Глеб молча повиновался. Доктор взялась за ножницы. Она безжалостно разрезала футболку, кровавую повязку. Рана ей не понравилась. Юля достала лекарства, набрала шприц, чтобы сделать укол. При виде шприца Глеб непроизвольно поморщился.
– Дядя боится уколов? – спросила Юля.
Он посмотрел ей в глаза и промолчал. Она обработала рану, наложила повязку все теми же безжалостными движениями. Закончив, сказала:
– На диване будет неудобно – узко. Я застелю постель в своей комнате, сама перейду в зал.
Не дав возможности ответить, Юля отправилась в свою комнату, убрала постель, застелила чистым. Она прошла в зал, включила свет, взглянула на диван, который, конечно же, не подходил раненому. Он не раскладывался – что-то сломалось при перевозке мебели. Увидев бурые пятна, поняла, почему встал Глеб – рана начала кровить. Скомкав грязное белье, застелила своим.
Глеб стоял в дверях и наблюдал за решительными действиями женщины. Уходя с колонной, он искренне считал, что тем самым освобождает себя от мыслей, непрошенных, назойливых, не дающих покоя. Очутившись совсем не в мирном порядке, свободы не ощутил: мысли не давали покоя и на войне, даже во время боя, поэтому получил рану, которую, естественно, опытный солдат должен был избежать. Теперь вот стоит, весь забинтованный, с перевязанной рукой, и смотрит на женщину.
Юля обернулась и спросила:
– Командующий в курсе ранения?
– Да.
– Почему, в таком случае, не отправил в госпиталь?
– Я похож на человека, которого можно куда-то отправить?
Глеб все больше хмурился, не хотел сейчас разговаривать: все не то и не так. В словах чувствовалась двусмысленность, которую он терпеть не мог.
– Давайте прекратим на сегодня, – Юля словно прочитала мысли.
Она была недовольна, причем недовольна собой: плохо подумала о человеке. Решила за ужином, что ему не понравилась еда, а у него просто не было сил держать вилку или чашку. В итоге он остался голодным, а она амбиции выставляла. Одним словом, дура.
– Я заберу некоторые вещи из комнаты.
– Это ваша комната.
– Если почувствуете себя неважно – не геройствуйте, – в словах доктора Глеб почувствовал раздражение.
Он пожелал ей доброй ночи.
Наутро его разбудил голос командующего. Спросонок Глеб не мог сообразить, где находится. Окинув взглядом комнату (при свете ночника накануне она выглядела иначе), вспомнил вечер, переезд, вернее, переход в комнату Юли. Ее голос он тоже услышал. Что командующий делает у нее дома? Дверь в комнату отворилась. Вид Бланки не предвещал ничего хорошего.
– Юлия Борисовна, вы врач. Может, окажете любезность, понаблюдаете за больным на дому?
Юлиус обращался к доктору, одновременно буравя Глеба взглядом волка (ему ли не знать «добрый» взгляд начальника).
– Я, собственно, не против, если больной станет соблюдать постельный режим и слушаться моих предписаний.
Юля не хотела смотреть на Глеба. Она делала вид, что с ним вообще не знакома. Если бы командующий не позвонил на телефон Глеба, забытый вчера около дивана, и она не подняла трубку, сегодня с утра она позвонила бы сама. Оказывается, командующий не в курсе ранения. Глеб не хотел говорить? В чем причина?
– Постельный режим? Выполнение предписаний? – переспросил Юлиус с сарказмом. – Еще как будет! Напишите список медикаментов, вам доставят. И если вы позволите, доктор, несколько слов тет- а-тет с моим подчиненным.
– Нет, не позволю.
Юли опешил. Он уставился на женщину, как и Глеб.
– Вы тоже должны выполнять предписания доктора, одно из которых: категорический запрет на беспокойство больного.
Юля не собиралась сдаваться, не важно, что их двое и они мужчины, да еще военные. Юли переглянулся с Глебом: не будь ослом – она того стоит. В ответ прочел: проваливай отсюда – без тебя разберусь.
Юля делала перевязку. Ее прохладные пальцы аккуратно прикасались к израненному телу и согревали пациента, который старался не дышать, чтобы не спугнуть женщину. Юля принесла завтрак: Глеб искренне пришел в ужас от овсянки. Женщина, в самом деле, считает, что он станет это есть? Вид доктора именно это и утверждал. Молоко! Да. Когда же Глеб увидел утку, он поперхнулся, хотя в горле ничего не было. С чего начнем? Она не собирается уходить?
Юля помогла мужчине сесть на кровати, подложив под спину высокую подушку. На одеяло поверх колен постелила салфетку, поставила тарелку с кашей. Левой рукой есть прикажете? Правую она прибинтовала к животу, он не заметил. Вошел Данила, Глеб прочел сочувствие в его взгляде. Ничего не оставалось делать. Данила сидел на краю кровати и наблюдал, как Глеб совершает героический поступок: каша, за ней молоко были съедены и выпиты. Ах, она, видите ли, оставит его. Глеб презрительно посмотрел на «утку». Данила может отвернуться, если он стесняется. Дурацкое положение.
Юля позвала сына: пора собираться в школу. Она унесла туалет, опорожнив его. Вернувшись, набрала шприц. Глеб подозрительно наблюдал за приготовлениями доктора. Ему надо повернуться на бок и спустить штаны. Он… сон навалился сразу, слабость растеклась по всему телу. Последнее, что он помнил, как давал себе клятвенное обещание… что… о том, что… когда… Он провалился в сон.
Странно, но рана затягивалась плохо. Юля хмурилась, может, она виновата – не тем лечит. Предложила командующему показать Глеба в госпитале ЭСВ. Она врач общей практики, нужен более узкий специалист. Бланки слушал внимательно. Они разговаривали в медпункте, куда он приехал после звонка доктора. В коридоре люди сидели в очереди и ждали, когда выйдет командующий.
– Юлия Борисовна, пожалуй, я приглашу врача из гарнизона сюда – так будет лучше, если вам удобно.
– Речь не о моем удобстве или неудобстве, – перебила Юля недовольно, – речь о человеке.
– Я понял, – Бланки поднялся, чтобы не задерживать людей, ожидающих в коридоре, – думаю, к вечеру кто-нибудь подъедет.
– Кто-нибудь?
– Я опишу симптомы, они сами решат, кому следует приехать.
Командующий вышел в коридор, аккуратно прикрыв дверь за собой. Бабушки перестали обсуждать последнюю сплетню: докторшу и Глеба при его появлении. Внимательно проводили его взглядами до двери и продолжили свое занятие.
Глеб за эти дни спал столько, сколько не спал за всю жизнь. Пришел Данила из школы и сразу, не переодеваясь, к нему. Рассказал о последних успехах, о том, что подрался сегодня – иначе было нельзя. Попросил научить драться на всякий случай, чтобы мог дать сдачи. Глеб, усмехнувшись, пообещал. Юля пришла рано: неужели не пошла на вызовы или их сегодня не было? Вставать все еще нельзя? Она издевается? Есть он будет за столом. Как он пожелает, но одежда отсутствует. Юля стояла, скрестив руки на груди. Не пойдет же он в трусах. В его глазах Юля явственно прочитала: «Стерва». Плевать. Она принесла обед, мельком глянув под кровать: вставал. Он сделал вид, что не понял ее взгляда.
Через час приехал командующий, но не один. Ольга Васильевна Измайлова тщательно осматривала Глеба. Она задавала много, по его мнению, ненужных, несущественных вопросов. Не мог ли он удариться головой? Не болит ли она? Он был на войне. Разумеется, он ударялся головой или его ударяли и не единожды. Глеб уже собирался послать доктора по адресу, но встретился взглядом с Бланки, что сидел в кресле и внимательно слушал доктора: не иначе как Юлька наябедничала. Ольга Васильевна, закончив осмотр, вышла. Глеб слышал, что теперь она беседует с Юлей.
– Командир, какие проблемы? – не выдержал Глеб.
– Ты ранен, о тебе беспокоятся.
– Это не первое ранение. Бывало и хуже.
– Бывало, – протянул Бланки в раздумье, – но у Юли первый подобный случай.
– В смысле?
Глебу послышалась двусмысленность в словах командующего. Тот отмахнулся: не бери в голову.
– Как Стив? – спросил Глеб.
– Хреново.
Бланки сгорбился в кресле. Брови сомкнулись в жестком изгибе. Никогда не простит себе то, что случилось с братом, потому что это его вина.
– По-прежнему в реанимации. Кости ноги раздроблены, осколочное ранение в живот, множественные внутренние гематомы. Сделали несколько операций. У жены выкидыш.