Марионетки

– Показалось? – Он кивнул. – И поэтому вы превратили вино в лёд? Из-за неопределенности?

Она ничего не ответила. Она вперила взгляд ему в грудь. Наверное, сквозь рубаху видела, как беспомощно трепыхается его сердце. За спиной снова фыркнула Вероника, на сей раз громче и выразительнее. А потом ещё и вздохнула так же громко и так же выразительно.

– По неосторожности, – сказала Стеша, обращаясь к пуговице на его рубашке.

Стэф отступил в сторону. Отчасти, чтобы не нарушать ничьё личное пространство, а отчасти затем, чтобы она, наконец, посмотрела ему в глаза.

Не посмотрела. Тоже сделала шаг назад, превращая разделяющее их пространство в непреодолимую пропасть.

– У вас красивый голос, – сказал Стэф самым светским, самым нейтральным тоном. – И необычный репертуар.

– Я люблю петь. – Её нетронутых помадой губ коснулась лёгкая улыбка. – Я люблю петь и люблю рок. – Улыбка стала чуть шире. – Это так… необычно.

– Понимаю, – сказал Стеф голосом доброго дядюшки.

– Хорошо, что вы нашли время… – Стеша задумалась, подбирая правильные слова. – Нашли время посетить… – Она снова задумалась. – Посетить столицу!

Ему хотелось сказать, что он нашел время для друзей и непременно нашел бы время лично для неё, но интуиция и опыт подсказывали, что этот разговор ничего не значит. Нет, кое-что он все-таки значит! Стеша пытается отвлечь их всех от главного, от того, кто же этим вечером нанес визит в «Тоску».

От дальнейшего бессмысленного и мучительного диалога их отвлекли друзья, гурьбой вывалившие в проулок. Судя по всему, ни Арес, ни Аграфена, ни даже Гальяно не заподозрили ничего необычного.

– Видал, Туча, какова чертовка! – Гальяно приобнял Стешу за плечи.

Стэф успел заметить, как она чуть вздрогнула, а потом широко улыбнулась. Гальяно был в кругу «своих», Гальяно было позволено обниматься и называть чертовкой.

– Чертовка. – Стэф согласно кивнул.

– И талантливая! – продолжил Гальяно.

– И талантливая, – подтвердил он.

– Моя школа! – Гальяно выпятил грудь.

– Давал уроки вокала?

– Нашел того, кто дает уроки вокала. Чумовая бабка! Стеша, подтверди!

– На пару десятков лет моложе меня, но да, бабка чумовая! – Стеша усмехнулась.

А девочке, оказывается, не чужда самоирония. Это хорошо, это пригодится.

– Чего это ты рванул на улицу? – В отличие от Гальяно, Аграфена была внимательнее и настороженнее. Наверное, сказывался болотный ген.

– Деловой разговор. – Стэф махнул зажатым в руке телефоном. – Не хотел мешать.

Возможно, ему просто показалось, но на лице Стеши мелькнула тень обиды. Ну что ж, детка, у взрослых дядей есть взрослые дела.

– А ты? – Аграфена посмотрела на Веронику уже другим, совсем не таким подозрительным взглядом.

– А я подышать, – сказала та и широко улыбнулась. – Жарища!

Аграфена покрутила головой, а потом задумчиво сказала:

– А тут поблизости нет никакого пруда? Пахнет как на бо… – Не договорив, она осеклась, зыркнула теперь уже на Стешу. В ответ та пожала плечами. Мол, не видела я тут никаких водоемов, не пахнет тут ничем, показалось тебе, Феня.

– Тогда может назад? – спросил Арес, притягивая к себе Аграфену и украдкой целуя в щеку. – Стеша, тебя, кстати, на бис зовут.

– Мне пора. – Стэф снова помахал телефоном, словно тот давал ему какую-то особенную индульгенцию. – Выяснились обстоятельства… Появились дела, не терпящие отлагательств.

– До такой степени нетерпящие? – Гальяно нахмурился. От его недавнего благодушия не осталось и следа.

– Бизнес, братан. – Стэф виновато пожал плечами. – Я и так вырывался чудом.

Он врал нагло и безбожно. Не было у него никаких особых дел. Но и желания оставаться, делать вид, что ничего не случилось, тоже не было. Ему нужно время, чтобы подумать, собраться с мыслями и выработать стратегию. Ему нужно понять, что за тварь выбралась из болота. Что за тварь и зачем.

Прощались тепло. Так тепло, что Стэфу даже стало неловко за свое вранье. Он обнял мужиков, расцеловал девчонок, вежливо попрощался со Стешей. На «вы» и сдержанно, чтобы всем сразу всё стало понятно. Чтобы отбросили наконец дурные попытки устроить их со Стешей судьбы. Не было у них общей судьбы. Сказать по правде, у них вообще ничего общего не было. Кроме, разве что, любви к Степану Тучникову, тому, который для него был дедом, а для неё «тем Степой».

Глава 2

Вечер не задался. Вероника так рассчитывала, что на сей раз все сложится наилучшим образом, но вечер не задался. Хуже того, этот вечер подкинул задачку, куда более серьезную, чем душевные терзания Степана. Эта задачка была с несколькими неизвестными и сулила им всем немалые проблемы.

Там, в темных недрах «Тоски», Вероника так увлеклась банальными планами сводничества, что упустила самое главное. Неладное она почуяла лишь тогда, когда на сцене завыл Зверёныш. Завыл так дико и так тревожно, что волосы на затылке зашевелились. Здесь, в каменных джунглях, все они видели Зверёныша самым обычным, хоть и очень большим псом, но Вероника вдруг увидела его истинную суть. В желтом свете софитов на сцене сидел огромный болотный пёс. Нет, уже не сидел, а готовился к прыжку.

Заметила Вероника и ещё кое-что: руку Стеши, вцепившуюся в загривок Зверёныша, не позволяющую сорваться с места и напасть на невидимого врага. Или видимого? Надо будет потом со Стешей переговорить. Не о Степе. Упаси, Боже! Просто о своем, о девичьем, ведьмовском.

Поучиться им обеим друг у дружки было чему. И реальному, и нереальному, и виртуальному. Бывало и Аграфена подключалась. Но она была больше по моде, одежкам, музыке и всяким там мейнстримам. Не то чтобы Вероника была против моды и мейнстримов, но считала себя дамой состоявшейся, статусной и не нуждающейся в дополнительном подтверждении собственной женственности и сексуальности. Всё есть, всем владеем! А за трендами следим просто так, исключительно для собственного развития!

Аграфена тоже что-то заподозрила. Что ни говори, а кое-какие способности у девочки имелись. Вероника не была уверена, что их нужно развивать, но и не препятствовала. В конце концов, магия в искусстве никогда не бывает лишней.

Мужики оказались более толстокожими. Или делали вид? Арес для Вероники оставался открытой книгой. Этот точно ничего не понял, а вот Гальяно… Чуйка у Гальяно имелась. И магическая, и житейская. Житейской, пожалуй, чуть больше.

Вероника задумалась. Ей не хотелось втягивать друзей в предстоящее. Сама она уже втянулась, тут и к бабке не ходи, но вот нужна ли вся эта болотная суета остальным, она пока не решила. Зато она уже решила другое.

– Стёпа, я тебя подброшу до места! – сказала она тоном, не терпящим возражений, и так же, как до этого он телефоном, помахала перед его носом ключами от Гелика. – Я как раз за рулем. Видишь, как удобно!

– Я могу на такси, – попытался отвертеться Степан.

– Можешь, но не будешь! – Она уже тащила его за рукав в темные глубины проулка, туда, где на стоянке мирно дремал её верный Гелик. – Помаши всем ручкой, мы уходим.

Далеко не все могли позволить себе такой фамильярный тон в общении с самими Степаном Тучниковым. Вот Вероника могла и втайне даже немного этим гордилась. Всегда приятно иметь в друзьях и мужьях сложносочиненных и нетривиальных мужиков. Ей с этим везло!

– Ну, куда едем? – спросила она, когда Степан в грозном молчании рухнул на пассажирское сидение. – И не надо мне тут про неотложные дела! Нет ничего более неотложнее того, что намечается.

– Ты знаешь, что намечается? – Он посмотрел на неё в упор. – Ника, ей что-то угрожает?

Она хотела соврать, что никому ничего не угрожает, но правда была такова, что всё, связанное с болотом и Марью, было словно подернуто маскировочной сеткой, искажалось и мерцало с разной степенью интенсивности. Вероника заметила этот феномен ещё на Змеиной заводи. Даже местные жители не казались ей открытой книгой. Не все, а те, чьи родовые корни уходили глубоко в болотную воду, питались ей, заражались ей. Стеша так и вовсе «не читалась». Так же, как и дядя Тоша.

От мыслей о старике Вероника становилась одновременно грустной и злой. Ей его не хватало. Не хватало его жесткой, а порой и жестокой науки, саркастических перепалок и жизни на грани фола. Её бесило его решение. Ушел в закат с книжкой подмышкой! Старый хрен! Ушел читать сказки полудохлой реликтовой рыбе, а её бросил «на хозяйстве» совсем одну! Нет, она не жаловалась и не роптала. Да и пообвыклась за истекший год. Но ей его не хватало и с этим щемящим чувством утраты ей теперь приходилось жить и мириться.