Не ангелы

– Разве когда-нибудь я сомневался в твоих словах? – в груди стало неуютно, будто бы тесно. Уши горели огнём, и единственным желанием было раствориться в воздухе. Отмотать жизнь лет на десять назад или вперёд, только чтобы этот момент остался где-то в другом времени.

– Нет. Но… Это другой случай.

– Почему ты так?

– Я встретил её на какой-то вечеринке. Зашёл случайно, по делу. И потом не знал, как поступить. Сказать тебе как есть – значило сильно ранить без доказательств, ты бы всё равно захотел увидеть своими глазами, но успел передумать столько… Резать, так сразу. Одним махом. Не так больно, – Динар пожал плечами и прошёл мимо меня к злополучному окну. – Ты прав. Район этот мне не подходит…

– Ди! Да что же…

– Илюша. Пусть лучше я своими руками сделаю тебе больно и буду виноват, чем какая-то шваль станет играть твоими чувствами. Ты заслуживаешь лучшей женщины.

– Не тебе решать, чего я заслуживаю. Мы же друзья! Больше даже… Были…

– Она бы ещё немного поиграла с тобой, потом подцепила бы коготочком тонкую венку на шее и подтащила к себе ближе, пустила бы в постель, нашёптывала разные приятности… А знаешь почему? Потому что она всегда так делает. Ты – лакомый кусочек. Не такой притязательный, как остальные. Ты красив. У тебя есть деньги и я. Ни одна не откажется. Только вот… Я хотел, чтобы у вас всё было по-настоящему. Искренне, Илюша…

– Может, мне требовался этот урок? А что теперь?

– Теперь ты будешь знать, как на нас смотрят девушки из ближайшего окружения. И не только.

– Мне это неинтересно.

– Если б так было на самом деле, ты бы не смотрел сейчас на меня как на врага.

– На предателя.

– Пусть так. Ты мне слишком дорог, Илюша… И только.

Тот вечер стал для меня откровением. В минуты отчаяния и душевной боли я вспоминаю его и первую одинокую ночь после смерти родителей. Обе я провёл совершенно один. Не потому, что Динар не хотел быть рядом. Мне нужно было одиночество, чтобы чувствовать всё как есть. Мы тогда ещё какое-то время постояли на кухне. Ди молчал, я тоже. Мир замер.

Почти до самого утра я бродил по Волхонке, добрался до Арбата и, шаркая как старик, прошёл его из одного конца в другой раза три.

Динар уже тогда играл по-крупному, сам того не понимая. У меня же внутри зрело ясное ощущение начала большого и сложного пути, с которого мы уже не в состоянии свернуть. Аня была началом, послужила маячком, отметившим старт. К утру я принял решение быть с Ди. Мы знали друг друга и были честны, не ждали ничего, не искали выгоды от дружбы.

Теперь же, спустя довольно много лет, когда он сидит передо мной, явно читая мысли, я могу сказать, что не ошибся. В нашем ограниченном мирке не было и не будет человека честного и открытого, любящего нас просто так. Как там? Большие деньги – большая ответственность? Ерунда. Большие деньги – большое одиночество…

И даже Таль… Моя изящная Таль.

9

С того дня я потерял способность видеть цвета. Небо – серая ткань. Дома – серые стены. Под ногами – серая слякоть. Даже Ди казался серым, блёклым, сливающимся с обстановкой. Я ходил на лекции, посещал семинары, умудрялся что-то сдавать и получать неплохие оценки, ездил с родителями к родственникам и помогал матери по дому, заглядывал к Динару, чтобы присмотреть за Ли, слушал его отца, когда тот внезапно решался провести с нами вечер на кухне за чашкой чая. Только всё это будто бы происходило не со мной, а с каким-то другим Ильёй, о существовании которого я только узнал. Туман в голове сливался со снежным туманом улицы, оставляя неотвеченным вопрос: где реальность?

Так я и прожил следующий месяц. Или два. Кто там разберёт, когда в Москве кончается зима и начинается весна? Аню за это время ни разу не удалось увидеть, но зато новым, отрешённым взглядом, я рассмотрел другое: Ди отдалялся от меня, занимаясь семейным делом и всё больше разворачивая дело собственное. Его будто бы затянула трясина взрослой, слишком серьёзной жизни, только вот относился он к ней, как к игре. Однажды я стал свидетелем того, как Динар общался с кем-то из постоянных клиентов отца во флагманском бутике, и был поражён манерой держать себя – такого надменного, снисходительного, но холодного взгляда у друга не помнил. Но самым неприятным оказалась реакция собеседника – подобострастие. Он ведь платил деньги! Ему требовалось получить желаемое! И при этом хозяином положения был Ди. Мой Ди!

Я не узнавал его. И чем больше находил подтверждений того, что Динарчик внезапно стал неизвестным для меня человеком, тем больше оглядывался на себя. Кем стал я? Что с нами произошло за последние несколько лет? Выросли? Конечно. И всё же… Мне была интересна учёба, но я не видел себя в культурологии дальше. Может, мы оба ошибались? Динар в том, что хотел независимости от отца, а я в том, что уверял себя в личной свободе?

Эта странная, неприглядная история с Аней показала, насколько всё усложнилось – я был слеп, продолжая наивно верить в чистоту и доброту людскую, Ди же прозрел гораздо раньше, но наблюдал мир через искажающие линзы. Да и что могут видеть, более того, – знать, парни, только вчера выбравшиеся из-за школьной парты?

Последовавшая за нашей размолвкой с Динаром весна показала мне, как изменчив мир и как много значат в нём близкие люди. Хоть я и выбрал Ди, заставил себя ему поверить, в переломный момент где-то на границе двух времён года, появилась навязчивая мысль – проверить. Благодаря нашим мелким делишкам, разрастающимся в нечто большее, я мог без проблем переговорить со всеми завсегдатаями шумных домашних вечеринок, с затравленными учениками собственной школы, с подъездными наркоманами и мажорами, покруче нас, но остаться при этом в уверенности, что никакая информация не просочится никуда. Ни один из моих собеседников не готов был расставаться с возможностью быстро и просто получить нечто особенное в свои руки. Через меня или Ди, конечно.

Вместе с неприятными, иногда даже чересчур, – историями об Анюте, я узнал и кое-что другое. Гораздо более ошеломляющее и удивительное: оказалось, что мы с Динаром имели вес, несравнимый ни с одной компанией в нашем районе. И за его пределами о нас тоже прекрасно знали. Правда, чаще говорили или спрашивали о моём друге, а некоторые, совершенно потерявшие берега, – предлагали мне совсем уж противные вещи. Подогнать Ди девушек. С разными целями – кто-то хотел занять место рядом с ним, кто-то готов был ограничиться вхождением в закрытые тусовки. Я же не подозревал, что всё настолько серьёзно, и слухи правдивы.

И если пару лет назад забава по перепродаже сигарет казалась игрой, а мелкая возня с камнями – предпосылкой для большой семейной работы, то теперь всё внезапно приобрело для меня другие оттенки, глубже, опаснее и серьёзнее. Мы были в шаге от незаконного оборота веществ запрещённых и теневой торговли. Как только эта мысль укоренилась в моей голове, я позабыл и про Анюту с её довольно фривольной жизнью и примитивными желаниями, полностью пересмотрел окружение, разом разорвав знакомства с некоторыми людьми, и пару дней провёл в полнейшей прострации, ни на шаг не отходя от родителей. Ди за это время звонил несколько раз, но не зашёл, – я попросил мать сказать, что болен и не хочу его заражать. Глупая, детская ложь.

– Илюш, – вечером, уже ближе к полуночи, мама постучалась ко мне. – Можно?

– Заходи.

– Не заболел ли ты на самом деле? – она присела на край кровати, где лежал я, завёрнутый в одеяло с головой, и осторожно погладила меня.

– Боюсь, что нет.

– Что у вас случилось с Динаром?

– Не знаю.

– Можешь не говорить. Просто я переживаю. Вы ведь с самого детства так дружны…

– Да-да. У тебя два сына, ма…

– Илюшка…

– Он стал другим, мам. Я не узнаю? его! Ди прячется, закрывается… Он делает что-то такое, чего я не могу понять. Он по-прежнему мой друг, но…

– Вы просто выросли. И у него всё ещё сложные времена.

– Это не оправдание!

– Это – объяснение.

– Мне хочется, чтобы всё было как раньше.

– Так уже не будет. Нужно принять, – мама заглянула в мои глаза и совершенно серьёзно спросила. – Чего ты боишься?

– Ну…

– Остаться один?

– Наверное… – к горлу вдруг подступил ком, но я всё равно продолжил говорить, потому что остановиться уже не мог. – Я ужасно боюсь, что когда-нибудь вас с папой не станет, и тогда… Если ещё и Ди меня покинет… Постоянно вспоминаю день, когда мы хоронили его мать. Тогда я подумал, что станется со мной, если вдруг…

– Тогда ты был ребёнком. Теперь ты взрослый, и сможешь позаботиться о себе.

– Да. Смогу. Но я… Я так вас люблю. И Ди – тоже.

– Поговори с ним. Скажи всё, что сказал сейчас мне, – её мягкая, тёплая ладонь ласково коснулась щеки, и я, вырвавшись из-под одеяла, сел.

– Мам…

– Да?