Хватит врать

– Монастырь, что ли? – недолго думая, ляпнул я.

"Отец" и Андрей Александрович хором засмеялись.

"Даня: ты кретин! Он что, похож на батюшку? ", я решил оставить догадки.

– Почти, Дань. Я подполковник милиции, начальник ГУВД, в которое тебя доставили сегодня ночью. По регламенту, если к нам поступает подросток, обязаны сообщить в органы опеки. Но по просьбе твоего папы мы закрываем эту историю, и давай договоримся, что алкоголем проблемы решать не будем.

Угу, – буркнул я, надеясь на окончание беседы. А зря.

– Люди, которые не вписываются в общепринятые стандарты. К ним и отношение особое. Им сложно в обществе. С тобой жестоко обошлась судьба спора нет. Родители погибли…

Их убили, – перебил я подполковника, – А Вы-то откуда знаете?

– Папа твой, – он с улыбкой посмотрел на дядю Олега, – все уши прожужжал про парня с тяжелой судьбой, – подполковник сочувственно покачал головой и продолжил. -Ты не приемлешь ложь, лицемерие, несправедливость – все эти качества делают из нас хороших стражей порядка. Быть детдомовским – прости, но для большинства это действительно "неизлечимый диагноз". Наверняка, даже более чем уверен, ты для себя это понял. Но, будучи в милиции, докажешь обратное и сможешь бороться со злом.

– Я хочу бороться. Но… немного иначе.

Присутствующие ждали объяснений.

– Бороться словом! Хочу быть журналистом! Хочу выкладывать репортажи в Интернет, деньги за это получать. Я говорил и понимал, насколько инфантильно, непозволительно глупо звучит этот бред!

"Отец" громко шлепнул рукой себе по колену, чем знатно перепугал кота.

– Дань, ну е-мае. Ну ты же взрослый мальчик, – начал он.

Хозяин остановил причитания "отца" поднятой рукой.

– Честных журналистов не бывает! Рано или поздно тебя заставят говорить то, что им надо, либо закроют рот навсегда! Честных журналистов нет! – еще раз повторил он, отклонившись на спинку кресла. – И что ты будешь делать, когда, упустив все возможности, придешь к этому умозаключению?

– Не приду, если пойму, что все так как Вы сказали… значит, я стану первым кто не отступится! И вообще-то, есть же расследования журналистов.

– Кого? – рассмеялся Андрей Александрович. – Они красиво рассказывают про выполненную нами работу, Даня! – он, постучал себя по груди, -у них нет никаких полномочий! Словоблуды, проныры! Без вазелина в жопу лезут. Поверь, ты романтизировал профессию и только. Репортеры, как навозные мухи приезжают на место преступления и жужжат, мешая работать. И знаешь, Дань, зачем? Им платят. Платят за кровавые фотографии. Чем грязнее история, тем больше доход. В этом нашел ты чистоту и правильность? Удовлетворять любопытство людей? А знаешь, сколько раз они разглашали информацию, которая в дальнейшем мешала поимке преступников! – начальник завелся.

– Сын, послушай, что тебе взрослые говорят. В кой то веки! – давил "отец".

– Нет, я буду рассказывать только правду, – продолжал я настаивать на своем.

Андрей Александрович помотал головой.

– Где ты возьмешь ее? В ситуации нет абсолютно правых и неправых. Черного и белого не бывает! Есть те, кто приступили закон, и те, кто на грани. Виноват тот, кто проявил агрессию, кто поддался. И не всегда это плохие люди, Даня! А порой абсолютно правый по людским понятиям, по закону в полном дерьме. И на чью сторону встанешь ты, честный журналист?

– Из ваших слов, – я замялся, выверяя дальнейшую фразу, – значит, Вы выбрали сторону закона, а не правды, и не смотрите на обстоятельства?

– Даня! – возмутился "отец", – простите его!

– Я не хотел Вас обидеть, извините! – срочно исправился я.

– Ты не обидел! Все верно понял. Я выбрал свою сторону. Всю жизнь борюсь со злом с точки зрения закона, принятого людьми в моей стране. А избирать наказание или помилование будет суд.

– Так, суд ведь теми же законами руководствуется, – не унимался я.

Андрей Александрович ухмыльнулся.

– А ты какими планировал? Своей точкой зрения? Точкой зрения другого человека или друзей? Эмоциональным порывом? Что является мерилом хорошего и плохого для тебя? Вот твой отец – он хороший или плохой? Или одноклассники твои – они поголовно плохие только потому, что обидели тебя? Я плохой, потому что отпустил из камеры без наказания? Мужик из магазина, обвинивший тебя в воровстве – не он ли взял на работу несовершеннолетнего детдомовца, несмотря ни на что? Он плохой или хороший? Дань?

Вопрос поставил меня в тупик. Я не нашел, что ответить.

– Невозможно быть абсолютно беспристрастным. Всегда найдется что-то, что вызовет сомнения: эмоции, привязанности, чувства, в конце концов. Закон- это тот якорь, который непоколебим, и мы ему служим. Я не буду давить. Нет цели набрать к себе людей. Просто подумай над нашей беседой.

– Даня, соглашайся! В институт все равно не попадаем! Отличная профессия!

– Олег, он не дурак. Такие решения не принимаются на раз-два, тем более с похмелья. Да? – он смотрел на меня, широко улыбаясь.

– Угу.

– Давай-ка неделю думай. Если согласен, договоримся и осенью в армию пойдешь. Годик послужишь, звание получишь, тело в порядок приведешь и ко мне.

– Мне не будет восемнадцати еще.

– С согласия родителей возьмут, ты ведь не против Олег?

"Отец" радостно закивал.

"Сбылась мечта идиота! Он тебя в армию сольет раньше на полгода!", припомнил трезвеющий мозг.

Глава 5. Волк в овечьей шкуре.

Что есть лицемерие? Евангелия ответит нам: «Между тем, когда собрались тысячи народа, так что теснили друг друга, Он начал говорить сперва ученикам Своим: берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие. Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы. Посему, что вы сказали в темноте, то услышится во свете; и что говорили на ухо внутри дома, то будет провозглашено на кровлях. Говорю же вам, друзьям Моим: не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь».

И ведь не только в лицемерие повинен: «И вот что я ещё видел под солнцем: место суда, а там царит беззаконие, место праведности, а там – несправедливость. Еще я видел под солнцем место правосудия – и там беззаконие, место справедливости – и там злодей. И ещё я видел в жизни: суд должен быть исполнен доброты и справедливости, а там царит зло».

Словно про него, про падшего ментенка, сказаны слова.

Крещенские купание-событие масштабное. На берег замерзшей Волги пришли сотни людей: мужчины, женщины, старики и даже семьи с маленькими детьми. Мороз, который загонял людей по домам в новогодние праздники, сегодня был встречен радостью и бравадой. На берегу организовали палатку для переодевания и полевую кухню. Как минимум две бригады скорой помощи дежурят у русла реки. Не осталось событие без милицейских патрулей.

Священник под сотни взглядов служит молебен на великом освящении воды. Толпа переминается с ноги на ногу, томится в ожидании. "Скорей бы уже он закончил эту свою, молитву", читается на лицах присутствующих. Тихий берег по началу оглашает лишь голос священнослужителя, но с каждой минутой его глушит нарастающий гомон заскучавшей толпы. Под конец службы слышны характерные "пшики" открывающихся пивных бутылок. Молебен окончен.

"Пытаются очиститься от грехов, без покаяния! Какого же будет их удивление на Великом Суде", промелькнула мысль в голове священника. Встав у одного из луча креста, он приготовился к череде погружений.

Один за другим, от мала до велика, крепко схватившись за лестницу, люди погружались в холодную речную воду. Крики, смех, вспышки от телефонов, трехэтажный мат при входе и выходе из водоема. Служитель церкви, как врачи и милиция, выполняет свою работу. Воспитывать и делать замечание не входит сегодня в список задач.

Толпа мало-помалу рассасывалась. Все реже можно встретить пожилых людей и семьи. Молодежь же активизировалась. Разогретые алкоголем, выкрутив на максимум музыку в старых разваливающихся иномарках, они, скукожившись, как детородный орган, с делано расслабленным лицом лезли в воду. Парни "смывали грехи" а опьяненные спутницы, не переставая, фиксировали подвиг для социальных сетей.

– Тщеславие – одно из проявлений гордыни, что есть один из смертных грехов, не так ли, батюшка?