Грейс старалась не говорить и делала вид, что занимается своими делами, хотя давно их закончила. Она могла бы отпроситься и уйти на полчаса, как раз до тех пор, пока Розетта не исчезнет, но не хотела показаться слишком уж недоброжелательной. А таким жестом все вмиг стало бы очевидно. Пока следовательница была здесь, в магазине, между ними двумя нарастало напряжение. Рози поняла это по взгляду рыжеволосой девушки.
– Питер, – снова с аккуратностью обратилась Рози к парню, – возможно, мой вопрос покажется тебе бестактным, во всяком случае, ты можешь оставить его без ответа, я не обижусь. – Она понизила голос, чтобы выразить сочувствие. – Знаю, какая это тяжелая для вас тема, но это может мне помочь.
Нет, подумала Грейс про себя, но вслух ничего не сказала.
– Как умерли ваши родители? – выпалила она, после этого долгого и аккуратного вступления.
Грейс думала, что лицо его сейчас станет мрачнее тучи, что он сейчас выгонит ее, что наотрез откажется обсуждать эту тему. Но ничего подобного не произошло.
– В пожаре, – спокойно ответил он.
– В каком году?
– В 1999.
Они взглянули друг другу в глаза, и Рози, улыбнувшись, сказала:
– Спасибо.
Из этого короткого диалога она выяснила даже больше, чем собиралась.
Лили наконец появилась. Появилась она для того, чтобы вернуть бракованную пластинку.
– А вот и та, кто тебе нужна, – сказал Питер, указав пальцем.
Лили не поздоровалась ни с кем, была мрачнее тучи, и сунула конверт прямо в руки Питера.
– Неужели так трудно проверять состояние своего товара? – спросила она.
– Не горячись, сейчас поменяю, – ответил Питер и стал рыться в ящиках.
– Хорошо бы. – Лили начала постукивать ногой по полу от раздражения и только потом, когда пелена злобы испарилась перед ее глазами, и когда Питер вручил ей исправный винил, она заметила следовательницу. – О, вы новый детектив. – Они обменялись рукопожатием. – Уоттс был таким злым, когда узнал, что к ним кого-то пришлют, а когда увидел, что вы женщина, успокоился. Не знаю почему, возможно, счел вас неравной Кингсли конкуренткой. Ну знаете, из-за того, что у вас вагина.
– В таком случае, я сделаю его работу невыносимой, – улыбнувшись, сказала Рози. – Тебя не затруднит поговорить со мной? Рассказать обо всем.
Что она имела в виду под обо всем она так и не сказала, но Лили и без того все поняла. О чем же еще говорить со следовательницей, кроме как о преступлениях. Впрочем, из рассказа девочки удалось выяснить немногое, разве что, узнать ее получше. Но это было уже не так важно. Все, что она хотела знать, выяснила еще до ее прихода.
Днем Саймон читал проповедь, что очень раздражало миссис Конноли, которая во время проповедей задвигала шторы, дабы не видеть всего этого парада лицемерия, как она называла любые мероприятия, связанные с религией или верой.
Саймон читал их раз в месяц, и обычно весь город (та его часть, которая была верующей) собирался на них. Пастор расставлял скамейки (точнее, их расставляли Питер и Кельвин), сам вставал на скамью, и читал свою проповедь, изредка подглядывая на лист бумаги, когда забывал, о чем хотел сказать. Он много чего забывал в последнее время.
Рози присутствовала на его речи впервые. Да и в принципе, на какой-либо проповеди. Она не была огромной фанаткой религии. Но слушая дядю, ей не казалось, что это проповедь в ее обычном понимании. Он говорил очень мудрые и совершенно не пахнущие ненавистью и фанатизмом вещи. Прежде ей казалось, что на таких собраниях продвигают что-то, что должно вербовать людей служить на благо Божие всю свою жизнь, отвергая все свои прежние принципы и любую другую модель жизни, осуждать всех несогласных с этой истиной. Вероятнее всего, она путала такие собрания с сектами.
– Все, что мы должны Богу, – подытожил он, – это уважать друг друга. Уважайте себя и уважайте других, как бы не разнились ваши взгляды. И даже атеистов. – На этом моменте все засмеялись, Рози не поняла, почему именно, и оглянулась. – И помните: от любого греха можно откупиться, но не деньгами, и даже не простой молитвой. От греха можно откупиться только искренним, бескорыстным раскаянием. – На этом основная речь его была закончена. Он сделал лирическое отступление: – В эти непростые времена я бы не хотел игнорировать то, что творится сейчас. То, что убивают нас, наших друзей и близких. Будьте осторожнее. Носите с собой оружие, если это необходимо. Ваша безопасность важнее библейских писаний, Бог помогает тем, кто помогает себе. И помните: в этом месте вы можете найти наставление, но спасение вы можете найти только в ваших душах. Аминь.
– Аминь, – отозвался хор.
– Аминь, – опомнившись, с запозданием произнесла Рози.
Все разошлись, миссис Конноли раздвинула шторы и впустила солнечный свет в дом, а ребята, после того, как убрали скамьи, сели отдохнуть. Рози легонько дернула Саймона, пьющего холодный чай, за локоть и сказала, что нужно поговорить.
– Куда это они? – устало спросила Грейс.
– Какая разница? – так же устало спросил Питер, который, тем не менее, уже успел выкурить сигарету.
Розетта и Саймон стояли в молельне. Она провела рукой по потрескавшейся краске на стене, в очередной раз напомнив себе, что у ее дяди невероятный талант.
– Ты знаешь имя садиста, сбежавшего из психушки? – спросила она.
– Я не смотрю новости, ты же знаешь.
– А стоило бы.
Ребята услышали звук разбитого стекла, и Кельвин спросил, в порядке ли все.
– Да, все хорошо, – выйдя на улицу, успокоил его Саймон. Он выглядел подавленно. Рози вышла вслед за ним и тут же попыталась отвлечь всех от серого лица пастора:
– Эй, давайте сыграем в игру.
На нее уставилось пять пар вскинутых в недоумении бровей. Она вытащила из-за спины блокнот и ручку.
– Везде это игру называют по-разному, но мы с коллегами называем ее “Маска”. Мы в нее часто играем, когда делать нечего. Суть в том, что человек пишет на карточке имя какого-нибудь известного преступника и передает сидящему слева от себя. Все клеят листки себе на лоб и по очереди угадывают, кого им загадали. Думаю, эта игра вам знакома. – Она вырывала листки из блокнота, складывала пополам, облизывала край и делила каждый на две части. Все с интересом наблюдали. – Не обязательно загадывать преступников, как мы, можно загадать актера, писателя, политика, вымышленного персонажа, без разницы. Главное, чтобы он был известным.
Розетта раздала всем по бумажке, каждый по очереди написал какое-то имя. Первым вызвался Питер.
– Я – человек?
– Да, – сказала Рози.
– Я – вымышленный персонаж?
– Да.
– Я – женщина?
– Нет.
– Я – главный герой?
– Нет.
– Я из фильма девяностых?
– В точку.
– Сейчас бы я мог спросить режиссера, но это слишком просто. Так что, я спрошу, преступник ли я?
– Да.