Парадокс параллельных прямых. Книга вторая

Жан так опешил, что вместо ответа только шумно вдохнул воздух.

Этьена тоже глубоко до всхлипа вдохнула и отвернулась.

«Дурак, – глядя на неё выругал себя Доре, – кретин полнейший. Нашел время истерику закатывать».

– Извини, – не глядя на него, деревянным голосом произнесла Этьена, – тебе как, полегчало?

– Да, – выдохнул и опять вдохнул Доре, – а тебе?

– Мне тоже, – опускаясь на кушетку, виновато произнесла Этьена.

– Бред какой-то, – плюхаясь рядом с ней на кушетку, с шумом выдохнул Доре, – извини, что я…

– Я тоже… в смысле, что… – начала путаться Этьена.

– Нормально, – успокоил её мужчина, – на твоем месте я бы орал ещё громче. Хотя я и на своем орал довольно неплохо.

Ему вдруг стало ужасно неловко и стыдно. И очень неуютно. Прямо-таки физически тесно в этой странной комнате, стены которой так и норовили упасть ему на плечи.

– Странная у тебя берлога, – невольно поежился Доре, – я её поначалу за психушку принял.

– Да? – удивленно подняла брови Этьена, – а что, довольно похоже.

– Да уж, – подтвердил он, – только матрасов на стенах не хватает. Это что, бомбоубежище?

– Что? – не сразу поняла Этьена, – ах, да… что-то вроде этого.

– А окно зачем? В него же целый танк въехать может, – Жан встал и подошел вплотную к окну, – занятно, не знал, что ты любитель абстрактной живописи…

– Да… в некотором роде… – неуверенно подтвердила Этьена.

– Ну, и темно же, – приблизившись вплотную к стеклу, Жан приставил козырьком руку к глазам и прищурился, – ничего не видно, хоть глаз выколи… Ты в порядке? – когда девушка тоже встала, внезапно спросил он.

– Да. Только я не понимаю, – наморщила лоб Этьена, – как мы оказались в…, – Жерве, – подсказал Доре, – ты не помнишь, как приехала?

– Нет.

– А Николя? – напомнил Доре, – ты помнишь Николя? Ты звала его.

– Я, – наморщила лоб Этьена, – я его знаю, но я не знаю, почему я его знаю… я… я… это как сон…

– А что последнее ты помнишь? – внимательно глядя ей в глаза, очень осторожно продолжал допытываться Доре.

– Улицу… катакомбы…крыс! – вспомнив их писк и царапанье, передернулась Этьена, – фонарь… стрельбу… Но как мы оказались на побережье?

– В катакомбах ты простудилась, – внимательно глядя ей в лицо объяснил мужчина, – потом долго болела и тебя увезли из Парижа.

– Долго? – напряглась Этьена, – сколько?

– Ты только не волнуйся, – осторожно беря в ладони её руку, обеспокоенно произнес Доре, – хорошо?

– Сколько?!! – с дрожью в голосе повторила Этьена.

– Полтора года.

– Что?… – ошеломленно задохнулась она, – ты сказал, полтора года?!

– Не волнуйся, – попытался успокоить её Доре, – помнишь, мы же всё равно должны были уехать. Если бы мы не пошли тогда гулять, то я бы эти полтора года просидел в Лиле на станции у биологов, а ты сама посмотри, – пытаясь отвлечь её внимание, весело продолжал он, – ну, какой из меня биолог? Тем более, там были бы постоянные дожди, а ты наверняка их не любишь…

– Нет!! – не слушая его, в отчаянии сжала виски руками Этьена, – нет…

– Ну, успокойся же, – обнимая её за плечи, нежно проговорил он, но девушка шарахнулась, споткнулась о кресло, упала в него и опять сжала ладонями голову.

Жан растерялся.

За прошедшее время он столько раз до мельчайших подробностей вспоминал свою жизнь в её доме, её лицо, слова, жесты, нюансы поведения, что постепенно создал себе особый внутренний мир, в котором, независимо от реальности и войны, по-прежнему оставались он, она, её дом и Париж. Там, в этом виртуальном Париже, он столько раз обнимал её, прижимая затылком к своему подбородку, что иногда даже наяву чувствовал запах её волос. Он на ощупь знал упругость её спины и мягкость её кожи. Там, в залитой солнечным светом библиотеке он давно уже сказал ей слова, которые потом повторял так часто, что выучил наизусть. Так же, как и ответ, после которого он, как на крыльях, примчался за ней на побережье.

А теперь что ему делать в этой незнакомой ему Этьеной?

– Ну, что ты… что? – уже не смея коснуться её руками, Доре присел перед креслом и положил ладони на подлокотники, – успокойся. Ты же уже выздоровела. И ничего страшного не случилось…

– Полтора года, – не слушая его, повторила Этьена, – полтора…

– Успокойся, – не зная, что ещё можно сказать, снова повторил Доре, – всё будет хорошо. Ты выздоровела и теперь всё будет просто ослепительно…

– Значит, – медленно приходя в себя, опустила руки Этьена, – теперь уже сорок пятый?…

– Да, – повеселевшим тоном подтвердил Доре, – лето. И война уже закончилась. Удивительно, но ты оказалась права. Помнишь?

– Что? – шевельнулась Этьена.

– Наше пари, – улыбнулся Доре, – помнишь, ты утверждала, что война закончится весной. И она закончилась. И был военный парад. Первый послевоенный парад. Представляешь? Мы шли по Елисейским полям, а весь Париж стоял вдоль дороги…

– Значит, всё, – не слушая его, тихо и горько произнесла Этьена, – и тебе уже… – она закусила губу и зажмурилась: «… ничего не угрожает, и ты останешься жив. Полтора года, которые я могла бы быть рядом! А теперь я для тебя только знакомая из прошлого, из-за которой ты опять попал в неприятности», – изо всех сил стараясь не заплакать, она сжала дрожащие губы и сцепила руки.

– Перестань, – решительно развел её руки Доре, – что было, то было. Ты своё отболела и хватит. Конечно, полтора года жалко, но, в любом случае, они уже прошли и ладно. Не хватало ещё, чтобы ты опять свалилась.

– Это время, – подняла голову Этьена, – ты был здесь?

– Нет. Я приехал только сегодня. Точнее, – всё ещё сидя перед ней на корточках, так, что её лицо было почти на уровне его, Жан мягко опустил её руки на подлокотники кресла, – наверное, уже вчера.

Её глаза… губы… губы были так привычно близко, что он невольно качнулся и… наткнулся на её руки, решительно выставленные навстречу.

– Как ты меня нашел? – почти сурово спросила Этьена.

– Жерар… – не сразу сообразил Доре.

– Жерар? – её светлые до прозрачности глаза напряженно сощурились, – он всё ещё в Париже?