30 мест моей свободы

На их первую встречу в парке Гриша приехал в костюме «тройка»*, и хотя было довольно прохладно, он заливался потом.

У подъезда на скамейке сидели бабки:

– Наркоман ваш, Гришка. Еще со школьной скамьи. И как его только в армию взяли..

«А ларчик, как говорится, открывался просто», – поняла Леся. На ее звонок из квартиры вышел фигурант. Он был уже не в костюме, а в футболке. На руках следы от уколов, что собственно и объясняло его столь плачевный вид в столь молодом возрасте.

В Москву Леся вернулась ночью и сразу поехала в Останкино. В сложных ситуациях продакшн не спал. Шоу должно было выйти в эфир послезавтра. Съемки были назначены на завтра. Все уже было подготовлено. Ждали только Лесю с докладом, а на утро героев программы – Григория и депутата. В кабинете мужа сидели пятеро: он сам, директор канала, директор шоу, ее редактор и адвокат-эксперт.

– Он дезертир, – сказала Леся.

– Мда.. Если ты так думаешь, тогда я бы не рисковал, – почесал карандашом за ухом директор шоу.

– Дайте мне ему позвонить, – произнес адвокат.

Леся набрала номер на своем мобильном и протянула телефон адвокату. Тот вышел в корридор. Вернувшись через пару минут сказал то же, что и Леся:

– Он дезертир.

Им с Лесей поверили на слово, на утреннюю съемку срочно вызвали запасных героев из первой категории, а Леся поехала домой и завалилась спать, отключив телефон. Впереди были заслуженные выходные в пижаме и с книгой.

– А ты молодец, – похвалил ее приехавший домой через пару дней муж. – Депутат кричал, что сотрет наше шоу с лица земли, – Штейн скупо улыбнулся. – Они с Григорием все же прилетели. Когда выяснили, что мы от них отказались, помчались к конкурентам с третьей кнопки*. Рейтинг шоу конкурентов зашкалил и я думал, что инвесторы нас таки прикроют. Ору и возмущениям не было конца. А вчера Григория взяли под стражу, как дезертира. Оказывается, его мать замутила с кем-то из военкомата, чтоб избавиться наконец от сына, тащившего все из дома ради дозы. Не выдержав ломки, тот умудрился сбежать из части и где-то шатался пока как-то кто-то не вывел его на депутата.. В общем, в итоге «из-за профессионального не соответствия» прикрыли не нас, а шоу конкурентов. А у тебя новое задание.

– Глеб, поцелуй меня, – попросила Леся.

– Лисен, мне некогда, – Глеб похлопал ее по руке. – А это, что за чушь? – муж поднял с дивана книгу, которую читала Леся: – «Палач. Здесь хранятся ключи от счастья», – прочел он название и блурб книги. – Бред какой-то..

Достав телефон и начав набирать чей-то номер, Глеб исчез за дверью Лесиной спальни.

– Сам ты.. бред, – обиженно прошептала Леся.

Новое задание обещало быть необычным. Сначала Лесе и оператору завязали глаза типы, севшие в машину телеканала на парковке на Новой Риге за МКАДом*. Потом их пересадили в другую машину и отвезли куда-то за город.

В просторном особняке, почему-то в помещении не работавшей сауны около бассейна им велено было взять интервью у некого представителя ФСИН* по делу некой цыганки, попавшей, будучи беременной двойней, в центральное СИЗО* города Тулы за якобы торговлю наркотиками. Со слов этого самого представителя цыганка отказывалась признавать вину и подписывать обличающие ее показания. Для «урегулирования конфликта» с цыганкой в СИЗО были вызваны врач и акушерка, спровоцировавшие у женщины преждевременные роды, в результате которых один ребенок умер, а второго забрали в тюремное отделение малютки.

– Ничего не понимаю, ее должны были оставить дома под подписку о невыезде и дать спокойно родить.. – от страшного рассказа кожа Леси покрылась мурашками.

– ИМ было важно, – интервьюируемый сделал акцент на слове «им»: – Чтоб цыганка подписала показания, признав свою вину. ОНИ так их пытались выбить.

– Но ведь женщина села бы лет на надцать.. И что с ней сейчас?

– Цыганку по-прежнему держат в СИЗО, а малыша отдельно. Так будет до тех пор, пока ее не сломают и она не подпишет бумаги.

– А мы чем можем помочь?

– Если материал покажут на центральном канале, власти свыше возьмут ситуацию на контроль. В СИЗО поедет проверка. Цыганку, как вы и говорили, отпустят домой под подписку и, возможно, ребенок к тому времени еще будет жив и его отдадут матери.

– А вам это все зачем?

– У меня свои счеты с бывшими коллегами. Вас это не касается. Когда будете давать меня в эфир, лицо надо заблерить*, а голос изменить.

– Хорошо, я передам руководству, – пообещала Леся.

С завязанными глазами их с оператором вернули на МКАД к служебной машине.

– Куда дальше? – спросил водитель телекомпании.

– В Тулу, в органы опеки. Введем их в курс ситуации и попросим о помощи, – сказала Леся.

– Может завтра? – спросил оператор. – Сейчас полдень, пока доедем..

– Именно, еще только полдень, – жестко ответила Леся. – Поехали.

Щуплый пожилой сотрудник опеки на камеру говорить отказался. А без камеры злобно плюнул в Лесю, уже понимавшую, что тот в курсе событий, и на вопрос:

– Как вы это допустили?

Проорал:

– Вали отсюда, шелупонь столичная. Ходят здесь всякие. Я сам знаю, что мне допускать, а чего нет.

Разговора не получилось. Хорошо, что у Леси с первых дней работы на шоу вошло в привычку цеплять под одежду «скрытку»*, пишущую все без разбора. К ее удовольствию этот диалог оказался записан.

Леся позвонила редактору и получила задание ехать в СИЗО.

– Мля.. – выругался оператор.

– Мля.. – поддержал его водитель.

К страшному зданию, обнесенному забором с колючей проволокой, они подъехали к пяти вечера.

– Начальника нет, – сказали из под полузакрытого окошка проходной.

– А будет? – Леся протянула удостоверение журналиста. – Мы ведь все равно не уедем и станем снимать тут все подряд, пока с нами не поговорят.

Окошко захлопнулось. Чуть позже снова приоткрылось:

– Ждите.

– Долго?

– Не сомневайтесь, будет долго. Сидите в машине, к вам подойдут.

Прошел час. Интересный час. Из СИЗО выходили на улицу жуткие люди с голыми торсами, покрытыми татуировками, жутко зыркали в сторону машины, сплевывали, курили и уходили. Потом на их место приходили другие, менее жуткие, закутанные, как капуста, в одежду, и остервенело мели улицу между СИЗО и автомобилем.

– Показательные выступления, – сказал водитель. – Как в ментовских сериалах, ей богу..

– И что это значит? – спросил оператор.