Then happy I that love and am beloved
Where I may not remove, nor be removed.
Сонет 26
К тебе как к лорду, с верностью вассала,
Я шлю посольством весточку свою.
Не острота ума её писала,
Но почитанья дань, как к королю.
Мой долг перед тобой велик настолько,
Что ум мой, по сравненью с ним – ничто!
Безмолвный и нагой мой ум, вот только,
Быть может ты помилуешь его?
До той поры пока моя удача,
Не снизойдёт любезностью своей —
Подарит славу и деньжат в придачу,
Чтоб заявить мне о любви моей.
Тогда я похвалюсь, как я люблю,
А до того, все чувства утаю.
Sonnet 26
Lord of my love, to whom in vassalage
Thy merit hath my duty strongly knit,
To thee I send this written embassage
To witness duty, not to show my wit;
Duty so great, which wit so poor as mine
May make seem bare, in wanting words to show it,
But that I hope some good conceit of thine
In thy soul’s thought (all naked) will bestow it,
Till whatsoever star that guides my moving
Points on me graciously with fair aspect,
And puts apparel on my tottered loving,
To show me worthy of thy sweet respect:
Then may I dare to boast how I do love thee,
Till then, not show my head where thou mayst
prove me.
Сонет 27
Устав в пути, спешу в свою кровать,
Чтоб телу дать передохнуть немного.
Но только начинаю засыпать,
Как ум мой собирается в дорогу.
Он мысли все мои издалека,
Направит в путь к порогу дорогому.
И заставляет вновь открыть глаза,
И в темноту глядеть мне как слепому.
Там зрение моей больной души,
Мне призрак твой витающий покажет.
Он словно бриллиант, во тьме, в тиши,
Мрак долгой ночи приукрасит даже.
Так тело – днём, а ночью – ум, покоя,
Лишает лик твой, что всегда со мною!
Sonnet 27
Weary with toil, I baste me to my bed,
The dear repose for limbs with travel tired,
But then begins a journey m my head,
To work my mind, when body’s work’s expired;
For then my thoughts (from far where I abide)
Intend a zealous pilgrimage to thee,
And keep my drooping eyelids open wide,
Looking on darkness which the blind do see;
Save that my soul’s imaginary sight
Presents thy shadow to my sightless view,
Which, like a jewel (hung in ghastly night),
Makes black night beauteous, and her old face new.
Lo thus by day my limbs, by night my mind,
For thee, and for myself, no quiet find.
Сонет 28
Как мне вернуть своё благополучье,
Когда мне невозможно отдохнуть?
Когда вся тяжесть дня не канет с ночью,
Но давит так, что не могу уснуть.
И ночь, и день друг друга власти чужды,
Но руки жмут и мучают меня.
И столь обременительной мне дружбой,
Всё больше отдаляют от тебя.
Хоть тем я нынче угождаю дню,
Что ты вместо него развеешь тучи.
И ночи смуглоликой тоже льщу,
Что вместо звёзд осветишь мрак дремучий,
Но каждый день – печали всё сильней,
А ночи – всё тоскливей и длинней.
Sonnet 28
How can I then return in happy plight
That am debarred the benefit of rest?
When day’s oppression is not eased by night,
But day by night and night by day oppressed;
And each (though enemies to either’s reign)
Do in consent shake hands to torture me,
The one by toil, the other to complain
How far I toil, still farther off from thee.
I tell the day to please him thou art bright,