Герцог спал в кресле. Перед ним на столе были разложены раскрытые книги и свитки, исписанные мелкими вытянутыми вверх буквами. Было заметно, что за последние дни герцог сильно измотался. Лицо его было усталым, в волосах проступила седина, он похудел и казался больным, а вертикальная морщина теперь не исчезала со лба даже во сне. Мне стало его жаль.
– Не смей унижать меня своей жалостью! – сказал он, не открывая глаз.
Я сменила жалость на стыд.
– Слуги короля давно ушли? – спросил он, оставив без внимания эту перемену.
– Минут десять назад, ваша светлость, – робко ответила я, сама не ожидая, что так растеряюсь при встрече с ним.
– Называй меня просто Рональд, – необычно мягко попросил он, устало протирая сонные глаза длинными пальцами. – Хочется без официоза хотя бы дома.
Я молча кивнула. Рональд озабоченно и задумчиво посмотрел на меня.
– Няня Мэлли прислала тебя очень кстати. Король проведал, что ты поселилась в моем доме, и недвусмысленно намекнул через своих посыльных, что ждет меня в компании прелестной незнакомки, нарушившей мое уединение. Боюсь, тебе придется поехать со мной к королю, и у тебя не больше пятнадцати минут на сборы.
– Нет! – в ужасе замотала я головой. Блюдечки на подносе в моих судорожно зажатых пальцах испуганно зазвенели. Взгляд Рональда стал еще острее, в нем мелькнуло понимание. Он сразу догадался, что за этим «нет» стоит не робость или стеснение, а непреодолимое чувство опасности.
– Альберт, как я погляжу, сболтнул лишнего, – медленно проговорил он. В нем начинал скручиваться тугими кольцами гнев. – Главное, не рассказывай мне, почему ты так не хочешь ехать к нашему добрейшему, честнейшему, заботливейшему Альвадо.
Никто в здравом уме сейчас не смог бы назвать Рональда добряком, что-то ястребиное проступило в его лице, и я порадовалась, что Альберта нет рядом. Рональд придушил бы его голыми руками, и данная мне когда-то клятва вряд ли смогла бы его удержать.
Мне стало страшно. Только теперь, стоя совсем близко, я видела, что Рональд на две головы выше, а его сильные пальцы могут переломить любую неугодную ему шею. Я уперлась спиной в стену и поняла, что все это время пятилась назад, пытаясь унять дрожь чашек на подносе. Рука Рональда легла на стену рядом с моим плечом, едва разжимая губы он проговорил:
– Ты не верила, что Альберту нельзя доверять, а зря. Теперь он предал и тебя.
– Альберт не предатель! – еле слышно прошептала я, по щекам скользнули слезы. – Он пытался помочь…
Кольца гнева неожиданно разжались, и серыми жирными змеями убрались прочь, разглаживая морщины на его лице и вновь превращая Рональда в спокойного, сдержанного и учтивого дворянина. Он взял с подноса чашку с чаем и отступил назад.
– У тебя очень добрая и светлая душа. Пожалуй, даже слишком добрая. Ты готова простить кого угодно за что угодно, будь то бессовестный кот, беспардонно влезший в твою жизнь или страшный герцог, убивший родителей. Прости, что напугал. На Альберте меньше вины, чем на мне, я не должен был привозить тебя сюда. Теперь ехать к королю все равно придется, но не стоит сильно беспокоиться из-за этого. К счастью, король мысли читать не умеет, и даже если ты будешь бояться его всем сердцем, об этом узнаю только я, а остальные спишут на робость. Улыбайся, веди себя сдержанно, и этот визит никак не навредит нам, может быть, даже окажется полезным. А теперь поспеши, у тебя осталось всего тринадцать минут.
С этими словами он забрал у меня поднос, позвал слугу и приказал ему срочно передать Мэлли, что мне нужна помощь с платьем. Уже на бегу я со стыдом вспомнила свою привычку носить одежду оригинальным способом.
Тринадцать минут для подготовки к королевской аудиенции – почти ничто. За это время сложно было даже развязать затейливую шнуровку корсета, не то что собраться как следует.
Кот вбежал в спальню одновременно со мной. То ли его чуткие уши подсказали, куда я сейчас собираюсь, то ли дворецкий Рональда успел передать его распоряжение няне Мэлли, и Альберт тоже поспешил мне помочь, но прибежал он чуть раньше ее. Сейчас было не до того, чтобы выяснять.
Я рванула на себя дверцу гардероба и беспомощно уставилась на ряд разноцветных платьев, не зная, какое выбрать. С кружевами и оборками, с вышивками и без них, со шнуровками, без шнуровок, пышные и простые…
– Что же вас так много?! – нервно стаскивая с себя повседневное платье, крикнула я. Впервые я пожалела, что не уделяла в институте достаточно внимания предмету «искусство подбирать подходящий наряд». Времени колебаться не было. Я рванула с вешалки первое попавшееся платье, из тех, что попышнее, и уже начала натягивать его, когда кот остановил меня резким:
– Не это! Бери голубое с белым. Да, вон то. Шнуровка назад, пояс на два оборота по талии и бант на боку. К нему – вон те туфли, белые с жемчугом. Затяни шнуровку потуже, но так, чтобы не упасть в обморок.
Я послушно выполняла его команды, забыв обо всех условностях, переодевалась прямо при нем. Проклятую шнуровку на спине без помощи затянуть не получалось, но тут прибежала няня Мэлли. Она быстро разобралась со шнуровкой и бантом, затянув и то, и другое туже, чем мне хотелось бы. Прежде чем я опомнилась, няня усадила меня на стул перед зеркалом и принялась расчесывать. Тремя ловкими движениями скрутила мне волосы и сделала высокую прическу, закрепив ее парой шпилек. Потом достала из кармана передника перламутровою пудреницу и присыпала мне лицо тонким слоем легкого матово-жемчужного порошка. «Вот она, та самая пудра, виновница стольких несчастий!» – промелькнуло у меня в голове, а няня уже закончила и смотрела на мое отражение в серебряном зеркале с легким восхищением.
– Какая хорошенькая, – расчувствовавшись сказала она.
Я тоже оглядела себя. В зеркале отражалась непривычно красивая и нарядная девушка в роскошном платье под цвет глаз. Кот был прав, зеленое мне бы так не пошло. Альберт уставился на меня без своего привычного хитрого прищура, пристальным, немигающим взглядом.
– Точно не хочешь за меня замуж? – после короткой паузы неожиданно серьезно спросил он.
– Расколдуйся сначала, а потом предлагай, – фальшиво рассердилась я и, поблагодарив за помощь Мэлли, побежала к выходу.
Я должна была быть внизу через две минуты. Бежать получалось плохо, платье цеплялось, ноги подворачивались в неудобной обуви, сердце колотилось от безумной спешки. Кот быстро и легко трусил рядом. Пушистая шерсть на солидном брюшке подметала пола.
– Меня надо покрасить, – внезапно сказал он.
– Что? – эта реплика так изумила меня, что я даже остановилась на секунду, убедиться в своем ли он уме.
– Меня надо покрасить, – решительно повторил он. – Иначе король может догадаться, кто я такой. Скорее всего, ему уже донесли, что я теперь пребываю в виде рыжего кота.
– Ты едешь с нами?
– Еще бы я такое пропустил! Да и ты пропадешь без моих ценных наставлений. Сверни сюда, и открой эту дверь, – скомандовал он на бегу тоном, не терпящим возражений.
Я забежала комнату, на которую указал кот. Она оказалась, чуть больше моей, в ней царил идеальный порядок, достойный приемных покоев докторов. Никогда раньше я не была здесь, комната хранила печать нежилой, но молчаливый слуга герцога хорошо справлялся со своими обязанностями, и не позволил себе запустить даже ее.
– Фу, какой тошнотворный порядок! – поразился и одновременно возмутился кот. – Рональд влез-таки и сюда со своей педантичностью. Там было все идеально разбросано – я точно знал где что лежит, а сейчас попробуй найди что нужно. Иди к столу! – наругавшись, снова скомандовал он. – Возьми третий тюбик справа. Что на нем написано?
– Мгновенная краска «преврати рыжий в черный», – прочитала я.
– Хорошо хоть это не переставили! Бери его и побежали, покрасишь меня в карете. Остальное потом объясню.
– Не ходи, – попросила я. – Рональд на тебя сильно сердится, и для нас всех будет безопаснее, если ты останешься дома.
– Плевать на Рональда с его упрямой неспособностью шевелить мозгами и прощать! Я не брошу тебя. Я наверняка смогу раздобыть полезную информацию, нужную книгу, предупрежу об опасности, а по дороге посвящу тебя в то, что связанный по рукам и ногам собственными клятвами Рональд, никогда не сможет рассказать.
Мы выбежали на улицу. Герцог уже ждал, прямой и внешне спокойный, как всегда. На нем был безупречно скроенный черный камзол из редкого и дорогого бархата. На боку блестел обломок церемониального меча, призванный указывать на полную беззащитность и покорность дворянства перед властью короля. Нам троим очень хотелось, чтобы меч был настоящим.
Уже сидя в карете, я отдышалась, суетливо привела в порядок выбившиеся пряди и развязавшийся бант, разгладила примятые складки платья. Когда мой наряд принял прежний невыносимо приличный вид, кот потребовал:
– Теперь краска!
Дрожащими руками я отвинтила крышечку и под удивленным взглядом Рональда щедро полила густую рыжую шерсть кота краской. Шерсть мгновенно превратилась из рыжего в зеленый, потом пошла красными пятнами, вспыхнула фиолетовым и медленно почернела. Цвет вышел правильный, но шерсть до того слиплась, что превратилась в панцирь, сковавший несчастного Альберта. Видно, в состав краски было вплетено заклинание, подходившее для волос, но игравшее злую шутку с шерстью. Кот выглядел так, будто его макнули с головой в грязную воду.
– Плохая была идея, – насмешливо заметил Рональд.
– Сам вижу, – обиженно буркнул кот, выгибая спину и вытягивая лапы, чтобы размягчить панцирь. После нескольких таких упражнений панцирь поддался, щелкнул, будто лопнул, и распушился в настоящее облако, сделав Альберта похожим на черный одуванчик. Смотреть на него без смеха было невозможно. Все напряжение мгновенно спало, я откинулась на спинку сиденья и захохотала.
– Прекрати, а то обижусь, – недовольно заворчал он, но теперь мне было не так просто остановиться.
– Зачем тебе вообще была нужна черная краска? – давясь от смеха проговорила я. – Ты ведь наверняка был не из тех, кто часами прихорашивается перед зеркалом.
Альберт обижался и долго не хотел отвечать, но ему так хотелось поделиться своей изобретательностью, что он не выдержал.
– Очень просто, детка. Если меня выкрасить в черный – я почти неотличим от Рональда…был. И иногда этим пользовался.
– Так вот как ты умудрялся проходить на королевские советы под моим именем! – сквозь зубы выдавил Рональд. Это прозвучало так угрожающе, что мы с Альбертом притихли и посмотрели на него с опаской. Однако дело было не в том, что сказал Альберт, Рональд всего лишь иронизировал. Его голос был искажен сдерживаемой болью, которая обрушилась на него едва мы выехали за купол. Я внимательно наблюдала, как напряжение сжало его рот в строгую черту, как мутные глаза прикрылись, а все тело будто окаменело. Кот между тем не придал этим переменам большого значения. Он принялся совсем не по-кошачьи, передними лапами приглаживать вставшую дыбом шерсть, попутно наставляя меня: