Hath dear religious love stol’n from mine eye,
As interest of the dead; which now appear
But things removed that hidden in thee lie!
Thou art the grave where buried love doth live,
Hung with the trophies of my lovers gone,
Who all their parts of me to thee did give;
That due of many now is thine alone.
Their images I loved I view in thee,
And thou (all they) hast all the all of me.
Сонет 32
О, если ты тот день переживёшь,
Когда меня заманит смерть с собою.
Случайно эти строчки перечтёшь,
Банальные, но полные тобою —
Их с новою поэзией сравни.
Пусть будут хуже, чем перо любое,
Ты строчки те, лишь для любви храни,
Хоть были б проще стилем даже вдвое.
Так удостой меня своей любви:
«О, если б рос мой друг с растущим веком,
Ценней любовь рождала бы плоды,
Его возвысив лучшим человеком.
Пусть он ушёл, другие стали лучше.
Я чту их стиль, его же чту за душу».
Sonnet 32
If thou survive my well-contented day,
When that churl Death my bones with dust shall
cover, and shalt by fortune once more re-survey
These poor rude lines of thy deceased lover,
Compare them with the bett’ring of the time,
And though they be outstripped by every pen,
Reserve them for my love, not for their rhyme,
Exceeded by the height of happier men.
Πthen vouchsafe me but this loving thought:
«Had my friend’s Muse grown with this growing
age, a dearer birth than this his love had brought
To march in ranks of better equipage:
But since he died, and poets better prove,
Theirs for their style I’ll read, his for his love.»
Сонет 33
Так часто наблюдал с рассветом я,
Как Солнце смотрит в горы ясным оком.
Как озаряет пышные луга,
На землю льётся золотым потоком.
Но вскоре всё же позволяет вдруг,
Закрыть свой лик никчемной туче тёмной.
И свой волшебный золотистый круг,
Влачит на запад за стеной укромной.
Так ранним утром Солнце и моё,
Меня великолепьем одарило.
Но час спустя, оно, тепло своё
Забрало и себя за тучей скрыло.
Но для любви моей всё так же мило.
Земные солнца, то же ведь светила.
Sonnet 33
Full many a glorious morning have I seen
Flatter the mountain tops with sovereign eye,
Kissing with golden face the meadows green,
Gilding pale streams with heavenly alcumy,
Anon permit the basest clouds to ride
With ugly rack on his celestial face,
And from the forlorn world his visage hide,
Stealing unseen to west with this disgrace:
Even so my sun one early morn did shine
With all triumphant splendor on my brow;
But out alack, he was but one hour mine,
The region cloud hath masked him from me now.
Yet him for this my love no whit disdaineth:
Suns of the world may stain, when heaven’s sun
staineth.
Сонет 34
Зачем ты обещал мне ясный день?
Я без плаща отправился в свой путь,
Но в том пути, мерзейшей тучи тень,
Мне помешала на тебя взглянуть.
Не сможешь ты завесу ту пробить,
Чтоб осушить лицо мне от дождя.
Ведь тот бальзам бессмысленно хвалить,
Что лечит рану честь притом губя!
Поверь, лекарством, твой не станет стыд,
Иль утешеньем в горе для меня.
Вину твою, раскаяньем не смыть!
В убытке тот, кто был обижен зря.
Но слёзы что прольёт твоя любовь,
Бесценные, искупят зло всё вновь.
Sonnet 34
Why didst thou promise such a beauteous day,
And make me travel forth without my cloak,