Перчатка Соломона

Разговор прервался. Машина уже подъезжала к больнице, когда Пол Галейн снова потерял сознание. Впрочем, Кевин уже не был до конца уверен в том, что и прежде он находился в бессознательном состоянии – он ведь смотрел на него тогда, еще в квартире. Просто подавать признаков жизни в присутствии «брата» не пожелал. Хотя и словам про этого самого брата несомненно удивился…

Машина остановилась. Санитары выскочили наружу, распахнули задние двери фургона и принялись уверенно, аккуратно и слажено вытаскивать носилки с больным.

«Ладно, – подумал Кевин, наблюдая за ними, – Время покажет».

***

– Хилхэнд.

Молодой человек в накинутом на плечи белом халате, сидящий в нешироком больничном коридоре на жесткой лавочке и нервно теребящий губу, повернул голову, торопливо поднимаясь на ноги.

– Здравствуй, – он чуть кивнул подошедшему молодому мужчине, по виду немногим старше его самого и пожал протянутую руку.

– Привет, – отозвался собеседник, – Скажи, это ты вчера привез того мужика? Ну, этого… – он сделал неопределенное движение возле собственного уха, будто рисуя линию, – С серьгой. На цыгана смахивает.

– Я, – фельдшер машинально поправил немного сползающий халат и обеспокоенно нахмурился, – С ним что, что-то…

Его собеседник вздохнул.

– Не понимаю, почему ты всегда так близко к сердцу воспринимаешь каждого, кого привозишь сюда… Осторожнее бы ты, Кевин, переживать за всех – так ведь никаких нервов не хватит, – и, заметив, что собеседник явно не предрасположен менять тему, он добавил, – Все в порядке с твоим цыганом, выкарабкается, не паникуй. Тут другое… – он неожиданно замолчал, замялся, окидывая взглядом совершенно пустой коридор. Молодой человек тоже машинально оглянулся и, в отличие от говорящего, явно ничего не увидевшего, нахмурился. За одной из больших дверей с мутноватыми стеклами в верхней части, явственно мелькнула светлая шевелюра.

– В общем…

– Док! – радостный возглас давешнего блондина, прозвеневший в узком коридоре, вмиг заставил говорящего умолкнуть, а Кевина, старательно скрывая неприязнь, вопросительно приподнять брови.

Молодой человек, представившийся братом несчастного больного, в данный момент находящегося в палате реанимации, уверенным и быстрым шагом приближался к собеседникам. Лицо его озаряла радостная улыбка.

– Вот так удача, я уж и не чаял вас встретить! Я хотел… То есть, вчера-то что-то не пересеклись, – речь блондина, поначалу довольно спокойная и ровная, внезапно изменилась, казалось, что парень, говоря, перескакивает какие-то колдобины, стремясь придать словам как можно более просторечный вид, – Так вот, я, собственно, тут зашел, чтобы спросить, ну там, узнать, короче… Как мой брат? – в голубых глазах явственно читалась серьезность. Последние слова, в отличие от предшествующих им, прозвучали твердо.

Кевин насторожился. Заданный вопрос, казалось бы, не имел никакого подтекста, однако, фельдшер не без оснований подозревал, что тот здесь все-таки имеется. Как показала практика, он не ошибся.

– Состояние стабильно тяжелое, – официально-равнодушным тоном вымолвил он, – Он сейчас находится в палате реанимации, все посещения запрещены.

Стоящий позади него мужчина с некоторым удивлением покосился на столь уверенно сообщающего о том, чего, собственно, не мог знать, молодого человека, однако же, промолчал.

Блондин слегка понурился. Лицо его на несколько мгновений обрело явственно кислое выражение и, поморщившись, как от зубной боли, он, тщетно скрывая недовольство, пробормотал:

– Что, прямо совсем запрещены?.. А что насчет родного брата?

На плечо Кевину легла знакомая уверенная рука. Его собеседник, доселе предпочитавший оставаться в стороне, шагнул вперед, хмуря брови.

– Сожалею, но запрещены все посещения. Не стоит тревожить больного.

Молодой человек растерянно заморгал, демонстрируя полнейшее непонимание и самое искреннее недоумение.

– Но я же его брат!

Мужчина устало вздохнул. Видимо, общение с подобными этому парню настойчивыми родственниками было ему не в новинку и, вероятно, успело порядком надоесть.

– Тем более, – в голосе его явственно зазвенела сталь, – Вы должны понимать, что беспокоить его не следует. Это может только навредить ему, усугубить состояние… Кевин, – взгляд говорящего обратился к тому, чье плечо он все еще продолжал сжимать, – Идем, мне необходимо поговорить с тобой.

Кевин, заставив себя оторваться от созерцания немного надувшего губы, и от этого начавшего смахивать на ребенка, блондина, тряхнул головой.

– А… да, конечно… идем, да…

Парень, как раз присаживающийся на длинную узкую скамью, стоящую вдоль стены, услышав эти слова, склонил голову набок, бросая на фельдшера лукавый, заинтересованный взгляд.

– Расскажешь потом, что там да как, а, док? – с этими словами он, кривовато улыбнувшись, подмигнул.

Кевин, не найдя слов для достойного ответа на этот неожиданный выпад, молча отвернулся, направляясь следом за своим собеседником.

– Кто он такой?

Дверь палаты еще только-только закрывалась, а спутник фельдшера, почти втащивший его внутрь, уже вопросительно уставился на него, неприязненно хмурясь и ежесекундно поглядывая в сторону коридора.

– Он действительно его брат?

Кевин устало поморщился.

– Анализ ДНК я им не делал, – буркнул он и, сдерживая вздох, сам непроизвольно оглянулся на закрывшуюся только что дверь. Вездесущий блондин фельдшеру уже порядком надоел, но как от него избавиться, пока было неясно. А в свете просьбы Пола Галейна становилось понятно, что такое избавление случится еще очень нескоро.

Собеседник молодого человека на несколько мгновений сжал губы. Затем, будто завершив обдумывание чего-то крайне важного, тряхнул головой, не то отгоняя лишние мысли, не то стараясь переключить собственное внимание на что-то другое.

– Ладно, в конце концов, это не мое дело, – буркнул он и, в упор взглянув на стоящего перед ним фельдшера, нахмурился, – Тут вещи и посерьезнее имеются…

Кевин, в свой черед сдвинув брови, чуть склонил голову набок. Чутье подсказывало, что речь сейчас пойдет о состоянии привезенного им вчера мужчины; холодная логика была с ним абсолютно согласна.

– В общем… – молодой мужчина быстро огляделся, вероятно, опасаясь, как бы и здесь не выскочил из-за угла какой-нибудь интересант и, приблизив свое лицо к лицу Кевина, понизил голос, – В крови этого мужика был обнаружен «Зенар[2 -

Название вымышленное. По этическим соображениям автор не приводит здесь настоящего названия препарата.]*».

– Что?.. – фельдшер непроизвольно отшатнулся, недоверчиво вглядываясь в лицо собеседника, – «Зенар», это же… транквилизатор, если мне не изменяет память? – и, не дожидаясь ответа, прочитав подтверждение своим словам на лице, он нахмурился еще больше, – Но он же был запрещен! Запрещен к выпуску, к продаже, его производство было прекращено, он же…

– Способен отправить человека в кому, а то и организовать летаргический сон, – спокойно подхватил мужчина, – Вероятно, кто-то знает, где достать его в обход всех ограничений. Хилхэнд, это не мое дело, но в таких случаях принято извещать полицию.

Кевин закусил губу. Он сам не мог объяснить причины своих сомнений и колебаний, не понимал, почему мысль о вызове полиции так претит ему. Тем более, что это могло бы оказаться наилучшим выходом из сложившейся ситуации – органы взяли бы под свою опеку Галейна, разобрались бы с блондином и правосудие бы восторжествовало… Но молодой человек колебался.

– Доза была рассчитана четко, – продолжал, между тем, его собеседник, словно бы и не замечая размышлений приятеля, – Мужик бы не умер от нее, но возможности двигаться был лишен. Бить его не составляло никакого труда…

– Честный бой, ничего не скажешь, – Хилхэнд стиснул зубы и, опустив голову, чуть покачал ею, радуясь возможности отвлечься от разговоров о полиции, – Я видел, как он кашлял кровью… Там, когда мы ехали, в машине.

Мужчина кивнул.

– У него сломано ребро, оно немного задевало легкое, но он справится. Кевин, слушай, я не знаю, что произошло…

– Гилберт, – не давая собеседнику закончить, молодой человек предпочел высказаться сам, натягивая, словно резиновую перчатку, на лицо улыбку, – Спасибо. Я все понял, и я… я разберусь, правда. Ты уже известил полицию?

Гилберт медленно втянул воздух. Лицо его приняло выражение несколько раздраженное, ощущалось, что слова собеседника задели какие-то особенно тонкие и чувствительные струны его души.