Запертые

– Как ты ушла от них?

– Сама не знаю. Они все двинулись на меня, я достала стилет… А потом в воздухе появилась какая-то брешь, ну я и прыгнула в нее. Так и оказалась здесь. Выбора не было – меня бы убила их магия. Ты только Анлюминусу не рассказывай, ладно?

– Ладно. Пойдем скорее к лекарям!

– Сначала нужно отдать артефакт.

Обратившись в сгустки тумана, они поспешили к замку. Темнота стала совсем густой, почти осязаемой. Прорываясь сквозь плотную дымку, Вайалена размышляла над тем, кем была в земной жизни. Никтисы говорят, что вместе с человеческими душами демоны отдают записи, в которых содержится вся информация о прошлом «выкупленного» грешника. Вайалена очень хотела на них взглянуть, но знала: это запрещено. Таковы правила. Майре и Киире в этом вопросе было проще: первая перешла на сторону ассасинов, будучи люминаанкой, а вторая привыкла жить здесь и сейчас, потому не стремилась узнать о своем земном прошлом. Интересно, если попросить у Криллиуса позволения взглянуть на свое жизнеописание, он сильно разозлится?

Она представила, как он сдвинет брови и улыбнулась.

– Успели, – выдохнула Киира, приняв материальный вид.

Замок Анлюминуса устрашал своей мощью. Он не касался земли, а возвышался над густым серебристым туманом. Готические башенки были настолько высокими, что, казалось, пронзают небо. Дворец был сделан из сотен тысяч фиолетовых кристаллов, которые поддерживали хрупкое здание магической энергией, не позволяя рухнуть. Ступени, ведущие ко входу, едва угадывались в плотной дымке. Всегда, когда Вайалена приближалась к замку повелителя, у нее невольно захватывало дух. Вот и сейчас, остановившись у порога, она задержала дыхание.

Они вошли в тронный зал и сразу упали на колени. Анлюминус сидел, лениво перебирая бумаги. Потом щелкнул пальцами – и все свитки мгновенно растворились в воздухе.

– Поднимитесь.

Никти послушались. Вайалена посмотрела на властелина и напряженно замерла. Его цепкий взгляд из-под черных ресниц был острее любого кинжала. Оранжево-алый безумно ему шел, светлая бровь изогнулась в ожидании, руки были сцеплены; в красном освещении зала перстни на его утонченных пальцах завораживающе сверкали.

– Ты достала его?

– Да, мой повелитель.

Его обманчиво-мягкий бархатистый голос странным образом лишал самообладания. А если еще безотрывно смотреть на него, подмечать каждое движение, наблюдать за мимикой лица – можно совсем потерять контроль. Удивительная гипнотическая способность подчинять. Вайалена опустила голову и уставилась в мозаичный пол. Лучше смотреть себе под ноги: меньше риска поддаться колдовским чарам.

– Я приятно удивлен, Вайалена. Ты здесь, с древним артефактом, живая и невредимая. Это заслуживает похвалы. Я хочу взглянуть на него.

Вайалена осторожно извлекла из сумки хрустальный осколок, завернутый в тряпичную салфетку, расшитую золотыми нитями, и переложила его на подставленный кем-то поднос. В светло-карих глазах Анлюминуса вспыхнуло предвкушение, когда прислуга поднесла артефакт поближе. Он задумчиво рассматривал его некоторое время, потом довольно произнес:

– Это действительно он. Ты будешь вознаграждена, моя дорогая. А пока можешь идти.

– Благодарю, мой повелитель.

Она низко поклонилась и покинула зал. Только на улице выдохнула, ощутив, как схлынула очаровывающая магия. «Мой повелитель»! Приторные слова оставили на языке гадкое послевкусие. Как же надоело это притворство, просто до чертиков! Но другого выхода у нее пока нет. Либо верная прислужница Анлюминуса, либо смерть. Вернее, нечто похуже смерти.

Ветер принес глухие, полные невыразимого страдания стоны. Вайалена содрогнулась, вспомнив, что сегодня Черный день. День, когда Провал Безликих – магическая тюрьма для предателей – приоткрывается и на пленников обрушивается новая пытка. Например, очень яркий свет. Он проникает даже в самые дальние глубины, выжигая все на своем пути. Узники имеют тела, поэтому свет сжигает им кожу до мяса и они мучаются от боли.

«Похоже, сегодня я останусь ни с чем», – проскользнула мысль. Никтисы получают силы, используя священные обелиски. Но непобедимыми их делает именно та темная энергия, которая исходит из открытого Провала. Ассасины должны видеть пытки узников, чтобы напитаться аурой боли и страданий.

Внимание Вайалены привлек шаттл, приземлившийся неподалеку. Никтисы вернулись с очередной миссии. Майра вышла первой, закутанная в дорожную мантию. Эта часть облачения всегда скрывала ее откровенные наряды на заданиях, что, впрочем, отнюдь не мешало ей совершать убийства. Короткие юбки и слишком открытые корсеты она с готовностью демонстрировала повелителю, надеясь понравиться.

Сегодня на ее плечи была наброшена фиолетовая мантия. Главный цвет никтисов она выбрала неслучайно: знает, что, когда войдет в замок к Анлюминусу, непременно услышит от него похвалу за соблюдение традиций. Майра хватается за любую возможность, чтобы услужить господину, и мечтает, чтобы он посмотрел на нее не только как на подчиненную, но и как на женщину. Для этого у нее были все шансы, в первую очередь – внешность: стройная и женственная фигура, тонкие и правильные, немного хищные черты лица, длинные волосы цвета меди с одной стороны и цвета серебра с другой, серо-карие глаза.

На секунду взгляды их встретились, и в зрачках никти мелькнул плотоядный блеск. Улыбнувшись, Майра провела пальцами по флагруму – треххвостой плети, своей главной гордости. Похоже, торопилась посмотреть на пытки и получить свою дозу садистского удовольствия. Вчера она умоляла Анлюминуса позволить ей встать на место палача и самой произнести заклинание, вызывающее свет, и повелитель наконец-то разрешил ей поучаствовать. Майра была вне себя от радости и грозилась устроить узникам такую мучительную пытку, которая ужаснет даже самых жестоких никтисов.

Вайалена не собиралась присутствовать на этом зрелище, хотя и понимала, что Анлюминус рассердится.

– Ну и пошел он к черту! – вслух выругалась Вайалена, отдаляясь от величественного замка.

Можно было не сомневаться: Анлюминус обязательно пойдет в указанном направлении. И выкупит новые души, чтобы превратить их в безжалостных ассасинов.

Глава 4

Чужие буквы

Женщина с вьющимися рыжими волосами украдкой рассматривала Лану поверх книги, наивно надеясь, что она не заметит. Со стороны это выглядело забавно, учитывая, что книгу та держала верх ногами.

– Что-то ты грустная какая-то, – изрекла рыжая.

– Разве? – Лана растянула губы в улыбке, но, судя по всему, подругу это не впечатлило.

– Молчишь и молчишь. Торчим тут уже полчаса, а ты за это время от силы два слова сказала!

– Оставь ее в покое! – вмешалась крашеная брюнетка, одетая в вишневый брючный костюм.

«Рыжую зовут Снежана, – напряженно вспоминала Лана, – а брюнетку – Юля. И, кажется, последняя – моя лучшая подруга, если верить мужу. Только она все равно остается для меня чужой, вряд ли я смогу ей довериться».

– А что такого? – насупилась Снежана и отбросила многострадальную книгу. – Ты всегда была хохотушкой, энергичной, деятельной, а сейчас как бесчувственная деревяшка! Раньше здесь без конца крутилась вся творческая элита – художники, писатели, музыканты. Ты блистала в экстравагантных, ярких нарядах и украшениях. А теперь…

– Что теперь? – перебила Лана, чувствуя, что начинает закипать. Еще немного – и все выскажет этой нахалке, несмотря на то, что пообещала мужу держать себя в руках.

– Теперь ты одеваешься мрачно и однообразно! – Рыжеволосая выразительно оглядела ее невзрачную черную кофту и синие джинсы. Остановила взгляд на волосах, собранных в хвост. – И мне начинает казаться, что я тебя совсем не знаю. Ты как будто не моя подруга, какая-то другая Лана.

– Снежа, перестань, – одернула ее Юлька. – Это уже перебор!

– Ты почти не улыбаешься и не поддерживаешь разговор. Тебя просто не узнать!

Каким-то чудом Лана промолчала, хотя внутри все кипело от злости. Чтобы хоть немного успокоиться, она взяла со стола блокнот и пролистала несколько страниц. Душу охватывала безысходность. Что делать, если память не восстановится? Так и жить? Без прошлого? В окружении чужих лиц?

Она с грустью посмотрела на чистый лист в клетку. Возможно, прежняя Лана любила рисовать этюды; смотрела на человека и с легкостью переносила его черты на бумагу; подмечала интересные детали, умело передавала эмоции, благодаря чему ее рисунки приобретали реалистичность… Господи, она продолжает думать о себе в третьем лице, словно речь идет о ком-то постороннем!

Почему ей кажется, что так и есть?

– Как твое творчество? – не унималась Снежана. Вопрос прозвучал так внезапно в затянувшейся тишине, что заставил вздрогнуть. – Уже написала что-нибудь?

– Нет.

– Да ладно?! Не верю, что не испытываешь творческого голода!

– Не испытываю, – отрезала Лана и снова уткнулась в блокнот. Душу разъедало ощущение, будто подруги говорят не о ней, а о другом человеке. О какой-то незнакомой женщине.

Неужели после комы так резко могут поменяться привычки? Вкусы? Мировоззрение? Она абсолютно равнодушна к картинам. И к нарядам тоже. Все, чего ей хочется, – это бесконечно гулять по лесу и наслаждаться природой. Какое-то странное желание… Утром отказалась от завтрака и ушла на два часа, Жора остался очень недоволен. А она будто напиталась энергией, получила силы и заряд бодрости. И, честно говоря, будь ее воля, то гуляла бы до самого вечера, пока на темном небе не засеребрилась бы луна…

Напряженное молчание висело, как плотная занавеска, разделяя трех подруг, но никто не торопился его нарушать. Юлька, откинувшись на спинку кресла, ушла в свои мысли. Снежана вновь уткнулась в ту самую книгу, только теперь держала ее как нужно и даже вчитывалась в строчки, забавно хмуря лоб. Лана бросила взгляд на пустую страницу блокнота и вдруг почувствовала, как проваливается в какую-то пропасть. Перед глазами возникло видение.

Незнакомец касается ее спутанных волос, проводит ладонью по закрытым глазам, прикасается ко лбу. Сжимает в объятиях, но не чувствует тепла. Прикладывает ухо к ее груди: сердце не бьется.