Небо – моя обитель

– Мисс Кори, я давно изучаю девушек. Где бы я ни был, я наблюдаю за ними и изучаю их. Я считаю их самыми прекрасными созданиями на свете. И к вам я тоже приглядывался... Могу я вас попросить снять на минутку очки?

Миссисипи побледнела. Дрожащей рукой она сняла очки. Перед ним было растерянное лицо с заостренным носом и скулами.

– Спасибо, – сказал он серьезно. Потом встал и сделал несколько шагов вокруг стола. – Можете снова надеть их.

Наступила тишина. Потом он опять сел, вернулся в прежнее положение и начал говорить с великой искренностью:

– Из своих наблюдений я вывел несколько правил для девушек. Могу я ими поделиться с вами? Нет ничего проще стать прекрасной девушкой – достаточно соблюдать эти правила. – Ее рука порывисто дернулась к губам, видимо, этот жест означал у нее согласие. – Во-первых, будьте проще во всем, что вы делаете. К примеру, никогда не смейтесь громко, не делайте неестественных жестов и не закатывайте глаз. Многие девушки не могут выйти замуж, поскольку у них нет друзей, которые могли бы научить их этим правилам. Во-вторых, разумеется, никогда не пейте спиртного и не курите. Когда девушки пьют и курят, они уже и не девушки вовсе. В-третьих, и это самое важное...

В этот момент с Миссисипи случилась истерика. Те десять минут Браш запомнил на всю жизнь. Миссисипи плакала, смеялась, задыхалась; у нее так перехватывало горло, что она не могла отпить глоток воды из стакана; она падала в гамак и вываливалась из него. Когда наконец девушка смогла взять себя в руки, она, опираясь на перила и держа Браша за руку, принялась говорить, всхлипывая:

– Какой ужас, так вести себя на людях! Я ужасная, ужасная. Но, честное слово, я не сумасшедшая. Я люблю, когда мне говорят о моих недостатках... Боже, что вы обо мне подумаете!

Браш отнес ее по лестнице на пристань и опустил в лодку. До середины озера они плыли в молчании. Миссисипи вымыла лицо. Похоже, она считала, что отныне всецело зависит от наставлений Браша. Когда он наконец доставил ее на берег, отдыхающие уже рассаживались под деревьями вокруг костра и пели кто во что горазд. Одна популярная песенка («На железной дороге») забивала другую («Индейская любовь»). Некоторые весельчаки забавляли компанию, перебрасывая зажженный фонарик с руки на руку. Браш извинился перед дамой и ушел распеться и прополоскать горло. Он попросил устроителей выпустить его первым, потому что любил уйти со сцены в разгар аплодисментов, чтобы побродить одному и насладиться странным возбуждением, в которое он приходил после каждого публичного выступления. Когда концерт начался, он объявил свой первый номер: «На крыльях песни» Феликса Мендельсона-Бартольди, 1809 – 1847.

Подобная педантичность и название песни грозили провалом исполнителю, но стоило ему запеть – и все пошло как по маслу. Потом Браш спел «Утерянное согласие» сэра Артура Салливана, 1842 – 1900. Затем поклонился дважды и исчез за деревьями. Слушатели долго аплодировали, но, не вернув певца, стали скандировать и кричать: «Мы хотим еще, мы хотим еще!» Ответственный за развлекательную программу метался среди палаток и деревьев в поисках певца, но Браш спрятался за лодочным сараем и вышел оттуда, только когда объявили, что его преподобие мистер Кенвуд проведет философскую беседу на тему «Улыбки». Безлюдные площади и тропинки лагеря освещались полной луной. Браш остановился у книжной полки в общей комнате, но, поскольку «Британской энциклопедии» там не было, он пошел дальше. Заглянул в окно дома с вывеской «Первая помощь»: у лампы сидел врач в белом халате и читал. Ему захотелось войти и затеять с врачом профессиональный разговор, но, чувствуя непривычную усталость, он отвернулся и пошел вверх по склону. В ярко освещенных окнах кухни Браш увидел молодых мужчин и женщин, которые мыли посуду после лагерного ужина. Это были подрабатывающие на каникулах студенты колледжей. С мытьем посуды Браш был прекрасно знаком. Переполненный радостным волнением, он вошел в здание и предложил свои услуги. Ему вручили кухонное полотенце и поставили вытирать стаканы рядом с сероглазой девушкой, которая тут же произвела на него неизгладимое впечатление.

Глава IV

Веселая жизнь в лагере Моргана продолжается. Важная беседа с девушкой по имени Джесси Мейхью. Конец кошмаров Дика Робертса. Джордж Браш отказывается от денег

В кухне шло состязание. Студенты пели гимны тех колледжей, из которых приехали. Девушки у раковины с вилками, ложками и ножами спели гимн Техасского методистского колледжа. Парень и девушка, мывшие чашки и блюдца, спели «Висконсин, твои холмы прекрасны». Затем сероглазую девушку, работавшую рядом с Брашем, попросили спеть гимн колледжа Маккенна, штат Огайо. Она сначала сказала, что у нее нет ни слуха, ни голоса, но будь что будет, она споет, чтобы не выглядеть белой вороной. Пела она монотонно, но ее приятные манеры и решительность заслужили одобрительные аплодисменты. Потом пришел черед парня из Джорджийского технологического института и девушки из Миссулы. Затем повар-швед, который никогда не учился в колледже, но готовил для студентов в Упсале, спел одну из тамошних песен. Потом потребовали песню от директрисы столовой. Ее не любили, но с того вечера, когда она, зардевшись, спела, как могла, гимн Гаучеровского колледжа, мнение о ней улучшилось. Затем стали вызывать новичка Джорджа Браша. Когда он пел гимн своей alma mater, все затаили дыхание. Он же, закончив петь, как ни в чем не бывало вернулся к своим стаканам и полотенцу. Все сгрудились вокруг него с полотенцами в руках, и кто-то спросил, сколько времени он еще собирается пробыть в лагере. Тут директриса потребовала тишины, застучав по сковороде.

– Уже девять часов, – сказала она. – Так мы никогда не закончим. Давайте дружно все доделаем.

После чего с грязной посудой было покончено буквально за десять минут.

Браш прошептал сероглазой девушке:

– Можно, я к вам в гости зайду?

– Что вы сказали?

– Можно, я к вам в гости зайду, после того как мы кончим работу?

– Ну... – начала она нерешительно, – ну да.

– Мне очень хочется поговорить с вами.

Они продолжали мыть посуду молча. После окончания работы многие заторопились к дверям, чтобы успеть захватить лодки, предназначенные для персонала. Директриса подошла к Брашу с важным видом.

– У меня есть свободное место, если вы, конечно, хотите поработать в столовой, – сказала она.

– Спасибо. Но завтра днем я должен уехать, – ответил он, не отрывая глаз от спины сероглазой девушки, уже выходившей на улицу. Догнав ее, он предложил: – Давайте посидим на скамейке в конце мола.

Она не ответила. Браш понял, что она передумала и теперь подыскивает слова, чтобы извиниться перед ним. Он выпалил с неожиданной страстью:

– Я знаю, вы очень устали после сверхурочной работы, но мне хочется, чтобы вы сделали для меня исключение. Наверное, мне лучше было бы зайти к вам в гости завтра, но днем я уже должен уехать, а утром, насколько я понимаю, и у вас и у меня много дел. Поэтому сделайте одолжение, разрешите мне зайти к вам в гости сегодня.

Она вскинула голову и посмотрела на него.

– Мы можем посидеть в клубной комнате, – сказала она сухо и пошла к ферме, которая служила спальней для официанток. Дом напоминал бедлам. Девушки перекрикивались из комнаты в комнату: «Луиза, дай мне твои сандалии», «Зачем тебе свитер? Ты в нем изжаришься». У крыльца несколько молодых людей ждали своих спутниц. В окне второго этажа появилась девушка и спросила:

– Где Джесси?

– Я здесь, – тихо ответила сероглазая девушка.

– Джесси, золотце мое, могу я взять твой шелковый платок?

– Бери. Только не шуми, когда вернешься, Хильда.

Парочки, громко беседуя, расходились, и вскоре дом погрузился в полнейшую тишину. Джесси привела Браша в клубную комнату на первом этаже. Комната была обставлена старой мебелью, собранной в других зданиях, расположенных ниже по склону. Там стояли ломберный стол, ножка которого была замотана изоляционной лентой, ветхий кожаный диван, несколько кухонных стульев. В комнате был большой беспорядок. Джесси начала машинально ставить вещи на свои места, собирать подушки, журналы с фотографиями кинозвезд, гавайские гитары и теннисные ракетки. Потом села на диван и стала развязывать ленту, стягивающую ей волосы.

– Как вас зовут? – спросила она.

– Джордж Марвин Браш. Я родился в Мичигане. Работаю коммивояжером, продаю учебники. В лагерь я приехал, чтобы встретиться по делу с одним человеком. На кухню зашел, потому что люблю студентов и люблю быть там, где работают. Я сам занимался такой работой почти всю жизнь.

Джесси откинулась на спинку дивана, сдернула ленту с волос и потрясла головой. Браша она слушала с рассеянной сдержанностью.

– У вас прекрасный голос, – сказала она. – Все надеялись, что вы останетесь здесь работать.

– Мне бы очень хотелось.

– Почему вы стоите? Садитесь.

– Спасибо.

Джесси положила голову на закинутые на спинку дивана руки и стала смотреть в потолок. Наступившее молчание настолько обеспокоило Браша, что он нарушил его, подвинув свой стул на несколько дюймов и начав с великой торжественностью:

– Я постоянно путешествую и встречаю много людей, но почти все они меня ужасно огорчают... вот только сегодня я встретил ужасных людей, и это уже начинает на мне плохо сказываться. А потом я увидел вас и сразу же понял, какой вы хороший человек, и вы себе не представляете, как это все сразу изменило... Вот почему эта наша беседа так важна для меня; а поскольку времени у нас мало... вы устали, да и... я прошу вас простить меня, если вам покажется, что я говорю о слишком личных вещах, хотя мы только еще познакомились. Я хочу, чтобы вы знали, кто я такой и что из себя представляю, – тогда я смогу писать вам письма.

Медленно и немного настороженно Джесси начала выпрямляться на диване. Она теперь смотрела ему в глаза удивленно, но без страха или отвращения.

– В мире нет ни одного человека, которому бы мне хотелось писать письма, – продолжал он. – Поэтому, встретив такого приятного человека, как вы, я спешу познакомиться с вами как можно лучше. А чтобы мы могли побыстрее подружиться, я хочу рассказать вам о себе и о своих увлечениях. Хорошо?

Джесси слегка порозовела.

– Хорошо, – ответила она.

– Значит, как я уже сказал, меня зовут Джордж Марвин Браш. Мне двадцать три года. В позапрошлом году я окончил Силоамский баптистский колледж в Уэллинге, штат Южная Дакота. Я баптист и к религии отношусь серьезно. Вырос я на ферме в Мичигане... Могу я попросить вас рассказать о себе?

Девушка собиралась ответить резко, но передумала и сказала суховато:

– Меня зовут Джесси Мейхью. Мне двадцать два года. Учусь на последнем курсе колледжа Маккенна в Огайо. Собираюсь стать преподавателем. Я принадлежу к методистской церкви.

Серые глаза холодно смотрели в голубые.

– Могу я спросить у вас об... об отце и матери?