Все подавалось Биту на блюдечке с золотой каемочкой. Он не только родился в богатстве, люди действительно проникались к нему симпатией. Он думал, что это нормально, когда все улыбались ему, куда бы он ни пошел. Папарацци делали комплименты его стилю. Если у него не было возможности подготовиться к экзамену в частной школе в Голливуде, которую он посещал, просто меняли дату сдачи. Его мать и отец никогда не переставали говорить ему, что он особенный, что они могут им гордиться.
Но жизнь не для всех была такой.
В тринадцать лет Бита по настоянию отца отправили на два месяца в летний лагерь. Руди Докинз вырос в сельской Пенсильвании и верил, что его сыну пойдет на пользу отдохнуть от суеты Лос-Анджелеса, побыть на природе, подышать свежим воздухом, смастерить что-то своими руками. Звучит интересно, но насколько это могло быть сложно?
Тем летом, живя в хижинах с мальчиками, у которых не было знаменитых родителей, Бит был поражен осознанием того, что он вел до смешного счастливую жизнь.
Деньги и слава его матери по сути дали ему все необходимое без особых усилий, вплоть до кроссовок за шестьсот долларов. Эти дети сами готовили себе завтрак. Учителя не относились к ним по-особому. Они надевали поношенные вещи и делили спальни с братьями и сестрами. Родители отправили их в летний лагерь, потому что они работали, а дети нуждались в присмотре, а не из-за какой-то ностальгической прихоти.
Поначалу в лагере было замечательно. Он удивительно хорошо ладил со своими товарищами по лагерю, как и практически со всеми остальными. Они разговаривали у костра о девушках, обменивались постыдными историями, мечтали о будущем.
Но как только они поняли, кто такой Бит, они постепенно начинали отталкивать его, чувствуя, что он не тот, кем кажется. Якобы он притворялся одним из них, кому тоже приходилось нелегко, хотя на самом деле он позже возвращался к той роскошной жизни, которой у них никогда не было. Он потратил больше месяца, убирая домик и придумывая лучшие шутки, чтобы расположить их к себе.
Однако впервые в жизни его обаяние и имя не имели никакого значения.
Вскоре после этого он начал получать удовольствие от того, что ему приходилось нелегко.
К тому времени, когда он встретил Мелоди в шестнадцать лет, он уже достиг половой зрелости и пережил эту эмоционально насыщенную трансформацию. И в то же время он оставался в том положении, которое ставило его в замешательство, хотя ему это нравилось. Сильно нравилось.
Ему нравились места, в которых ему отказывали.
Он любил, когда все складывалось не так легко.
Мигающий красный огонек камеры отвлек Бита от его мыслей, и он бессознательно обнял Мелоди за плечи, притянул ее к себе и повел в кабинет, безуспешно пытаясь не смотреть на оператора, который терпеливо переминался с ноги на ногу, чтобы держать их в поле зрения.
– Ты была настолько уверена, что мы оба согласимся на это? – спросил Бит у Даниэль.
– Если все пойдет как надо, у меня уже будет отснятый материал.
– Это не прямой эфир?
– Нет, – сказала Даниэль с улыбкой, которая растянулась на ее лице. – Пока нет. – Ее взгляд метался между лицами Бита и Мелоди. – Но, как я уже сказала, нам нужно действовать быстро, чтобы сделать все к cочельнику. Я вижу это как внезапный социальный феномен, который увлечет даже самого обычного потребителя поп-культуры. Никакой обычной рекламы в течение восьми месяцев, пока концепция не надоест всем к моменту окончания постпродакшена. – Она оперлась обеими руками о стол и наклонилась вперед. – Все, что нам нужно, – это Джозеф и его камера, платформы, каналы и план. Если ваш ответ – «да», мы снимем несколько обзоров для промо в среду и запустим их в эфир в конце этой недели.
– Наш ответ зависит от нескольких важных деталей, – сказал Бит.
– Деталей? – прошептала ему Мелоди уголками рта.
Он сжал сильнее ее плечи.
– Да.
Биту действительно нужно было убрать руку от Мелоди, особенно сейчас, когда их снимали на камеру, но он, казалось, не мог заставить свое тело повиноваться разуму. И ему действительно нужно было перестать думать о том, как ее ногти на мгновение впились в его запястье в кафетерии. Черт, от этого воспоминания у него все напряглось в штанах.
«Прекрати сейчас же», – подумал он.
Они собирались провести много времени вместе в течение следующих тринадцати дней, и он не мог и не хотел, черт возьми, даже пальцем тронуть Мелоди. Она утверждала, что участвовала в этом шоу, чтобы финансово отделиться от матери, но… у него были сильные подозрения, что Мелоди делает это и для него тоже. А это означало, что он должен быть благодарен и защищать ее любой ценой. Другими словами, держать свои руки при себе.
Личная и сексуальная жизнь. Они никогда не должны пересекаться.
Сейчас было не время нарушать его собственное правило.
– Что это за важные детали? – спросила Даниэль, хлопнув в ладоши. – Давайте покончим с этим.
Оператор усмехнулся.
Даниэль бросила на него многозначительный взгляд.
Была ли какая-то… напряженность в комнате между Даниэль и Джозефом? Похоже, что так, но у Бита сейчас не было времени обращать на это внимание.
– Во-первых, я хочу обеспечить безопасность Мелоди. Как можно лучше.
– А как же ты? – воскликнула Мелоди и ткнула Бита в бок.
– Не беспокойся обо мне.
Она попыталась возразить, но он перебил ее, хоть и слегка сжал ее плечо в качестве извинения.
– Съемки должны останавливаться по ночам. Нам понадобится свободное время.
Даниэль кивнула:
– Как я уже сказала, мы будем снимать вас по двенадцать-четырнадцать часов в день.
– Отлично.
– Говоря за нас обоих, думаю, что нужно обязательно пригласить другую группу на сочельник, потому что, если наши мамы согласятся снова выступать на одной сцене, мы станем свидетелями божественного чуда.
– Если воссоединение не состоится, шоу продолжат еще четыре группы. Не то чтобы они соответствовали стилю Steel Birds, но шоу должно продолжаться.
– Хорошо, дело в том… если серьезно, Бит прав, говоря о том, что должно случиться чудо, чтобы все получилось. Чудо, каких с библейских времен не видали, – сказала Мелоди, поддерживая Бита. – Когда я была маленькой, у моей матери была комната наград Steel Birds, и на каждой фотографии лицо Октавии было изрезано в клочья. Это был настоящий музей ненависти.
– После инцидента на концерте моей матери потребовалось провести десятилетнюю терапию криком прямо в доме. У нас была секретная кладовка. На самом деле я никогда не произносил имя Трины вслух, потому что в нашем доме это было запрещено, – сказал Бит, указывая на свой рот. – Вот и все. Это первый раз, когда я это сделал.
Мелоди наклонила к нему голову:
– И что ты почувствовал?
– Что-то вроде… облегчения. Я всегда думал, что это вызовет нашествие саранчи или обрушит горы.
– Кто-нибудь быстро проверьте, как дела обстоят в Мачу-Пикчу, – пошутила Мелоди, указывая на телефон на столе.
– Это будет потрясающе, – выдохнула Даниэль, толкая оператора в плечо. – Продолжайте снимать. Мы можем использовать отснятый материал в качестве промо. Вы двое продолжайте общаться. О распаде Steel Birds ходило так много слухов, но, поскольку ничего толком так и не было обнародовано, все довольствуются догадками.
Бит посмотрел на Мелоди сверху вниз. Она встретилась с ним взглядом и глубоко заглянула в его глаза.
Насколько далеко они были готовы впустить людей в свою жизнь?
– С тех пор как это случилось, прошло тридцать лет, – сказала Даниэль, активно жестикулируя руками. – Тридцать лет. Публичное восхищение этой группой не знает границ, и они, то есть мы, так и не получили хорошего объяснения. Конечно, возможно, мы и не должны его получать, но было бы стыдно навсегда оставить это тайной. Был ли виной всему любовный треугольник? Или имело место какое-то другое предательство? – Даниэль медленно обошла стол, и оператор отступил в сторону, не глядя на нее. – Вас никогда не просили нести бремя ответственности за эту информацию, но вам докучали этим всю вашу жизнь, доставали вас изо дня в день на протяжении трех десятилетий. Сейчас у вас есть сила освободиться от этого.