Станцуй со мной танго

– Нормальная. У нее скоро новое выступление. Пойдем в зал.

– Нет, давай на улицу, – Тося расстегнула верхнюю пуговицу трикотажной кофточки. – Душно здесь как-то.

***

Скворцов не поверил Александре Михайловне.

«Знает она Рыжую. Знает, – размышлял он, сидя в машине. – Повела себя грубо, чтобы уйти от разговора. Почему?»

Посмотрел на затылок сосредоточенного Петра Ивановича.

«Было бы больше зацепок, поручил бы ему покопаться. Нужно подождать. Не она, так мать расколется. Не может быть, чтобы они не обсудили мое выздоровление. Что знает одна, непременно знает и другая. Хотя…»

На ум пришел случай, когда Александра Михайловна, как и обещала, и словом не обмолвилась матери. По сей день.

***

Леонид только заканчивал школу. Новый год в выпускном классе обещал быть веселым, но не повезло: в самый последний момент перед вечеринкой Леньку свалила высокая температура.

– Ты иди, – прохрипел он матери, которая вот уже неделю собиралась встретить Новый год с тетей Сашей в ресторане.

– Я бы не пошла. Зачем мне этот ресторан? Сиди, как привязанная, на стуле. Ни полежать тебе, ни телевизор посмотреть.

– Иди. Тетя Саша обидится. Я за тебя и полежу, и посмотрю.

– Правда, красивое платье? – мама повертелась. Юбка колоколом ей нравилась. – Саша выбрала. У нее хороший вкус, не то что мой, деревенский.

– Правда. Только цветастую шаль сними. Сюда больше синий палантин подойдет.

– И правда, – мама улыбнулась самой себе в зеркале.

***

Хлопнула входная дверь, и Ленька закрыл ладонью глаза. Встать и выключить свет сил не осталось.

Вдруг в замке опять завозился ключ.

– Это я. Встретила новую соседку, она, оказывается, медсестрой работает. Уколы умеет ставить. Ты позвони ей, если совсем худо будет.

На журнальный столик рядом с телефоном легла бумажка с накарябанными цифрами.

– Мам, свет выключи. Оставь ночник в коридоре.

Щелкнул выключатель.

– Я дверь не закрываю, чтобы ты не вставал. Все, пошла.

«Надо бы маме новое пальто купить. Это куцее какое-то, подол платья на целую ладонь длиннее», – подумал Леня и провалился в тягучую темноту.

– Что же ты не позвонил? – чья-то прохладная рука легла на лоб. – Подожди немного, я за шприцом сбегаю.

Леня не понял, приснилось ему или нет, но кто-то сильный перевернул его на бок, сдвинул резинку трусов и, шепнув «Потерпи», всадил в ягодицу иглу.

Диван прогнулся под чужим телом, а Леня улетел в страну кошмаров. Телефонная трубка начала расти, грозя похоронить его под собой. Он отбивался, а она брызгалась водкой. Зуб не попадал на зуб, а трубка брызгалась и брызгалась и терлась пластмассовым боком о кожу.

– Нужно в больницу, – знакомый голос заставил на мгновение приоткрыть глаза. Над ним стояла тетя Саша в белом халате, надетым поверх праздничного платья, а рядом мама. Плачет. Закрыла дрожащими пальцами рот. И еще кто-то чужой. Со смоляными непокорными волосами, мелкими спиральками падающими на чистый лоб, и пронзительными темными глазами, в которых плескалось беспокойство.

«Красивая. Похожа на Шаганэ. Шаганэ ты моя, Шаганэ! Потому, что я с севера что ли…»

– Бредит.

– Я сбивала, но меньше сорока не опускается, – произнесла «Шаганэ». – Литичка не помогла.

«И губы у нее красивые. И родинка на подбородке. Шаганэ ты моя, Шаганэ…»

– Ты все правильно сделала, девочка. Такое при гнойной ангине бывает. Идет интоксикация. Ну что, Тося, скорая едет?

«Шаганэ» пожала руку. То ли проверила температуру, то ли пожелала: «Держись».

Она пришла в больницу. Положила на тумбочку бумажный пакет с яблоками. В палате, отравленной хлоркой и лекарственными «ароматами», сразу запахло летом.

– Шаганэ.

– Кто это? – спросила она, заправив прядь курчавых волос за ухо. Придвинула стул, села, поправив наброшенный на плечи халат.

– Есенинская Шаги. Ты похожа на нее.

Хотя медсестру, снимающую квартиру напротив Скворцовых, звали Анной, имя Шаганэ к ней прикипело. Она откликалась на него, когда Шаги и Леонид, оставались вдвоем. Ему нравилось смотреть в ее черные глаза с какими-то нереально длинными ресницами, проводить ладонью по спине, накручивать на палец жесткий локон, а ей нравились восторженность и нежность, которые дарил мальчишка.

Шаги первая поцеловала Леонида. Он смущался, когда она расстегивала его рубашку.

«Помнишь, это я растирала тебя водкой, когда ты горел от температуры? Я знаю каждую клеточку твоего тела».

Она была старше на два года. На два года больше видела, читала, пробовала. Она не скрывала свою сексуальность, была раскрепощена, ничто в ней не вызывало смущения.

«Может это из-за того, что я медик? Мы очень быстро теряем ту грань, за которой стыдное становиться обыденным».

Ее прохладные пальцы вызывали дрожь. Она так умело обращалась с презервативом, что Ленька заметил его лишь тогда, когда отправился в ванную. Ошеломленный сильнейшим оргазмом, он шел пошатываясь. Шаганэ не осталась лежать на смятых простынях. Обхватила руками, прижавшись всем телом. Струи воды прочерчивали дорожки на ее смуглом теле. Темные соски упирались ему в грудь и вызывали новый прилив желания. Второй акт длился дольше. Вода не мешала. Скользкое дно ванны заставляло принимать нелепые позы, которые еще больше возбуждали.

Мокрые лежали они на кафельном полу, пытаясь отдышаться.

– Остался последний презерватив, – перевернувшись на живот, Шаганэ легко поцеловала в губы. – Изведем?

– Конечно, – тогда простой поцелуй мог вызвать стойкую эрекцию.

Когда и этот презерватив исчезал, кружась, в глотке унитаза, Ленька испытал легкое разочарование. Их первый с Шаги сексуальный марафон (а может и последний, если Ленька не оправдал надежд), подходил к концу. Домой не хотелось.

«Уснуть бы с ней, прижавшись тесно…»