Вор в ночи. Новые рассказы о Раффлсе

    А. Дж. Р.

P. S. Есть и другие причины, обо всем расскажу».

Вот же загадка на ночь! Я ломал голову над его словами весь вечер, а ведь думал, что отлично проведу время с новоприобретенными средствами и при сохранности сундука в банке, но это загадочное предостережение испортило мне остаток ночи. Записка прибыла ко мне с последней почтой, но я уже несколько раз пожалел, что не оставил ее на всю ночь в почтовом ящике. Что именно это означает? И что я должен делать? Эти вопросы одолели меня с новой силой ранним утром.

Известие о Кроушае меня не удивило. Я был совершенно уверен, что у Раффлса нашелся повод для того, чтобы вспоминать о нем перед отъездом, даже если он и не видел этого мерзавца собственными глазами. Кроушай и это путешествие могут быть куда более тесно связаны, чем я изначально предполагал. Раффлс никогда не делился со мной всеми фактами. Но об основном он мне рассказал… Я видел своими глазами, как его ценности благополучно оказались спрятанными в моем банке. Сам Кроушай не мог попасть туда вслед за мной. Я был уверен, что он не преследовал мою двуколку. В той паранойе, в которой я находился во время того путешествия, я бы наверняка заметил его. В голове промелькнула мысль о мужчине, который помог дотащить сундук. Нет, я помнил, как выглядит Кроушай, и он совсем не был похож на него.

Мысль о том, чтобы забрать проклятый сундук из банка, водрузив его на крышу другого кэба, без веских причин и дальнейших инструкций от Раффлса, даже не стоила обдумывания. Но я не мог выбросить ее из головы в течение нескольких часов. Я всегда беспокоился о том, что не делаю так много для Раффлса, как он для меня. Он не раз и не два помогал мне, снова и снова с самого первого дня знакомства. Мне не нужно указывать причины, почему я не хотел забрать сундук под свою опеку, они всякий раз всплывали в моей голове. Но каждый раз я вспоминал о том, что Раффлс много раз брал на себя намного худшие риски ради меня, и я хотел, чтобы он узнал, что может рассчитывать на мою преданность.

Поэтому я сделал то, что часто предпринимал, когда оказывался в подобных ситуациях, без инструкции и малейшей идеи, что меня ждет. Я почти ничего не поел, но сразу же отправился на Нортумберленд-авеню в турецкую баню. Не знаю другого способа, который бы так очищал тело и разум, а также давал возможность принять верное решение. Даже Раффлс, без лишнего грамма веса или склонности к тревоге, оценил его и отзывался о нем как о единственном способе восстановить душевное спокойствие человека, когда все остальные неэффективны. Для меня расслабление начиналось со снятия обуви. Я слышал умиротворяющие приглушенные звуки шагов, журчание фонтана, меня мало беспокоили завернутые в полотенца фигуры на кушетках, я просто полностью погружался в атмосферу чистоты, неспешности и тепла, такое времяпровождение радовало мою душу.

Полчаса в самой парилке (я когда-то считал в уме) дарили моим усталым конечностям божественное расслабление, а разум полностью очищался.

И все же… и все же… это было в том самом жарком помещении, при температуре в 270 градусов по Фаренгейту, когда газета «Пэлл Мэлл», которую я приобрел по пути сюда, поселила во мне тревогу.

Я перелистывал горячие шелестящие страницы и наслаждался чтением, пока перед глазами не образовался заголовок, который вывел меня из транса, будто пощечина:

ГРАБИТЕЛИ БАНКА В УЭСТ-ЭНДЕ – ДЕРЗКОЕ И ЗАГАДОЧНОЕ ОГРАБЛЕНИЕ

Совершенно дерзкое ограбление со взломом и подлое нападение на территории Городского и Пригородного Банка на Слоун-стрит, 5. Из данных, которые стали известны, ограбление, по-видимому, было заранее спланировано и ловко произведено в ранние часы этого утра.

Ночной сторож по имени Фосетт утверждает, что между первым и вторым часами ночи он услышал небольшой шум в помещении, используемом для хранения предметов роскоши некоторых клиентов банка. Когда он спустился вниз, чтобы узнать причину шума, на него напал грабитель, которому удалось повалить его на землю, прежде чем сторож смог поднять тревогу.

Фосетт не может описать нападавшего или нападавших, но уверен, что грабителей было несколько. Когда бедолага пришел в сознание, от воров простыл и след, за исключением единственной свечи, которую оставили в коридоре. Тем не менее хранилище было открыто, и сторож забеспокоился, что преступникам удалось выкрасть много ценных предметов из сундуков и ячеек, в связи с тем, что в пасхальные каникулы многие оставили свои ценности на хранение, и это, по всей видимости, воры приняли во внимание, когда планировали ограбление. Обычные банковские ячейки не вскрывали. Считается, что вход и выход в банк осуществлены через подвал для хранения угля, который также располагается в подвальной части банка. До настоящего времени полиция не произвела ареста.

Я сидел практически парализованный этими ужасающими новостями, и, клянусь, что даже при этой невероятной температуре по моей коже с головы до пят заструился холодный пот. Кроушай! Кроушай вновь охотится за Раффлсом и его крадеными ценностями! И в этот раз я винил самого Раффлса: он предупредил меня слишком поздно. Он должен был связаться со мной сразу, прежде чем я поехал с сундуком в банк. Он был явно не в себе, когда покупал столь очевидный и заметный сундук для своих сокровищ. Это будет хорошим уроком Раффлсу, если окажется, что именно его ящик, а не другой, оказался опустошен ворами.

Когда я вспомнил о содержимом сундука, то непроизвольно вздрогнул. Внутри была груда преступных реликвий. Предположим, что его сундук действительно был взломан и избавлен от всех ценностей, но это не отменяет того факта, что даже самой миниатюрной серебряной вещицы на дне, которую могут легко обнаружить уже сейчас, достаточно, чтобы отправить Раффлса на каторгу! И Кроушай был способен на это. Оставив что-то в сундуке, он бы исполнил свою коварную месть… без сожаления или раскаяния.

Для меня сейчас был лишь один путь. Я должен следовать инструкциям и забрать сундук в случае опасности – или быть арестованным при попытке это сделать. Если бы только Раффлс оставил мне какой-то адрес, на который я мог бы выслать ему предупреждение! Но сейчас не было смысла думать об этом. Для всего остального у меня было достаточно времени до четырех часов, сейчас еще не было и трех. Я принял решение завершить банную процедуру и постараться насладиться ею сполна. Это могло стать моим последним посещением турецкой бани на многие годы.

Но я не мог насладиться даже своей любимой турецкой баней. Я делал все быстро, нанес шампунь и наспех погрузился в воду. Рутинно встал на весы, как делаю всегда, но забыл дать работнику шесть пенсов, в связи с чем в его голосе послышался упрек, когда он произнес «Adieu», и только после этого будто очнулся ото сна. И мой диван в зоне отдыха… мой любимый диван, в моем любимом уголке, который я приметил еще при входе… оказался неудобен до ужаса, будто на нем повсюду были шипы, а когда я сел на него, перед моими глазами пронеслись видения тюремной койки!

Должен добавить, что слышал, как другие посетители бани обсуждают кражу со взломом. Я, конечно, прислушивался к тому, что они говорят, пока не ушел, но разочаровывался каждый раз, понимая, что затаил дыхание напрасно. Хорошо, что этот мучительный час прошел без неприятных сюрпризов. Лишь когда я подъехал к Слоун-стрит, новости об ограблении были на всех стендах; на одном я заметил слово «зацепка», которое значило погибель, и я был мрачно настроен разделить ее.

Возле банка царила суматоха. Какой-то кэб уехал оттуда с умеренного размера (в отличие от моего) сундуком, в то время как внутри одна огорченная леди спорила с представителя банка. Что касается добродушного клерка, который за день до этого смеялся над моими шутками, он больше не пребывал в приподнятом настроении, и даже напротив, довольно грубо поприветствовал меня, когда я оказался в его поле зрения.

– Мы ожидали, что вы придете, – сказал он. – Вам не нужно так беспокоиться.

– Он здесь?

– Этот ваш Ноев ковчег? Судя по тому, что мне сказали, грабители пытались открыть его, но их прервали, и они больше не возвращались.

– Так его даже не открывали?

– По всей видимости, они только начали подбирать ключ к замку.

– Слава богу!

– Да, вам очень повезло, – прорычал клерк. – Менеджер говорит, что всему виной был ваш сундук.

– Почему вы так считаете? – спросил я с беспокойством.

– Грабители увидели его еще за милю, пока вы направлялись сюда, и последовали за вашими ценностями, – сказал клерк.

– Менеджер хочет видеть меня? – смело спросил я.

– Нет, если вы сами не желаете его видеть, – последовал резкий ответ. – Он встречался с другими клиентами с самого утра, и большинство из них пострадало от налета.

– Тогда я сделаю так, чтобы мое серебро больше не смущало вас, – сказал я покровительственным тоном. – Я планировал оставить сундук, если с ним все в порядке, но после того, что вы сказали, конечно же, заберу его. Позовите своего работника или даже работников, чтобы они помогли мне немедленно перенести сундук. Я уверен, что они помогали многим сегодня, но я щедро отблагодарю их за помощь.

В этот раз я не был против проехать по улицам с сундуком. Меня охватило настоящее облегчение, и оно было настолько сильным, что для мук и страха за ближайшее будущее просто не было места. Летнее солнце никогда не светило так ярко для меня, как то тусклое сияние в начале апреля. Я видел зелено-золотые почки и побеги на деревьях, когда мы проезжали мимо парка, и почувствовал, как в моем сердце словно прорастает надежда. Мимо проехали школьники, которые спешили домой на пасхальные праздники, на крышах их четырехколесных экипажей располагались велосипеды, но даже эти юноши не были и наполовину так рады, как я: несмотря на огромный груз в моем кэбе, словно тяжкое бремя упало с моих плеч.

На Маунт-стрит сундук каким-то чудом поместился в лифт, и нам с лифтером не составило большого труда отнести его в мою квартиру. После всего случившегося он даже стал казаться мне почти невесомым. Я чувствовал себя Самсоном в этот час. Не помню, что я сделал, когда оказался один с моим белым слоном посреди комнаты. Только скажу, что графин выскользнул из моих пальцев, когда я услышал…

– Банни!

Это был Раффлс. Я не понимал, где он находится, и совершенно напрасно искал его глазами. Но его не было у окна, как не было и у открытой двери. И все же Раффлс где-то был, или, во всяком случае, его голос где-то прозвучал, и он был явно переполнен удовольствием и удовлетворением, – я мог это понять и не глядя на него. Я опустил глаза и наконец увидел его оживленное лицо посередине сундука, как у святого, который возник из воздуха.

Но Раффлс был жив, он смеялся, не заботясь о своих голосовых связках, и в его появлении не было ни трагедии, ни иллюзии. Он был как игрушка-попрыгунчик в натуральную величину: просунул голову через крышку между двумя железными полосами, которые обвивали сундук, как ремни портмоне. Он, должно быть, вырезал их, а когда я пришел, стал притворяться, что собирает чемодан в дорогу. А возможно, он начал работать над этим чудо-сундуком еще ночью, потому как при ближайшем рассмотрении работа оказалась по-настоящему искусной. Я просто молча наблюдал, как он согнулся от смеха, затем показалась его рука с ключами от двух замков сундука, он легко открыл их и таким образом смог спокойно подняться и выйти, как настоящий фокусник.

– Значит, это ты был грабителем! – воскликнул я наконец. – Ну я даже рад, что не знал.

Он едва не сломал мне руку в крепком рукопожатии.

– Старина, – воскликнул он, – это именно то, что я и ожидал от тебя услышать! Как бы ты мог сыграть свою роль, изобразив все эти эмоции, если бы знал обо всем? Как мог любой другой живой человек? Я не уверен, что даже лучший актер на земле смог бы сыграть столь правдоподобно на твоем месте! Я слышал почти все и видел. Банни, я не знаю, где ты лучше исполнил свою роль: в Олбани, здесь или в своем банке!

– Я не знаю, где я был более несчастен, – возразил я, думая о произошедшем с гораздо меньшим энтузиазмом. – Я знаю, что ты не считаешь, что у меня есть актерский талант, но я взял бы на себя обязательство хранить все в секрете и уверен, что сделал бы все от меня зависящее. Единственное отличие было бы в моем собственном душевном спокойствии, которое, конечно, не принималось в расчет.

Но Раффлс лишь улыбнулся своей очаровательной обезоруживающей улыбкой. Он был в старой одежде, довольно рваной и потрепанной, лицо и руки его чуть испачкались, но в остальном он не выглядел измотанным после того, что ему пришлось пережить. И, как я уже говорил, его улыбка всегда успокаивала меня.

– Ничуть не сомневаюсь, ты бы пошел на многое, Банни! Нет предела твоему героизму, но не забывай о человеческом факторе, который проявляет себя как раз в самых критических ситуациях. Я не мог забыть об этом, Банни. Я не мог позволить, чтобы какая-либо мелочь помешала выполнению моего плана. Не говори так, будто я не доверял тебе! Я доверил тебе свою жизнь, поставил все на твои верность и упорство. Как думаешь, что бы случилось со мной, если бы ты позволил сундуку остаться в том хранилище? Как считаешь, через какое время мне пришлось бы выбраться и сдаться властям? Да, впервые я бы сам сдался и получил в награду долгие годы добропорядочного труда. Красота всех законов – в возможности нарушить их, это относится и к тем законам, которые мы сами устанавливаем.

У меня был «Салливан» для него, и через минуту он уже расположился на моем диване, разминая онемевшие конечности с бесконечным удовольствием; сигарета между пальцами, золото в бокале под рукой – все это в честь его триумфа и моих переживаний.

– Не так важно, когда это пришло мне в голову, Банни, по сути это было только на днях, когда я решил уехать на какое-то время по тем причинам, о которых я тебе говорил. Возможно, я придавал им куда большее значение, чем на самом деле. И я действительно хотел провести телефон и электричество.

– Но куда ты спрятал серебро, прежде чем сел в сундук?

– Никуда, это был мой багаж – дорожная сумка, спортивное снаряжение для крикета и сумка, набитая разными мелочами, я их оставил в Юстоне, и один из нас должен принести их этим вечером.

– Я могу это сделать, – сказал я. – Но ты действительно проехал до Кру?

– Ты не получил мою записку? Я проделал весь путь до Кру, чтобы отправить тебе эти несколько строк, мой дорогой Банни! Бесполезно начинать что-то, если не учитывать все детали. Я хотел, чтобы ты показал все эмоции в банке. Кроме того, я сел в обратный поезд, отходящий от платформы через четыре минуты после того, как сошел на станцию. Я просто отправил свое письмо в Кру и сменил один поезд на другой.

– В два часа ночи!

– Ближе к трем, Банни. Когда я забрался в сундук, было уже около семи. Но даже в этом случае у меня было два часа, прежде чем ты должен был появиться.