Гражданка Иванова, вас ожидает дракон

– Думаешь, клад именно там? Но гномы никогда не выпячивают своего богатства. Скромная одежда, скромные траты.

– И вдруг брошь.

– М-да… Кто-то сильно прокололся. Жаль, что засланного чужака гномы быстро вычислят, – эльф потянулся и ловко соскочил с парапета.

– Ты спать? – лорд Ракон подставил лицо ветру, дующему с моря.

Индис тряхнул длинными волосами.

– Нет. Теперь не уснуть. Буду думать. У нас с тобой две загадки и обе требуют срочных действий: кто поставляет на остров свечи плотского призыва, и почему сбежали гномы. Все это крайне подозрительно.

– Согласен. А я пойду отдохну. Голова уже отказывается соображать. День выдался какой-то долгий.

Фольк обманул друга. Полночи он просидел на шатком стуле и задумчиво пялился на спящую Гражданку Иванову. Спроси его кто любопытный, доведись тому сунуть нос в тесную коморку, что он здесь делает, лорд Ракон не нашелся бы что ответить. Рядом с Ги ему было тепло и спокойно. Где-то глубоко в душе зажегся огонек, хотя на пострадавшую лже-нимфу без содрогания смотреть было невозможно.

А в комнате напротив плакала нэн Хосефина. Она гладила пальцами вышивку, сделанную ее мамой, когда еще все верили, что остроносая Хосе найдет себе мужа, родит ребенка и будет счастлива.

Глава 10. О чем переживают гномы и Гражданка Иванова

– Мама, как вы могли? – царь гномов принципиально не подал руку старушке, выбирающейся из корзины крылолета, показывая тем самым свое негодование. Уставшая от перелета через горную гряду птица дернулась всем телом, испугавшись недовольного рыка Жовела Первого, беспокойно заклекотала, отчего погонщику пришлось натянуть поводья.

– Цыц, Жовел! Дай на родную землю ступить, а потом допрашивай!

В глазах охранников королевы, выстроившихся вдоль трапа, светилась тревога.

– Не бойтесь, мои мальчики, – успокоила их Жизнь Давшая, – я возьму вину на себя.

Следом за королевой спустилась ее фрейлина, и Жовел невольно обратил внимание, что на ней надеты вещи матери – душегрейка с барсучьим мехом и бархатная юбка, из-под которой виднелись мягкие сапожки с орнаментом царствующей семьи. На Жизнь Давшей же, напротив, одежда была простенькой, даже слишком простенькой для тех, кто отправился на праздник.

«Вот, значит, как маменька ускользнула. Загодя одежку жены каменщика приготовила!»

Если смотреть в корень, то Жизнь Давшая на самом деле была когда-то женой каменщика, просто ее сыну повезло найти клад, благодаря чему он смог занять царский трон. Вражда между свекровью и снохой тогда достигла высшей точки.

– Как это Риска – царица? А я тогда кто?

– Ты мать царева.

– Не хочу быть матерью царевой, хочу зваться как матушка Ейропейского монарха Беренгера Четвертого!

– И как же?

– Королева-мать!

– Мама! – застонал Жовел, только-только примеривший звание «Золотой лоб». – Надо же соблюдать пропозиции! Если у нас царство, то и зовитесь матерью царевой.

– Цыц, Жовелка! Я тебе зад подтирала лопухом, а потому имею право зваться так, как хочу!

Жовел сдался. Лишь бы не вспоминать о лопухах, которые по бедности служили не только подтирочным материалом, но еще и посудой, и защитой от дождя, и покрывалом, когда ночь заставала в пути.

– Рассказывайте, мама, – Жовел едва сдерживался. Он даже обхватил себя руками, чтобы чего-нибудь не сломать. Он ждал, пока ее искупают и переоденут, скрипел зубами, пока матушка вкушала ягненка с черносливом, дергал щекой, пока она не торопясь цедила пиво. Как только дно пустой кружки коснулось скатерти, царь поставил стул напротив матери и сел, строго глядя в осоловевшие глаза. – Как вам взбрело в голову сбежать от охраны? И позвольте поинтересоваться, что вы делали на острове, пока оставались без пригляду.

– Ну, – матушка подняла глаза к потолку, – я гуляла на пристани, рассматривала корабли, их причудливых пассажиров… Знаешь, сынок, – деланно оживилась она, – там встречались такие уродцы, что их впору в цирке показывать!

– Вы мне, мама, зубы не заговаривайте. Говорите, как и где встретили лорда Ракона? Чего такого изволили рассказать, если после вышей беседы он до смерти напугал Ульриха Большие яйца. Смотрите мне в глаза, мама!

– Твой Ульрих пьяница! – небрежно махнула рукой старушка. – Мало ли что ему в голову взбрело?

– Ульрих – мое доверенное лицо, и просто так он панику поднимать не станет. Раз устроил спешную эвакуацию, значит, причина была серьезной. Я жду. Иначе вы до конца своих дней из покоев не выйдете.

Жизнь Давшая шумно вздохнула, мысленно прикинула, какую выбрать тактику защиты, и с жаром произнесла:

– Да я, сынок, тебя и наше царство защищала! Можно сказать, грудью прикрыла!

– Мама!

– Клянусь Молотом, все так и было! Иду это я по улице Блуда…

– Где?!

Гномка моргнула.

– Так это… заблудилась я. Там столько домов и все красивые! Иду, пялюсь на них…

– Мама, ближе к делу!

– Бреду, значит, и не знаю, в какую сторону податься. Вдруг вижу девку красивую на Торги ведут. Прошла бы мимо и забыла, если бы не заметила спешащего туда же Ракона. И тут меня будто киянкой по ноге ударило! Он – дракон, у нее на голове венец из поникших лютиков – все как в пророчестве! Вот и решила я герцога напугать, чтоб уж наверняка за ту шальную девку в торг не вступил, а вместе с ней и за поникшие лютики. Говорю ему замогильным голосом: «Не покупай увядших цветов, иначе все в твоей жизни пойдет наперекосяк! Голову, как пить дать, потеряешь!»

– Мама!!!

– А чего я такого сказала? – Жизнь Давшая посмотрела на царя честными глазами. – Никто, кроме родного сына, не смог бы меня упрекнуть в излишней болтливости. Я все сделала верно. О том свидетельствуют поступки дракона: он испугался обещанной кары, оттого и побежал к пьянице Ульриху. Наши поникшие лютики в безопасности.

Жизнь Давшая отлично знала, чем можно отвлечь сына, ставшего таким серьезным после того, как его зад коснулся трона. Пусть ее хоть пытают, ни за что не признается, что славно гульнула на острове. Да, был грех, в азарте заложила в казино брошку, которую загодя стянула из ларца царицы. Так у Риски тех побрякушек полно, вряд ли хватится. А нечего родную мать без денег оставлять! Разве же она ребенок? Могут ведь и у нее быть тайные желания! Когда еще доведется в рулетку сыграть?

– И больше ни слова? Ты говорила только об увядших цветах?

– Молотом клянусь! – Жизнь Давшая, ударив себя кулачком по груди, с радостью отметила, что сына отпустило. Он как-то враз обмяк и даже изволил налить себе пива, не дожидаясь, когда это сделает замершая у дверей фрейлина. Выпил залпом, будто утолял жажду.

«Гроза миновала, – мать ласково посмотрела на венценосного кормильца. – Надо будет в следующий раз ставить на черное, а не на красное».

Перед глазами бешено завертелась рулетка, и стрелка ткнулась в вожделенный сектор.

***

Жовел Первый так и эдак прокручивал в голове разговор с матерью. Да, намутила старушка, но без фактов герцогу не свести концы с концами. Про какие цветочки говорила гномка, может и допрет острым умом, а вот почему нельзя покупать вялые, без подсказки не осилит. Зря Ульрих всполошился. Правильно в народе говорят, на воре и шапка горит. Уф…

Дойдя до опочивальни, где заждавшаяся супруга так и не легла спать, а развлекалась тем, что метала дротики в мишень, царь всех горных гномов устало опустился на софу.

– Ну что? – Риска отложила занятие, с помощью которого унимала беспокойство, и села у супруга в ногах. Заботливо расшнуровала высокие ботинки и, сняв шерстяные носки – у царя еще со времен работы в каменоломнях болели суставы, подложила под стопы мягкий пуф.