Глава 12
В шесть тридцать, когда я только варю себе кофе на кухне окнами во двор, приходит сообщение от Германа. Оказывается, у нас сегодня с ним деловая встреча где-то в городе.
– Мистер Спонтанность, – фыркаю я.
Он вполне себе оправдывает это прозвище, потому что за несколько дней, что я работаю с ним бок о бок, замечаю, что Герман чертовски прилично отклоняется от своего рабочего расписания.
Чей бы голос я ни слышала вчера на заднем фоне, это никоим образом не повлияло на его распорядок дня. Еще нет и семи, а он уже раздает указания.
Отправляю короткое «принято» и готовлю завтрак. Приоткрываю окно, чтобы впустить свежий воздух. В кухню врывается звук капель дождя, барабанящих по карнизам и скатам унылого двора-колодца. Очень надеюсь, что это привычная утренняя морось октября, и дождь не зарядит на весь день.
Я не хочу думать про женщин в жизни Островского, но любопытство и какая-то досада раздирают меня изнутри. Кто она? У них все серьезно? Давно ли? Это точно не должно меня волновать. Но вместе с воспоминаниями о прошлом вернулось и неприятное чувство, что история повторяется.
«Ты ведь тоже монашкой не была», – подключается внутренний голос.
Ну, да, не была… не была… да, мы взрослые люди, что же мне оставалось – сохнуть по Герману до конца дней своих после нашего расставания? Почему-то сейчас, после более чем пяти лет врозь, мне кажется, что я рубанула с плеча, да и он был не прав. Приходит осознание нелепости произошедшего. Но дел мы оба наворотили, чего уж там скрывать.
Ладно, с кем там спит Островский, с кем проводит свое внерабочее время, меня уж точно не касается. Тогда почему мне неприятно даже просто об этом думать?
Следом отписываюсь Алене с просьбой связаться сегодня, но чуть позже. Уверена, она мне не откажет, а может, даже будет рада помочь. Даю в общем чате указаниям сотрудникам: моя команда инновационного офиса раскидана по разным филиалам, и у нас достаточно слаженная работа. Обычно мы встречаемся раз в неделю, но из-за загруженности у Островского сообщаю, что конференцию перекинем на утро пятницы, то есть на завтра.
Ровно в восемь я выхожу из дома, и дождь перестал. Прекрасно. Но прогуляться не получится. На мне туфли на высоких шпильках, и я вызываю такси. Тащиться сейчас на машине в сторону работы совсем не хочется. Я надела темно-бордовый брючный костюм и серое пальто в тон моему настроению.
Герман уже на месте, и я с усмешкой кидаю ему: «Может, чашечку кофе?» Но он лишь с рассеянной улыбкой качает головой. Прекрасно, я знаю, когда надо отъехать. Он весь в делах и мыслях, и ему явно не до шуток. О моей вчерашней выходке с официантами тоже никто из нас не вспоминает.
Чуть позже просит меня накидать аналитику по нескольким последним проектам фирмы. Я с огромным удовольствием этим занимаюсь. Все-таки цифры – это мое. Прогнозирование, планирование, анализ – тут я как рыба в воде. Да и в общем, ориентируюсь в минувших проектах фирмы лучше Германа. Он-то, считай, новичок.
– Может, поедем уже? – вырастает Островский перед моим столом, и я поднимаю голову от таблицы.
– А не рано? – посматриваю на часы на мониторе.
– Если раньше приедем, зайдем куда-нибудь, кофе попьем.
Предложение звучит и заманчиво, и пугающе. Однако я широко усмехаюсь и отодвигаюсь от стола, нашаривая ступнями туфли, которые успела скинуть.
– Вау, ну наконец-то кто-то приготовит его для меня. Этот расчудесный кофе. Хотя бы бариста, – тяну с предвкушением.
Герман улыбается в ответ, и в его глазах зажигается знакомый огонек. Небось уже представил, как готовит кофе для меня в постель? Как когда-то…
Черт, Мельникова, отбрось ты эти фантазии. Это моя внутренняя ехидна играет словами и образами.
А дальше меня ждет настоящее испытание – я, Герман и напряжение между нами в замкнутом пространстве автомобиля.
– Я хоть в каком качестве с тобой еду? В качестве стенографистки?
Островский бросает на меня короткий взгляд.
– Ага, машинистки. Сейчас как раз по дороге заедем в какую-нибудь антикварную лавку, купим доисторический аппарат для работы.
– Супер, мечты сбываются, – я приподнимаю брови, демонстрируя весь свой неподдельный восторг. – А там никого не смутит, что я буду сидеть в уголке и стучать по клавишам этого «динозавра»?
– И со звоном передвигать каретку? – вливается он в поток моей иронии.
– О да, обязательно со звоном.
Герман пропускает меня вперед, когда мы выходим из здания, и более ровным тоном поясняет:
– Ты едешь по своим прямым должностным обязанностям, как руководитель отдела. Прости, что сразу не предупредил. Встреча организовалось слишком внезапно. Вчера уже поздно было созваниваться. Я как раз по дороге собирался все тебе пояснить. В общем, тебе сейчас главное поприсутствовать и понять, чего от нас требуется. Говорить в основном буду я.
– Если думаешь, что меня обрадует такой расклад, глубоко ошибаешься. Я не из молчаливых.
Мои руки сами собой складываются на груди в защитную позу.
– Варвара, я лишь хотел тебя подстраховать, прекрасно понимаю, что о таких мероприятиях предупреждают заранее.
– Хорошо, давай вводи меня в курс дела, – чуть остываю, не обнаружив никаких подтекстов в его словах. – Я готова слушать.
Мы забираемся – в прямом смысле слова забираемся – в «танк» Германа.
– Нравится смотреть на всех свысока? – усмехаюсь я, пристегивая ремень безопасности.
– В смысле? – он реально не понял или делает вид, что не понял.
Машина быстро заводится, и Герман без промедления трогается с места.
– А, не обращай внимания. Давай лучше к делу.
Ехать нам недалеко, но мы медленно ползем в пробке, поэтому у Островского достаточно времени, чтобы более-менее подробно мне все рассказать. Я задаю вопросы, прошу рассказать подробнее, спрашиваю его мнение, делюсь своим. Удивительно, но это выходит так органично, что я на какое-то время забываю, что передо мной Герман. Забываю о своей болезненной реакции на него. Забываю о подозрительности.
Забываюсь настолько, что, когда мы паркуемся на Большой Конюшенной, я выхожу из машины как-то неудачно. Ступаю на крышку люка, и тонкий каблук шпилек встает аккурат в небольшое круглое отверстие, уезжая вниз наполовину.
– Ой! – восклицаю, взмахивая руками.
Я бы упала, если бы не подоспевший Герман. Он ловит меня на полпути к земле.
– Ай, блин!
Слезы мигом брызжут из глаз, потому что острая боль в лодыжке на секунду затмевает разум.
– Варь? Ты как? – раздается над ухом.
Утыкаюсь носом Герману в плечо, а пальцами впиваюсь в ткань пальто.
– Я… Я… – глотаю воздух, не в силах продолжать от острой боли, но вздох за вздохом становится легче. – Моя нога. Мои туфли.
– Сейчас.
Герман впихивает меня обратно в машину, усаживая на пассажирское сиденье. Правая нога сама собой выскальзывает из застрявшей туфельки.