– Я отправил адрес этого места всем вам – то есть всем, кроме Дауда. Извини, я не знаю твоего номера. Я встречу вас там, а сейчас мне надо отлучиться.
– Подожди, почему? – Я хватаю его за предплечье, и его ухмылка становится еще шире.
И тут до меня доходит почему, доходит еще до того, как я замечаю, что его взгляд упирается в ямку на моем горле. Он пил мою кровь в тюрьме меньше сорока восьми часов назад. Я не могу вспомнить, на какое время вампир, пивший человеческую кровь, становится гиперчувствительным к солнцу, но очевидно, что это продолжается дольше, чем два дня.
– Иди! – говорю я и, отпустив его руку, толкаю его к ограде.
– Именно это я и пытаюсь сделать, – отвечает он, устремив на меня такой взгляд, что во мне вопреки усталости вспыхивает жажда, которая не имеет отношения к воде.
– Я тоже удалюсь, – говорит Джексон и переносится прочь. Это здорово меня удивляет.
Особенно, когда я поворачиваюсь, чтобы сказать что-то Флинту, и обнаруживаю, что он смотрит в сторону, избегая моего взгляда. Между тем члены Ордена переносятся вслед за Джексоном. Я открываю рот, чтобы заговорить с Флинтом – мне просто хочется посмотреть, как он отреагирует, – но тут Иден поднимает свой телефон.
– Я нашла это место на карте. Вы готовы отправиться в путь?
– Лично я был готов еще десять минут назад, – с улыбкой отвечает Дауд, и воздух вокруг него начинает искриться.
Несколько секунд – и мы взмываем в небо. Я так и не успеваю спросить Флинта, в чем дело. Я не забыла выражения его лица, когда Джексон перенесся. На нем читались напряжение, гнев и страх.
Я могу ошибаться, но что-то подсказывает мне, что следующие несколько дней окажутся интереснее, чем я могла вообразить.
Глава 31. Мой маленький маяк
Оказывается, Хадсон снял для нас не просто дом, а целый комплекс построек – причем в их число попал действующий маяк.
– Маяк!
Хадсон ухмыляется.
– Да.
– Ты снял для нас маяк!
– И два дома рядом с ним, – замечает он, опираясь на стену плечами и одной ногой, обутой в лофер Dior Explorer.
Он выглядит классно – по-настоящему классно, – но я ему этого не скажу, отчасти потому, что его самомнение и так уже достаточно раздуто, а отчасти потому, что:
– Ты снял для нас маяк.
– Да. – Он вскидывает одну слишком уж красивую бровь. – Ты так и будешь это повторять?
– Возможно. И, вероятно, буду при этом смотреть на тебя влюбленными глазами.
– Понятно. – Проходит несколько секунд прежде, чем он спрашивает: – Это почему?
– Потому что ты снял для нас маяк! – Я раскидываю руки и кружусь, позволив себе ненадолго забыть о том, почему нам вообще нужно было снимать жилье. – Это же самая офигительная вещь на свете!
– Я рад, что тебе нравится.
– Это же маяк. На берегу океана. Только для нас двоих. Как это может не нравиться?
Он не отвечает, но, повернувшись и посмотрев на него, я понимаю, что в этом нет необходимости. Все и так написано у него на лице, и это заставляет меня кружиться еще быстрей.
Я спотыкаюсь, потому что от кружения у меня начала кружиться голова. И тут Хадсон, конечно же, хватает меня за руку и притягивает к себе.
– Ты что, хочешь соблазнить меня, воспользовавшись тем, что у меня кружится голова? – Я игриво шлепаю его по груди.
– Вообще-то я собирался просто поддержать тебя, поскольку у тебя закружилась голова, но, если ты настаиваешь…
В мгновение ока он обнимает меня и переносится по длиннющей винтовой лестнице, пока мы не оказываемся в спальне, где он толкает меня на очень удобную кровать.
Это одновременно и волнительно, и забавно, и я смеюсь, упав на пружинящий матрас. Я протягиваю руки к моей паре, ожидая, что сейчас он ляжет рядом со мной. Но вместо этого он кладет мой рюкзак в изножье кровати, садится и убирает растрепанные кудри, упавшие мне на глаза.
– Ты так прекрасна, – шепчет он, и его пальцы касаются моей щеки.
– Ты прекрасен, – вторю ему я, повернув голову, чтобы поцеловать его ладонь.
– Ну да, – с серьезным видом соглашается он, склонив голову набок. – Так оно и есть. Но одно не исключает другого.
– О боже. – Я хватаю подушку и шлепаю его ею. – Ты невыносим, ты это знаешь?
– По-моему, ты это уже говорила, и не раз, – отвечает он и неожиданно выхватывает у меня подушку. Я готовлюсь к тому, что он в ответ тоже шлепнет меня ею, но он бросает ее на пол и наконец ложится на кровать рядом со мной.
– Ты хочешь есть? – спрашивает он.
– Да, хочу, но недостаточно сильно, чтобы встать с кровати и заказать еду. – Я протягиваю руку к своему рюкзаку. – По-моему, там еще осталась пара «Поп-Тартс».
Он закатывает глаза.
– Нельзя жить на одних «Поп-Тартс», Грейс.
– Может, и так, но я готова попробовать. – Я разворачиваю мятую серебряную обертку, отламываю кусок вишневого печенья и кладу его в рот.
Хадсон качает головой, но смотрит на меня со снисходительностью.
– А как насчет тебя? – спрашиваю я, откусив еще несколько кусочков. – Ты сам голоден?
Я произнесла эти слова, не имея в виду ничего такого, но, едва слетев с моих уст, они обретают совершенно иной смысл. Глаза Хадсона вспыхивают, внутри у меня все трепещет, и в комнате вдруг повисает напряжение, от которого мое сердце начинает биться быстро-быстро.
– А ты как думаешь? – спрашивает он после нескольких долгих напряженных секунд.
– Я думаю, что ты умираешь от голода, – говорю я ему и призывно откидываю голову. – Как и я сама.
– Тогда съешь еще одно вишневое печенье. – Но в глазах моей пары горит огонь, когда он окидывает меня взглядом, останавливаясь на моих губах… и на моем горле.
Я провожу пальцами по чувствительной коже у основания шеи.
– Я говорю о голоде иного рода.