Химера

Диана повела себя совершенно по-другому. Всегда рациональная, она спокойно указала на то, что Билл ничем не сможет ускорить выздоровление жены. Дебби находится в коме, она даже не поймет, что он рядом. «Холодная и хрупкая, как кристаллы, которые она выращивает в лаборатории», – подумал Билл о Диане.

Вот почему его удивил ее вопрос. Она не стала подплывать ближе, держась на расстоянии, как всегда. Ее длинные светлые волосы колыхались вокруг лица, словно морские водоросли.

Билл снова повернулся к иллюминатору.

– Жду, когда покажется Хьюстон, – ответил он.

– Тебе пришли электронные письма от владельцев полезной нагрузки.

Он молча смотрел вниз, на мерцающие огни Токио: туда острием ножа подбирался рассвет.

– Билл, кое-что требует твоего внимания. Если ты не в состоянии заниматься работой, придется распределить твои обязанности среди остальных членов экипажа.

Обязанности. Так вот о чем хотела поговорить Диана! Не о его трагедии, а о том, можно ли рассчитывать, что Билл будет выполнять порученные ему задания. Каждый день на борту МКС был расписан по минутам, времени для размышлений или печали почти не оставалось. Если один из членов экипажа оказывался нетрудоспособным, его должны были заменить остальные, иначе эксперименты проведены не будут.

– Иногда, – произнесла Диана с неумолимой логикой, – работа очень помогает отвлекаться от горя.

Билл коснулся пальцем пятна света, это был Токио.

– Диана, не притворяйся, что у тебя есть сердце. Этому никто не поверит.

На мгновение она замолчала. Билл слышал только непрерывный шум работавшей космической станции – звук, к которому он так привык, что едва замечал его.

Диана невозмутимо продолжила:

– Я прекрасно понимаю, что у тебя сейчас трудный период. И знаю – нелегко оставаться на станции и не иметь возможности вернуться на Землю. Но у тебя нет другого выхода, все равно придется ждать шаттла.

Он горько рассмеялся:

– Зачем ждать? Я могу оказаться дома через четыре часа.

– Хватит, Билл. Не дури.

– А я и не дурю. Я просто сяду в корабль аварийного спасения и улечу.

– Хочешь, чтобы у нас не осталось возможности эвакуироваться? Это необдуманный поступок. – Она помолчала. – Знаешь, наверное, будет лучше, если ты начнешь принимать какие-нибудь лекарства, это облегчит твое состояние.

Билл повернулся к Диане, и вся его боль, все его горе обратились в ярость.

– Прими таблетку, и все пройдет, да?

– Возможно. Билл, я просто хочу удостовериться, что ты не собираешься совершать неблагоразумные поступки.

– Да иди ты.

Он оттолкнулся от иллюминатора и проплыл мимо нее к лабораторному люку.

– Билл!

– Как ты любезно указала, мне есть чем заняться.

– Я сказала, что мы можем разделить твои обязанности. Если ты считаешь, что…

– Я выполню свою чертову работу!

Билл проплыл в американскую лабораторию. Ему стало легче оттого, что Диана не последовала за ним. Оглянувшись, он увидел, как Диана плывет к жилому модулю – наверняка чтобы проверить состояние корабля аварийного спасения. Этот аппарат, способный эвакуировать всех шестерых членов экипажа, был единственной «спасательной шлюпкой», которая могла бы доставить их домой, если бы на станции разразилась катастрофа. Билл напугал ее, сказав, что собирается угнать аппарат, и жалел об этом. Теперь Диана будет следить за ним, ожидая признаков нервного срыва.

Довольно тягостно сидеть внутри этой блестящей консервной банки в трехстах пятидесяти километрах от Земли. А если к тому же находишься под наблюдением и подозрением, то пребывание на станции становится и вовсе невыносимым. Несмотря на то что Билл отчаянно хотел вернуться домой, стойкость не изменила ему. Годы подготовки и тесты на психологическую совместимость подтвердили, что Билл Ханинг – профессионал и совершенно точно не способен подвергнуть опасности своих коллег.

Привычным движением отталкиваясь от одной из стен, он плыл по лабораторному модулю к своему рабочему месту. Там он проверил последние электронные сообщения. Диана была права только в одном: работа отвлечет его от мыслей о Дебби.

Бо?льшая часть писем пришла из Исследовательского центра имени Эймса в Калифорнии, это были обычные запросы о подтверждении сведений. Многими экспериментами руководили с Земли, и некоторые ученые ставили под сомнения полученные сведения. Билл просмотрел сообщения, скривившись при виде очередной просьбы прислать образцы мочи и кала астронавтов. Вдруг он замер, бросив взгляд на одно из новых сообщений.

Это было сообщение иного рода. Не из Центра имени Эймса, а из какого-то частного Центра управления полезными нагрузками. Частный бизнес оплачивал большое количество экспериментов, проводимых на борту станции, и Билл часто получал электронные письма от ученых, не имевших отношения к НАСА.

Это сообщение пришло из компании «СиСайенс», Ла-Хойя, Калифорния.

Доктору Уильяму Ханингу, биологические исследования, МКС.

От ведущего исследователя Хелен Кёниг.

Тема: Эксперимент БКК № 23 (клеточная культура археон).

Сообщение: Самые последние полученные нами данные указывают на резкое и неожиданное увеличение массы клеточной культуры. Пожалуйста, проверьте этот факт измерителем массы.

«Очередной запрос из серии „подай-принеси“», – подумал он. Многие орбитальные эксперименты управлялись учеными с Земли. Данные фиксировались внутри различных лабораторных стоек на видео или автоматическими приборами для взятия проб, а результаты отправлялись прямиком к исследователям. Из-за сложности оборудования на борту МКС временны?е сбои были неизбежны. Для этого здесь и нужны были люди – чтобы отыскивать неисправности буйной электроники.

В компьютере с данными о полезной нагрузке Билл открыл файл «БКК № 23» и просмотрел протокол. Клетки культуры – археоны, бактериоподобные морские микроорганизмы – были собраны в глубоководных гидротермальных жерлах. Для человека они безопасны.

Билл проплыл через лабораторию к стойке с клеточными культурами и вдел обтянутые гольфами ноги в стремена, чтобы зафиксировать положение. Нужный ему блок, по форме напоминавший короб, был снабжен собственной системой подачи и обработки воды для непрерывного опрыскивания двух десятков клеточных культур и образцов тканей. Большинство экспериментов были саморегулирующимися и не требовали никакого вмешательства. За четыре недели на борту МКС Билл только однажды взглянул на пробирку под номером 23.

Он вытащил ящик с образцами клеток. Двадцать четыре культуры в пробирках были укреплены по периметру блока. Билл нашел номер 23 и вытащил пробирку из поддона.

И его тут же охватила тревога. Крышка вздулась словно под давлением. Вместо мутноватой жидкости он увидел нечто яркого сине-зеленого цвета. Билл перевернул пробирку, но культура не сдвинулась с места. Из жидкости она превратилась в густую, вязкую массу.

Он настроил микроизмеритель массы и вставил пробирку в углубление для образцов. Через мгновение на экране появились данные.

«Что-то здесь нечисто, – решил он. – Должно быть, какая-то инфекция. Либо образец с самого начала был заражен, либо другой организм, проникнув в пробирку, уничтожил первичную культуру».

Он набрал ответ доктору Кёниг:

…Полученные Вами сведения подтверждены. На вид культура сильно изменилась. Теперь это не жидкость, а желатинозная масса, яркого, почти неонового сине-зеленого цвета. Следует иметь в виду вероятность заражения…

Он остановился. Была еще одна вероятность – эффект микрогравитации. На Земле тканевые культуры растут плоским слоем, увеличиваясь только в двух направлениях по поверхности контейнера. В невесомости, освободившись от силы гравитации, те же самые культуры начинают вести себя иначе. Они растут в трех направлениях, принимая формы, которые никогда не принимали на Земле.

Что, если номер 23 не был заражен? Что, если это результат поведения археонов в невесомости?

Но от этой мысли ему сразу же пришлось отказаться. Изменения были слишком серьезными. Невесомость не способна превратить одноклеточный организм в невероятную зеленую массу.