Коричневая тетрадь

Ина вспомнила давний разговор с бабушкой. Когда та рассказывала, как познакомились мама Саша и папа Вика. Он ведь тоже красивый и был москвичом, модником, за ним девушки бегали. И старше мамы. Но приехал за ней сюда. Даже подрался с местными гопниками. Тогда, слушая бабушкин рассказ, она подумала, что хочет того же самого. Чтобы кто-то приехал за ней вот сюда. Или как Арис. Он искал Риану по всему миру. И нашёл.

Полузабытая тетрадь вспомнилась так ярко, будто Ина держала её в руках. Запахло пряностями и морем.

– Ина, к тебе можно? – раздался за дверью голос бабы Валеры. Ина удивилась. Лестница в мезонин крутая, бабушка давно по ней не поднималась. Что же случилось.

– Конечно!

Бабушка вошла в комнату, ненадолго опёрлась о косяк двери, восстанавливая силы, потом села на кровать.

– У тебя всё хорошо?

– Да, всё хорошо. – Ина удивилась ещё больше. Бабушка была добрая и мудрая, но такие вопросы задавала редко. Чаще это спрашивала мама. Особенно в последний год. И иногда заговаривала о мальчиках. Ина маму понимала, как и то, что её равнодушие к ребятам маму и волнует. А вот бабушка говорила совсем о других вещах. И вдруг пришла спросить о том же. Даже поднялась по лестнице.

– Ты хотела о Ромке спросить? Как я с ним дружу?

– Нет. – Бабушка осмотрела небольшую уютную комнату, мебель в которую сама и подбирала. И очень точно угадала. Ина комнату любила. – Нет, не о Ромке. И не о мальчиках. Я волнуюсь о тебе. Что-то происходит. Будь поосторожнее.

– Вызов гвера? – тихо и удивлённо спросила Ина.

– Не совсем. Не вызов. Но да, это связано. Тогда, два с половиной года назад, был вызов. Сейчас просто непонятное чувство, что у тебя что-то неладно… – Бабушка запнулась, потом поправилась: – Не неладно, а что-то странное. Сейчас вот совсем тревожно стало. Словно ты где-то очень далеко, куда мало кто добраться может.

Ина рассмеялась с лёгким смущением:

– Я на самом деле далеко была. Задумалась.

– О мальчиках? – лукаво улыбнулась бабушка. – Если бы не о них думала, не спрашивала бы.

– А вот тут уже я не знаю, – рассмеялась Ина. – О них или нет. Наверное, о том, почему я о них не думаю.

– Потому что не встретила того, о ком захочется думать. – Бабушка вздохнула и внезапно очень тихо сказала: – Я помню его. Он ушёл на войну в сентябре сорок первого. Добровольцем. И не вернулся. Мы тогда даже не поговорили. Да и были знакомы всего три месяца. Тогда это считалось очень мало. Он прислал мне одно письмо. Очень короткое. Потом его матери пришла похоронка. Он погиб под Ленинградом, из которого мы успели уехать. А Саша…

Ина молчала. Бабушка никогда о таком не говорила. И никто в семье. О войне вспоминали, и часто. О тех, кто погиб. Но о том, что…

– Саша? Так ведь твоего дядю звали? Он ведь тоже молодой был. Или это другой?

Бабушка взглянула на Ину неожиданно молодыми и грустными глазами:

– Другой. Здесь жил, в соседнем доме. Мне было четырнадцать. Ему семнадцать. И он был непризывным – по здоровью. Но пошёл на фронт. Приписал себе год. Выучил таблицу для проверки зрения и обманул врачей. Он был очень близоруким. Но воевал. Тогда многие так делали. А твой прадед… Он не хотел воевать. Просто боялся наказания за дезертирство. Я об этом узнала поздно. Когда родилась Риса. Он сам сказал, во время ссоры. Поэтому я и не захотела с ним дальше жить. Он был здоровым, взрослым, но прятался за бронь до последнего. А Саша…

Ина обняла бабушку. Они молча сидели, думая каждая о своём. О прошлом, настоящем и будущем.

Потом Ина тихо сказала:

– Ромка не хочет пользоваться отсрочкой. Он после школы в армию идёт. Сюда уже не приедет. Только после службы. Кирилл ему запретил на контракт соглашаться, но от срочки не отговаривает.

– Тебе Ромка нравится?

– Он мне как брат. Как и Кирилл. И как Никос с Доном. Я за них боюсь.

– Милая ты моя, – вздохнула бабушка. – Это им всем очень важно, чтобы за них боялись, чтобы их ждали, где бы они ни были.

– А я не знаю, что важно мне.

– Разберёшься. Обязательно разберёшься. И пригласи его к нам.

– Кого?

– О ком пока не знаешь, думаешь ли. Пригласи, когда родителей не будет. А то ещё в женихи запишут, – улыбнулась бабушка. Она всё-таки очень мудрый человек. И всё понимает. А ведь ей уже девяносто пять лет. Но совсем не скажешь, потому что выглядит на двадцать лет моложе, и то говорят, что «для своих семидесяти пяти хорошо сохранилась». Высокая, всегда в аккуратном скромном платье, словно пожилая учительница.

Когда бабушка медленно спустилась по лестнице, Ина снова задумалась о том, чего же ей хочется. Рассказ бабушки взволновал её, немного расстроил, но ведь то прошлое. А у Ины впереди будущее. И надо понимать, каким оно должно быть.

***

После каникул Ина всё-таки пришла на спектакль, который играли в воскресенье для учеников соседней школы. Её пустили бесплатно, как члена театрального кружка и помощницу Юлии Максимовны. Ина сидела на дальнем ряду и снова верила в то, что происходит на сцене. Верила движениям и взглядам Радика. И сдерживала слёзы в конце пьесы.

– Привет! – Радик улыбнулся ей, снимая за кулисами коричневый с золотом камзол. И пусть этот камзол был сшит из обычной обивочной ткани, пусть он искрился от статического электричества, но на Радике он выглядел самым настоящим. А белые широкие рукава рубашки напоминали крылья.

– Привет! Ты отлично играл! – похвалила Ина, стараясь говорить ровно и беззаботно. Но пьеса никак не отпускала от себя.

– Спасибо! Хороший сценарий. Жаль, ты теперь не в театральном.

– Я же играть не умею. Только зритель.

– Всё равно. Ты сейчас домой? Нам по пути. Но я раньше выйду. Пойдём? Ребята, я убегаю! Юлия Максимовна, костюм завтра верну, почищу только.

– Хорошо, Радик. Ина, рада, что ты пришла. У нас в следующие выходные снова спектакль, в школе искусств. Приходи.

Они вышли на скользкую от мокрого снега улицу. Было холодно и сыро, совсем не скажешь, что начало апреля. Радик поддержал Ину на пятачке отполированного ногами пешеходов льда:

– Осторожно. Ты почему тридцать первого не приходила? Я думал, придёшь посмотреть. Тебе ведь понравилось. Я на премьере видел. Но и тогда ушла. Заболела?

В его голосе звучали тёплая забота и внимание к её жизни. И Ина не смогла не ответить:

– Мне очень понравилось! Потому и ушла тогда. Не смогла бы говорить. А потом дедушка приехал. И брат, из другого города. – Ина почему-то не хотела посвящать Радика в свои сложные связи с Кириллом и Ромкой.

– Понятно. Ты доклад для кружка сделала? Я не успел ещё.

– Я тоже.

Они болтали о школе, о занятиях в кружке, гадали, какую пьесу Юлия Максимовна выберет для осеннего спектакля. Ина ловила себя на том, что слишком много говорит, как всё хорошо получается у Радика. Но удержаться не могла. Ведь это не обман и не попытка понравиться. Он на самом деле хороший актёр и докладчик.

Радик внезапно замолчал, потом тихо поблагодарил её:

– Спасибо. Знаешь, очень мало людей умеют искренне радоваться удачам других. Ты вот умеешь.

Он немного помолчал, глядя на показавшийся в просветах туч кусочек голубого неба, затем также тихо рассказал:

– Однажды я услышал что-то вроде притчи. У одного человека был друг. Все думали, что он очень верный. Какая бы беда ни случалась, он первым приходил на помощь. А потом человек с горечью сказал: «Тебя нет рядом, когда ты больше всего мне нужен». Друг удивился, ведь всегда помогал ему в беде. И человек ответил: «Друг должен не только помогать в беде, но и радоваться, когда у другого всё хорошо, не завидовать ему. Тебя не было со мной, когда я разбогател. И когда я счастливо женился, ты не радовался вместе со мной. Ты всегда далеко, когда мне нужно, чтобы ты порадовался за меня».