Иероним Эгинский

– Моя мама отругала меня и сказала, чтобы я никогда больше не брал с тебя денег. Приходи, когда захочешь, и не покупай билета.

Смирение и молитва о. Иеронима, и, вероятно, какое-то видение, явленное матери капитана, сломили его гордый нрав.

В другой раз старец спускался по тропинке к Эгине. Был праздник святителя Николая, и после Божественной литургии он спешил в город поздравить именинников.

Проходя мимо продовольственного магазина, увидел хозяина, у которого сына звали Николаем, остановился на минутку и сказал:

– Добрый день, многая лета, святой Николай да поможет нам и твоему сыну.

А хозяин, сам не зная почему, ответил грубо и оскорбительно:

– Иди отсюда, отче! Не хочу с тобой разговаривать.

Отец Иероним ушел опечаленный, не столько оскорблением, сколько тем, что не хотел кого-либо расстроить. Хотя он сам не был виноват, но чувствовал необходимость успокоить своего ближнего. Никто не уходил от него опечаленным. Он всегда находил способ утешить того, кто грустил. И в этом случае чувствовал, что должен как-то исправить положение. Другой бы на его месте либо прогневался, либо стал избегать беседы со своим обидчиком, ожидая извинения. Но в сердце отца Иеронима не было никакой обиды. Для смиренного и кроткого ученика Христова важно было спасти заблудшую овцу. И, как всегда, предоставив все Господу, он молился весь день и ночь, а на следующее утро отправился тем же путем. Старец дошел до магазина своего обидчика и застал его за уборкой двора. Подойдя, ласково и смиренно произнес:

– Прости, брат мой, что я огорчил тебя, но не позволишь ли ты пожелать тебе доброго дня?

Хозяин магазина был в смущении. Он никак не ожидал такой кротости и доброты, подбежал и обнял старца:

– Прости меня, старче. Не знаю, какой бес побудил меня говорить с тобой так. Каюсь и прошу прощения.

Молитва и смирение совершили чудо. Таким способом действовал о. Иероним. Он использовал все, стал «всем вся», чтобы спасать людей, приводить их к покаянию. Поэтому-то почти все на Эгине любили его и считали святым.

Ревнитель предания

Восток, где он провел свои детские годы, испытал первые духовные радости, вкусил сладость православия от живущих там подвижников и духовно возмужал, был дорог о. Иерониму. Часто, вспоминая свою родину, тосковал по всему тому, что было там – от уединенных церквушек, куда каждый мог пойти помолиться в полной тишине, до простых людей, искусных умельцев, которые все делали со вкусом и изяществом.

Любя безмолвие, часто вспоминал он те чудесные и духовно возвышенные дни, которые провел в родных часовнях и заброшенных монастырях.

– Здесь, в Греции, и не найдешь уединенного места, чтобы помолиться,– повторял он.– На Востоке много мест, где можно было провести весь день в молитве и никого не увидеть.

Неутолимая жажда, не перестающие желание тишины и молитвы и непрестанного общения с Богом никогда не покидали его. Он не упускал возможности уединиться и полностью предаться молитве. Обычно, даже когда он беседовал с посетителями, то останавливался ненадолго и говорил: «Теперь давай споем какую-нибудь молитву».

И начинал петь своим величественным громким и мелодичным голосом «Безначальное Слово», или «Достойно есть», или какой-нибудь тропарь. Такие перерывы для молитвы были ему необходимы, являлись для него передышкой и подкреплением. И одновременно были хорошим примером для его собеседников, чтобы и они привыкли совмещать каждое свое занятие с молитвой.

Отец Иероним, не отрицая достижений современности, любил все старинное, начиная с духовного и кончая материальным. Ему нравился древний порядок службы, старинные книги, старые предметы, поскольку он верил, что все они сделаны с душой и несут печать их создателей.

Живя с такими убеждениями и воззрениями, старец начал чувствовать некоторое беспокойство с того времени, как Церковь Греции перешла на новый стиль. И его беспокойство возрастало оттого, что многие православные обычаи подвергались изменению: ему не нравилось сокращение служб, обмирщение клира, удаление от православного жизненного уклада. И хотя он внимал сути, а не форме, но верил, что и те формальные предписания, которые менялись, создают безразличие и неустойчивость в вере. Как можно пуститься в путь, не зная его конца? Он часто думал над тем, чтобы последовать старостильникам, видя в них верных ревнителей предания, не приемлющих никаких новшеств и нарушений в том, что касается веры. Долгое время он колебался и непрестанно молился Богу, прося открыть ему Свою волю. Он ждал какого-нибудь знамения, указания Божиего, которое бы подсказало ему, что делать.

23 августа 1942 года, накануне праздника св. Дионисия Эгинского, который являлся престольным в больничной церкви, митрополит Эгинский Прокопий позвал его и сказал, чтобы он готовился сослужить с ним в праздник. Многие священники Эгины, знавшие, что о. Иероним благосклонно относится к старостильникам, не догадывались о видении, предшествовавшем прекращению его служения Литургии, считали, что отец Иероним не служит в больничной церкви из-за своего сочувствия старому стилю. Об этом они донесли митрополиту, и он, чтобы убедиться в истинности обвинения, попросил его сослужить с ним.

Люди Божии видят во всех действиях и событиях перст Божественного Промысла. И отец Иероним, прекративший служить 18 лет назад, это приглашение митрополита посчитал ответом Божиим на его молитвы. Он опять молился всю ночь и, наконец, решил не идти служить вместе с митрополитом и впредь соблюдать старый стиль. На следующий день, он рано ушел в скит Благовещения Пресвятой Богородицы, где жила монахиня Евпраксия. Оттуда он послал митрополиту уведомление о своей отставке из больничной церкви:

«Ваше Преосвященство!

Прошу принять мое увольнение из больницы, поскольку с 1924 года и доселе я исповедую свою преданность Православной Церкви и вере.

Я с детства чту ее, посвятив всю свою жизнь послушанию преданию богоносных отцов.

Я исповедую и провозглашаю отеческий календарь верным, как и Вы сами это признаете.

Поэтому, прошу Вас, молитесь и Вы, чтобы мне до конца пребыть истинным чадом Православной Церкви.

Целуя руку Вашего Преосвященства, остаюсь смиренным рабом Распятого Господа нашего Иисуса Христа.

Отец Иероним.»

Так просто и тихо, без всяких громких протестов, он всю последующую жизнь следовал старому стилю.

Это событие нисколько не повлияло на его отношения со своими духовными детьми. Он всех их принимал без исключения, следовали ли они старому или новому стилю. Никогда он не обсуждал тему календаря. Его главной целью было внушить своим детям веру и любовь ко Христу. Его основной заботой было то, как его духовные дети преуспевают в духовной жизни, как они приближаются к Богу. Он никогда не принимал участия в бесплодных и вредных спорах, даже когда его просили об этом. Для него было достаточно, что он следует старому стилю «как верному» и что с тех пор, как Церковь перешла на новый стиль, «дела идут не так хорошо».

Однажды одна посетительница спросила его:

– Старче, вы со старостильниками?

– Да.

– Но с кем вы?

– Со всеми.

– Но они во вражде между собой.

– Я не там, где вражда.

Он был очень рассудителен в своих действиях. И даже в тех случаях, когда он выступал с критикой, делал это с такой любовью, что не только не вызывал противоречий, но, наоборот, приводил к покаянию и исповедничеству, что и являлось истинной его целью.

«В скорби распространил мя еси»

Жизнь святых полна искушений и испытаний. На небеса никто не восходит в покое, все, подвизаясь, были очищены «как злато в горниле». Иногда искушения действуют как вид испытаний, в которых проявляется вера и преданность испытуемых. И мудрый Сирах говорит: «Чадо, если приступаешь работать Господу, приготовь свою душу к искушению» (Сир. 2:1). Если человек не готов и не берет во внимание предуготовление себя, то быстро разочаровывается и обессиливается под тяжестью искушений и трудностей, какие с ним неминуемо приключаются.

Отец Иероним в своей жизни ощущал Божественный Промысел через искушения и скорби. И что только ни испытала эта «несчастная пташка» Востока, как он часто себя называл: гонения, клевету, скорби, изгнания… И все он переносил с мужеством, с безграничной преданностью Божиему Промыслу, непрестанно славословя Бога. И в самых тяжелых испытаниях не только не сдавался, но, наоборот, еще более предавался молитве с благодарением.

И хотя он уже достиг шестидесятилетнего возраста и приблизился к старости, новое серьезное испытание еще ожидало его.

Отец Иероним, как мы уже упоминали выше, знал, как приготовить некоторые лекарства, ими он лечил множество заболеваний. Об этом знали почти все жители Эгины и часто просили его исцелить от разных болезней, главным образом, от травм. Во время оккупации немецкий солдат, у которого никак не заживала рана на ноге, хотя он обращался ко многим врачам, узнал от одной женщины, что на Эгине есть батюшка, который лечит такие раны. Не теряя времени, он отправился к о. Иерониму. Услышав просьбу солдата, старец отказался его лечить, но солдат настаивал, и тот согласился. Отец Иероним помазал рану какой-то своей мазью, так что она начала вскоре затягиваться. Уже исцеленный немец, уходя от старца, оставил на столе гранату, то ли по невнимательности, то ли намеренно, теперь об этом трудно судить. Сам о. Иероним не хотел обвинять солдата в лукавстве.

– Может, он ее забыл, а может быть, он непорядочный человек, и оставил ее нарочно, – говорил старец.

18 августа 1945 года отец Иероним пошел в город и там увидел у кого-то такую же гранату, переделанную в зажигалку. Вернувшись домой, он решил сделать такую же зажигалку и, взяв свою гранату, начал отпиливать от нее гильзу.

Неожиданно раздался оглушительный взрыв и окровавленный отец Иероним упал на пол. Гильза была наполнена взрывчаткой и, как только железная пила коснулась ее, она взорвалась. У отца Иеронима было ранено все тело, особенно пострадала левая рука, он потерял слух.

Его тотчас же отвезли в эгинскую больницу, где ему оказали первую помощь, а затем из-за тяжести его состояния, перевели в цанийскую больницу в Пиреи.

Но все это время старец благодарил Бога, весь он был в молитве и губы непрерывно шептали: «Слава Тебе, Боже» и «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя».

Врачи в цанийской больнице сочли его состояние крайне тяжелым: барабанные перепонки лопнули, и он совершенно потерял слух. Чтобы избежать заражения крови и неблагоприятных последствий, его левую руку необходимо было ампутировать.