Чудны дела твои, Господи!

– Монографию он будет читать, – поддержала ее Настя. – Что он понимает в древнерусском искусстве, а? Я никогда не слышала такой фамилии – Боголюбов! Ни статей, ни научных работ не читала.

– Да какие работы, Настя! Ты посмотри на него! Шкаф ходячий! Лодку с мотором на прицепе привез! Из него такой же ученый, как из меня… спецназовец! Ты когда-нибудь видела ученых, которые на рыбалку ходят?..

Настя подумала. Она видела множество разных ученых, некоторые из них не только на рыбалку ходили, но еще и с упоением резались в дурака и преферанс по полкопейки, и это никак не умаляло их заслуг перед наукой, но сейчас говорить об этом не стоило. Нина всей душой ненавидела Боголюбова, считала его врагом, и следовало поддержать ее в ненависти, а не охлаждать. В конце концов, этот Боголюбов и впрямь нежелательное осложнение!.. Кто его знает, что он за человек и для чего его сюда прислали.

– А дурачок Сашка вокруг него скачет, – презрительно сказала Нина. – Выслужиться хочет! Анна Львовна его в грош не ставила, ни к каким серьезным темам не подпускала! Подумаешь, заместитель по научной части! Она мне обещала, что…

– Что обещала? – спросила Настя, навострив уши.

– Да какая теперь разница! – Нина махнула рукой. – Он работу Пивчика из современного искусства вверх ногами присобачил, когда выставку готовили! Вот клянусь тебе! Заместитель по научной части!

– Может, Дмитрия Павловича попросить? – вздохнув, сказала Настя и взялась за ватман. – Он же все может, у него в Москве связи большие…

– О чем попросить?..

– Ну, чтобы Боголюбова этого убрали.

– А кого назначили?

– Тебя, – выпалила Настя, решив играть всерьез. – Или вон Иванушкина. Мы все-таки его лучше знаем. И он управляемый, дурашка!.. Справимся как-нибудь.

– Если бы Дима мог, он бы ни за что этого назначения не допустил, – печально сказала Нина. – Его ведь не спрашивали! А теперь уже поздно.

– Нинуль, никогда не поздно! И мы же не за себя, мы за дело болеем. Развалится здесь все без Анны Львовны.

– Анна Львовна умерла, и ее больше никогда не будет, – вздохнула Нина, и Настя перепугалась, что она заплачет.

Настя терпеть не могла слез, утешать не умела, чужие страдания считала проявлением слабости и сама никогда не страдала.

– Можно коллективное письмо написать, – быстро предложила она, чтобы отвлечь Нину. – Работники музея против нового директора!. Слушай, а он вчера на поминках так и не появился, да?

– Еще не хватало, – пробормотала Нина и все-таки всхлипнула. – Какие поминки!.. Его и с кладбища нужно было выгнать, не хотелось только при Анне Львовне скандал затевать.

– Странно, что она умерла. Вроде нормально себя чувствовала.

– Ничего не нормально!.. Она каждый день Сперанскому говорила, что у нее сердце не выдержит. И не выдержало!

– Слушай, а может, Сперанский напишет!

– Кому он напишет?

Настя подумала немного.

– Президенту, – выпалила она и округлила глаза. – А что? Сейчас такое время, все пишут президенту!..

– Вот зачем он в тот зал пошел, где все случилось? – И Нина с ненавистью посмотрела в сторону высоких двустворчатых дверей. – Что ему там понадобилось, а? Этот зал вообще надо закрыть на время!

Словно отвечая на это, из «того» зала показался Саша Иванушкин и тихонько, одну за другой, прикрыл обе двери.

Девушки посмотрели друг на друга, и Настя пожала плечами. Нина поднялась, осторожно подошла и приложила ухо к щели двери.

Боголюбов по ту сторону изучал портреты в овальных рамах.

– Может, вам рассказать, чьи это работы? Верхний ряд Неврев, Каменев, затем Корзухин…

Андрей Ильич перебил Сашу:

– Это давняя экспозиция? Или новая?

– Нет, нет, давняя, Андрей Ильич! Тут не все художники наши земляки, конечно, но большинство. Да я могу вам рассказать…

– Здесь ничего не трогали и не меняли?

Александр Иванушкин посмотрел на стену с интересом, как будто проверяя, меняли или нет, и пожал плечами. Он вообще любил пожимать плечами, Боголюбов это заметил.

– Не трогали и не меняли. Анна Львовна тут сама экспозицию составляла, и это было очень давно, насколько я знаю. Еще до меня. А что у вас на шее, Андрей Ильич? Ободрались?..

На шее у него была царапина такого размера, что пришлось раскопать в вещах водолазку, чтобы не сойти за повешенного, который в последнюю секунду сорвался. Боголюбов повел шеей, провел пальцем под воротником, отступил на шаг и еще посмотрел.

Скорее всего, здесь действительно ничего не трогали и не меняли.

…Она стояла вот тут, где сейчас стою я. Возле стены с портретами лениво и неохотно собиралась тянувшаяся с лестницы группа, которой надоело слушать нудную Асю, смотревшую в пол. Впрочем, когда появилась Анна Львовна со свитой, Ася взволновалась так, что у нее нос покраснел. Чего она испугалась? Старого начальства, которое должно было показывать музей новому? Или чего-то еще? Как узнать?..

…Она стояла вот здесь, а мы все были чуть впереди. Нина, Иванушкин и Саутин слева. Я прямо перед ней. Прямо перед ней… Она что-то увидела. Или кого-то!.. Сказала: «Не может быть» – и умерла.

…Слабое сердце, удар – все это возможно. Но накануне в дом старого директора забрался вор. Или не вор, а неизвестно кто, и собака не лаяла. А в день похорон меня чуть не убили в этом прекрасном, ухоженном, дивном провинциальном музее. Как связаны смерть Анны Львовны и все эти события? И вообще, связаны они или нет?..

– Что вы там хотите разглядеть, Андрей Ильич?

– У кого есть ключи от служебного входа?

– В каком смысле?!

Боголюбов вздохнул.

– В прямом. У кого ключи?

Саша пожал плечами.

– У всех. А как же иначе? У нас штат крохотный, вдруг кто заболеет или в отпуске? У меня есть ключ, у Нины, у Аси Хромовой. Даже у Василия есть на всякий случай!

– Кто такой Василий?

– Сторож наш! Он же истопник. Вы его еще не видели, он в прошлую пятницу запил… некстати.

– Он алкоголик? И у него есть ключи от музея?!

– Андрей Ильич, поймите правильно! Он хоть и пьющий, но честнейший человек, правда! Кристальный! И у него обязательно должны быть ключи, потому что сигнализация иногда сама по себе срабатывает, а старый директор про нее вообще забывал! Группа приезжает, и как быть, если у сторожа ключей нет?..