Возьми его, девочка!

– Я здоров и не собираюсь быть грубым.

– А вдруг…

– Что?

Она прикусила губу.

– Я не умею предохраняться.

С невозмутимым видом он извлек из кармана и продемонстрировал ей презерватив в блестящей серебристой упаковке.

– Ого! – На пухлых губах Арины появилось подобие улыбки. Она была очень напряжена. – Ты все время таскаешь их с собой?

– Да.

– Какой цинизм.

Тут он рассердился и попросту сдернул с нее колготки вместе с микроскопическими трусиками. Арина всхлипнула. Это что еще такое? Запрос на насилие? Девчонка явно чувствовала себя жертвой. Пальцы ее судорожно впились в его плечи, так что он ощутил остренькие ноготки сквозь тонкую ткань рубашки и, принимаясь за дело, прошептал:

– Не думай ни о чем.

В окно заглядывала любопытная луна, из темных углов таращились облупленные мольберты. Цилин диван держался молодцом, и когда буйная парочка, накувыркавшись до полного изнеможения, со смехом и стонами скатилась наконец на растрескавшийся дубовый паркет, только скрипнул разок, после чего в залитом лунным светом помещении кафедры воцарилась тревожная тишина.

– Как ты думаешь, нас никто не слышал? – все еще слегка задыхаясь, спросила Арина.

– Думаю, нет. А кто мог услышать?

– Сторожа, например.

– Они в соседнем здании.

Арина перевела дыхание.

– И все-таки мы сумасшедшие.

– Ну, разве что самую малость.

Обнимая ее одной рукой, Алекс прислушивался к себе, стараясь определить, какое чувство преобладает в душе после всего происшедшего. О ужас, ему хотелось курить. Пол казался невыносимо жестким, как будто он лежал не на паркете, а на камне, навалившаяся сверху Арина создавала дополнительный дискомфорт. Намекнуть ей, что ли… Но ведь обидится! Черт возьми, это и есть начало прекрасного чувства под названием любовь?

Ему было неловко и досадно. А как же трепет, кхе-кхе, намерения? Восторги, экстазы и прочие эмпиреи? Ничего подобного даже близко не лежало. Тупо хотелось встать, привести себя в порядок и закурить сигарету.

К счастью, Арина задала закономерный в общем-то вопрос и тем спасла положение:

– А где здесь туалет?

Алекс объяснил, и юная дева, уже не опасаясь привидений и даже не делая вид, что опасается, быстренько шмыгнула за дверь. Когда же вернулась, ее рыцарь уже сидел, как ни в чем не бывало, на видавшем виды диване, одной рукой придерживая пепельницу, стоящую на колене, другой время от времени поднося к губам сигарету. Однако Арину это, похоже, не обескуражило.

– Сколько раз, проходя мимо здания Архитектурного института, я засматривалась на него, потому что оно казалось мне очень красивым, но никогда не думала, что когда-нибудь окажусь внутри, да еще… – С этими словами она запрыгнула на диван и прижалась щекой к небритой щеке Алекса. Блаженно вздохнула. – Расскажи что-нибудь.

Игра? Все может быть. Хочет казаться славной девочкой, покладистой и удобной. И ведь покажется! Бросая таких удобных, всегда чувствуешь себя последней сволочью.

– Это бывшее Главное здание усадьбы графа Воронцова. Во второй половине XIX века все шесть ее домов с прудами и фонтанами перешли казне. Пруды были засыпаны, сады вырублены, графские земли застроены доходными домами. Главное здание усадьбы многократно перестраивалось. Сначала в нем располагалась хирургическая академия, потом – Строгановское художественно-промышленное училище.

Он был уже абсолютно трезв и охотно говорил на посторонние темы, чтобы не размышлять мучительно о том, как бы половчее избавиться от сговорчивой барышни.

– Граф и генерал Сергей Строганов происходил из крестьян, титула был удостоен за особые заслуги перед Отечеством. В 1825 году Строганов с одобрения Николая I основал в Москве бесплатную «школу рисования в отношении к искусствам и ремеслам». Расширившись, учебное заведение, переименованное в училище, обосновалось на Рождественке. В 1903 году при очередной перестройке на фасаде появились многоцветные керамические панно с именами наиболее чтимых тогда европейских художников: Романо, Лепорта, Берна, Дюрера, Луини, Гужона, Гиберти, Сансовино, Пизано, да Винчи и других. После революции Строгановку переименовали во ВХУТЕМАС, позже – во ВХУТЕИН, и наконец, в результате слияния архитектурных факультетов последнего и МВТУ, в 1933 году образовался МАрхИ, где мы с тобой находимся сейчас.

Прощаясь с ней около станции метро Проспект Мира, он был абсолютно уверен, что это их свидание – первое и последнее. Впрочем, номер телефона записал. Свой тоже оставил, тем более что это никого ни к чему не обязывало. Обвив его шею тонкими руками, Арина дала ему возможность еще раз оценить вкус ее податливых, пухлых как у фотомодели губ, и побежала, стуча каблуками, по пустынной улице. Провожать ее до подъезда Алекс не стал. Это была уже последняя степень падения, так что не имело смысла забивать себе голову. Зевнув, он зябко передернул плечами и, на ходу закуривая сигарету, побрел обратно к метро.

Она позвонила на следующий день около пяти, как раз когда он собирал манатки, что сопровождалось упреками и причитаниями со стороны бывшей. Алекс тяжело вздохнул и начал в срочном порядке придумывать спасительную ложь. Бежали минуты, ложь никак не придумывалась, наконец в отчаянии он пообещал, что перезвонит ей ближе к вечеру. Бывшая немедленно воспользовалась этим, чтобы обвинить его по крайней мере в одном из смертных грехов, а именно в прелюбодеянии, на что он даже не стал отвечать, просто попрощался вежливо и вышел, унося в сумке все, что успел туда побросать. Он терпеть не мог водевильные сцены.

Вслед ему полетели – как летят в обидчика швыряемые со всего размаха в припадке бессильной злобы тапочки, тарелки, журналы, – нелепые угрозы. Нелепые и смехотворные. Выезжая на своем стареньком «ситроене-ксантия» на Садовое Кольцо, Алекс чувствовал себя так, будто целый день таскал тяжести. Да еще этот неизменно сводящий с ума вопрос: «Что ты имеешь в виду?» Как будто, объявляя о своем решении, он перешел на санскрит.

– Думаю, нам следует расстаться.

– Что ты имеешь в виду?

Восхитительный диалог! Он сердито фыркнул и прибавил скорость.

Проблем с поисками подружек у Алекса не возникало никогда. Он был уверен в собственной привлекательности, и если женщина ему нравилась, практически не сомневался в успехе. Но именно легкость, с которой он заводил знакомства, порой оборачивалась неприятностями. Было в нем что-то такое, что всерьез цепляло волевых, агрессивных дамочек, привыкших доминировать в отношениях. При виде его в них пробуждался охотничий азарт.

Одна из таких охотниц подошла к нему как-то раз в клубе, поставила перед ним стакан и сказала грудным, чуть хрипловатым голосом, который должен был, вероятно, сразить его наповал:

– Я заказала тебе баллантайн с содовой.

Алекс не шелохнулся. Сидел за стойкой и курил, изучая фактуру дерева, покрытого лаком.

Охотница тронула его за плечо.

– Эй!

– Нет, – произнес он, не поворачивая головы.

И почувствовал, что она напряглась всем телом.

– В каком смысле «нет»? – в ее голосе появились новые нотки.

– Ничего не будет.

– Так-так, – насмешливо протянула она после паузы. Устроилась поудобнее на высоком вращающемся стуле. Откинула за плечо прядь длинных, крашеных в рыжий цвет волос. – Набиваем цену, да? И сколько стоит ночь твоей любви, красивый?

Алекс молча встал, дошел до противоположного конца стойки и уселся там на свободный стул. Рыжеволосая проводила его пристальным взглядом.

Приблизительно через час он вышел из прокуренного помещения на свежий воздух, неспеша добрел до своей машины, припаркованной под самым фонарем, и тут кто-то навалился сзади ему на плечи – он понял только, что их двое и что это мужчины, – рывком развернул на сто восемьдесят градусов, и прямо перед собой Алекс увидел прекрасную охотницу, которая оказывала ему знаки внимания в баре. А он, подлец, не оценил.

Сделав шаг вперед, она ударила его по лицу. Встретила взгляд холодных серых глаз, улыбнулась со стиснутыми зубами и принялась отвешивать ему одну пощечину за другой – красивыми, тщательно отрепетированными движениями, как будто ежедневно проделывала это перед кинокамерой. Алекс принимал их с презрительной покорностью, не пытаясь уклониться и не вступая в переговоры ни с взбесившейся фурией, ни с роботоподобными наемниками.

Остановилась она только после того, как разбила ему губы вкровь.