Чисто деревенское убийство

Дома остались жена и трое детей. Вернется ли он домой? Санька понял, что очень этого хочет и сделает все, чтобы остаться в живых. Через некоторое время в обозе погиб повар. Степанов сам попросился на кухню. Дали ему пару лошадей да полевую кухню. Санька колесил по пыльным дорогам, стараясь вовремя накормить солдат неприхотливой пищей. Иногда в небе появлялись немецкие самолеты. Санька прятался под телегой, опасаясь бомбежек. Хотелось выжить.

Под Белой Калитвой был легко ранен. На всю жизнь в ноге и в голове остались мелкие осколки.

Там он попал в плен.

Немецкий самолет долго кружил над расположившими в степи на отдых красноармейцами. Самолеты часто кружили в степи, разведывая расположения противников. Красноармейцы знали, что теперь на помощь этому прилетят еще два-три и начнется бомбежка. Командиры уже поднимали бойцов, готовясь к бомбежке.

Через несколько минут прилетел еще один самолет и началась кутерьма: рвались бомбы, метались люди, ища укрытия.

Санька, по привычке, хотел залезть под телегу, но не успел добежать до нее. Он почувствовал, как земля ушла из под ног, и его осыпало удушливой пылью…

…Очнулся от острой боли.

Открыв глаза, Санька почувствовал, как тяжелый ботинок впивается в бок. Немец равнодушно пинал его, пытаясь определить: жив или нет лежащий перед ним русский солдат. Санька застонал от боли во всем теле.

Немец жестом приказал подняться, наставив на него автомат.

«Не поднимусь – пристрелит», – понял Санька.

Он тяжело оторвался от земли и, шатаясь, пошел в сторону, где увидел стоящих и сидящих красноармейцев.

Потом их построили в колонну и погнали во временный лагерь, окруженный колючей проволокой.

Там-то он и познакомился с Сидоркиным.

Оба были маленького роста, худые, темноволосые. Наверное, потому и сблизились.

Санька как-то сразу поверил Косте, что отсюда можно выбраться.

Три дня им не давали еды.

Местные женщины приходили к лагерю, приносили хлеб, воду, но их не подпускали близко. Охранники давали автоматные очереди, пули взрывали землю у ног женщин, и те боязливо отбегали от колючей проволоки. От собственного бессилия женщины плакали. Слезы катились по их лицам.

Санька сжимал зубы от злости и обиды. Было обидно за собственное бессилие. Разве можно выжить в таких условиях, где для удовлетворения человеческих потребностей вырыли две ямы, над которыми тучами роились зеленые мухи. К вечеру третьего дня немцы выбросили на помойку картофельные очистки. Потом они наблюдали за русскими в надежде повеселиться, когда те будут драться за помои.

Голодные русские не подошли к помойке.

Сидоркин уговаривал Саньку бежать.

– Тут есть, где укрыться. – убеждал он. – Кругом – холмы да балки; завернул за бугор, и никто не заметит. А там свои близко.

Санька поверил ему.

Они уже знали в лицо всех охранников, их привычки. В ту ночь дежурил добродушный высокий немец. Он постоянно о чем-то мечтал, глядя вдаль, и над русскими не смеялся. Скорее, он им сочувствовал. Иногда даже незаметно совал кусок хлеба, проходя мимо пленных.

Сидоркин отвел Саньку в дальний угол ограждения. Под проволокой оказалась неглубокая ямка. Им, маленьким и худеньким, не составило труда пролезть незамеченными. Как только Санька очутился по другую сторону колючей проволоки, он почувствовал себя свободным. Некоторое время они ползли по дну оврага. Потом Сидоркин выпрямился и засмеялся.

– Мы ушли! – громко сказал он, не опасаясь быть услышанным.

Шли всю ночь, прячась в балках. Утром набрели на растущую в степи дикую яблоню. Наелись кислых незрелых яблок.

Немцы застали их, сидящими на корточках без штанов.

Солдаты наставили на них автоматы и ждали, пока русские сделают свои дела.

Беглецы ушли недалеко от лагеря, заблудившись ночью в балках…

…Целый день Степанов с Сидоркиным стояли под палящим солнцем. Раздетые по пояс.

– Нелюди они, что ли? – спрашивал Сидоркин. – Ни жрать, ни пить не дают. Мы же так подохнем!

– Нужны мы им? – Саньке было больно говорить: губы потрескались и саднили.

– Все равно – убегу! – Сидоркин с ненавистью смотрел в сторону охранников.

…Второй раз они ушли гораздо дальше.

Двое суток были на воле.

На заре третьих суток, когда почти поверили в свободу, послышался лай собак.

Сначала беглецы обрадовались: значит рядом жилье…

…Овчарки накинулись на них и, повалив, впились клыками в тело.

Охранники не сразу нехотя отозвали собак.

2015 -

Чермашенцев зашел в кабинет следователя.

– Как там наше дело продвигается? – подошел он к сидящему за столом Макарову.

– Да никак, – пожал тот руку в знак приветствия. – Деревня сплоченно дает показания; не скрывая, рассказывают подробности, какие помнят, но такое впечатление, что все мимо. Был у Ваньки – хохла. Милейший мужик.

– Ну а чуйка, что подсказывает? – спросил Чермашенцев.

– Чую – не виноват Ванька, – сокрушенно произнес Макаров.

– Ничего, в деревне еще много пострадавших от Воробья; есть, кого порасспросить, – успокоил его участковый.

– Зря он его раскопал, – недовольно произнес Макаров. – Глухарь, он и есть глухарь.

– Ты не прав, – уверил его Чермашенцев. – Тут надо применить нетрадиционные методы расследования.

– Например, какие? – вскинулся Макаров. – Дедуктивные? Я еще не в возрасте Шерлока Холмса. Вот наберусь опыта, тогда буду думать, как он, да преступления, как семечки щелкать.

– А пока, напоил бы кого-нибудь. Глядишь, проговорятся.