– Да мы католики, олух, не видишь, что ли, – д’Англере указал на свою белую повязку и перекрестился.
– А-а… католики, – разочарованно протянул тот. В этот момент палец его сорвался с крючка, и аркебуза выстрелила. Салье резко присел. Пуля просвистела мимо.
Д’Англере взял аркебузу за дуло и резко дернул на себя. Борец за веру выпустил оружие и неуклюже свалился носом в грязь. Он долго возился на земле, пытаясь подняться. Наконец д’Англере это надоело, он наклонился, обшарил незнакомца и снял у него с пояса два мешочка с пулями и порохом.
– Э-э! Э-э! Вернитесь, вы куда?! – возмущенно орал ограбленный им вслед, все еще силясь встать на ноги.
Когда они вернулись в разоренный трактир, мадам Фуке была еще жива.
Оказавшись в своей стихии подле больной, мэтр Салье тут же перестал трястись и принялся за дело.
Он внимательно осмотрел и промыл рану целебным бальзамом, стянул края и наложил плотную повязку.
– Задеты мышцы и жировая прослойка, ничего опасного, – сказал эскулап, – но потеряно много крови. Вы неплохо перевязали рану, господин Шико, вам удалось остановить кровь. Если бы не это, в моем визите уже не было толку. Теперь нужен покой, много теплого питья и ежедневные перевязки. Я дал успокоительный настой, она скоро уснет.
– Не уходите, господин Шико, – попросила мадам Фуке: она была в сознании, но очень слаба. Д’Англере погладил ее по волосам.
– Спите, матушка, я здесь.
Он уселся на пол, облокотившись спиной о бочку с моченой брюквой, и прикрыл глаза. На минуту ему показалось, что он в своем родном замке, что он успел…
– Господин Шико, – голос мэтра Салье вернул его в настоящее, – я видел, на кухне еще один раненый. Его тоже перевязать?
– Как хотите, – равнодушно бросил д’Англере; он вдруг почувствовал себя настолько измученным, что больше не имел сил ненавидеть, – только имейте в виду, это гугенот, и я не намерен платить вам за него.
Салье вздохнул.
– Гугенот, католик… Не все ли равно?
Он ушел наверх и долго возился там.
– Господин Шико, – крикнул мэтр Салье, – помогите-ка мне перенести его вниз. Будет жаль, если его здесь зарежут и все мои старания пойдут прахом.
Д’Англере, чертыхаясь, поднялся и пошел выполнять просьбу. Вместе они перетащили раненого в безопасное место. Близилось утро, и нужно было возвращаться в Лувр.
– Мэтр Салье, вы умеете стрелять из аркебузы? – спросил д’Англере.
Тот побледнел, но кивнул.
– Да, немного.
– Не пытайтесь ни в кого попасть, – посоветовал д’Англере. – Главное, напугать, чтоб не лезли. А мне пора идти.
К рассвету стало тише.
Д’Англере шел по набережной Сены, возвращаясь в Лувр. Мертвые тела плавали в реке, создавая запруды у мостов. Воды ее были окрашены красным.
Он то и дело перешагивал через трупы. Все они были почти голыми, и невозможно было определить, кто здесь католик, а кто гугенот. Много попадалось молодых мужчин, но также много… очень много женщин… детей… стариков…
Где-то совсем рядом он услышал крик и улюлюканье. Кровавое пиршество продолжалось. Д’Англере рванулся туда, но раздался выстрел, смех и звук падающего тела. Крик оборвался.
– Святая Мадонна! Великий Боже, – бормотал он про себя. Он пытался не смотреть по сторонам, но не смотреть было невозможно.
Только сейчас он понял во всей очевидности, что они натворили. Он прислонился спиной к стене какого-то дома и стоял так, набираясь сил, чтобы идти дальше через растерзанный город.
* * *
Генрих Анжуйский, бледный и с красными глазами, метался по своей спальне в ожидании новостей. Ему и в голову не приходило покинуть эту спасительную обитель, чтобы самому увидеть, что происходит в городе или хотя бы во дворце.
В дверь постучали.
– Это я, мой принц, открывайте, – раздался из-за двери голос Шико.
Герцог подскочил к двери и нетерпеливо откинул засов.
На пороге и вправду стоял д’Англере. Его одежда была перепачкана кровью. Кровь была на руках, на лице и даже на волосах. В руке он держал окровавленную шпагу.
– Ну? Что там? Гугеноты разгромлены? Мы победили? – с нетерпением спрашивал д’Анжу.
– Победили? – горько усмехнулся д’Англере. – Победили… только не мы…
– А кто же? – герцог в ужасе уставился на своего шута. – Неужели еретики?
– Еретики перебиты, не бойтесь… – ответил тот. – Сам Сатана хозяйничает теперь на улицах Парижа. И он здорово помог нам, своим верным слугам…
Он швырнул свой окровавленный плащ прямо на роскошный шелковый ковер и рухнул в кресло, вытянув ноги в грязных сапогах.
– Шико… что ты несешь?! Какой еще Сатана?! Ты что, пьян?
– Мой принц, тому, что происходит в городе, просто нет названия… Быть может, нам уже не оправдаться перед Всевышним, но мы обязаны остановить это… если мы еще люди.
Глава 15. Королева Наваррская
Кто милосерд, тот блажен.
Ветхий Завет
Наступало утро. Маргарита де Валуа шла по коридорам, к которым привыкла с детства, стараясь не обращать внимания на запах крови и вскрытых внутренностей, не смотреть на трупы. Не смотреть на них было невозможно, потому что они лежали повсюду. Не только мужчины, но и женщины. Вот горничная мадам де Совиньи. Но она же католичка! Почему ей было не спрятаться у своей госпожи? А вот эта, совсем девочка, наверное, из кухонной прислуги. Все ее обнаженное тело покрывали резаные раны. Королева Наваррская содрогнулась. «Боже мой! Боже мой!» – шептала она, не в силах отвести взгляд от ужасного зрелища.
Она вспоминала начало этой страшной ночи, когда королевские гвардейцы под командованием господина де Нансея вломились в покои короля Наваррского вслед за каким-то раненым, убив прямо у нее на глазах нескольких слуг ее мужа.
Лишь трех человек ей удалось вырвать из лап озверевшей солдатни. Трех человек! Она споткнулась об очередной труп. Нансей говорил, что все это делается по приказу короля и господина де Гиза, но она не могла поверить. Она должна была узнать сама.
Из-за угла вывернул отряд солдат. Завидев перед собой одинокую женщину, они заметно оживились. Кто-то загоготал. Маргарита кожей почувствовала их сальные взгляды.
– Доброе утро, господин де ля Валетт, – обратилась она к командиру как ни в чем ни бывало.
Узнав сестру короля, тот поклонился ей, шутки смолкли. Она старалась не думать, что было бы, окажись офицер ей незнаком. Они прошли мимо, обдав ее запахом пота, крови и перегара. От этого смрада и от пережитого страха закружилась голова; принцесса остановилась и закрыла глаза, облокотившись о стену.