькова с документами в контору, сам же решил остаться в клинике и побеседовать наконец с коллегами покойного главврача. Потому что версию убийства на служебной почве никто пока не отметал.

– Вы не были лично знакомы с Анатолием Игоревичем, – с легкой укоризной в голосе произнес директор больницы.