Т9. Я люблю тебя

Сзади подходит высокий шатен с такими же, как и у меня большими глазами, в расстегнутой белой рубашке и темно-синих идеально отглаженных брюках. Он целует мою макушку и обнимает меня локтями, мягко покачивая.

– Не слишком ли вызывающе, гуська? – колко произносит брат, а я ощущаю его бешеное сердцебиение затылком.

Осматриваю себя с ног до головы и улыбаюсь одним уголком губ.

– Можно было бы и покороче.

– Поможешь? – протягивает мне гель для укладки.

Ну прямо босс мафии, – проносится в моей голове, когда Антон исчезает в дверях с моей любимой прической.

Еще раз любуюсь невероятной красотой ультракороткого серебряного платья, расшитого стеклярусом, бисером, стразами и пайетками, срезаю тонкие лямочки, которые так и норовят скатиться по хрупким плечам, и надеваю туфли в цвет маленькой красной сумочке. По-ма-да… Я была похожа на развратную русалку, потерявшую где-то свой хвост и моральные принципы.

******************************

– Кто все эти люди? – крепко сжимаю локоть брата, оставляя на хлопковой ткани влажные следы от потных ладошек.

Мне не нравится здесь.

Уверенная стерва из Северной столицы, успешнейшая бизнесвумен потеряла свою прыть, невольно возвращаясь в прошлое, где приходилось каждый день бороться за выживание. В моем классе не было ни одного пионера, парни были либо гопниками, либо лохами, а девки – либо хабалками, либо давалками, а иногда все и сразу.

Так что, либо ты, либо тебя…

И сейчас я чувствовала будто снова надо вставать в защитную позу, выпускать свои острые клыки и когти.

Эту провинциальную жестокость и внутреннюю готовность к борьбе не выбить из нас ничем.

Сегодня слово отморозок и дегенерат заменили на красивое слово маргинал и подменили истинное его значение. Девяностые годы воспитали орду горлопанов, не способных теперь приспособиться к жизни, где унижение достоинства другого человека больше не является нормой в обществе.

Сейчас у нас буллинг, нападение стаей на одного. Раньше один гопник чморил орду ботанов, а сегодня они бы собрались и устроили бы ему «темную». Элитой были единицы, ее все боялись. Сегодня элиту презирают. И прямо сейчас я вижу, как неуверенные в себе дамочки хватаются за своих мужей в джинсах и рубашках с коротким рукавом словно в зал вошла не женщина, а распылитель импотенции, ну или холеры.

– Ты производишь фурор, Наська, – шепчет Тоша и удаляется в направлении бара.

А я обвожу пытливым взглядом помещение, где я никогда не была прежде.

Неплохо, очень даже ничего.

Цвет темного шоколада прекрасно сочетается с молочным, барельеф храма на стене придает атмосферности месту, которое будто является неотъемлемой частью истории нашего городка. Даже тяжелые аляповатые шторы смотрятся вполне сносно и дополняют разноцветные окошки. Просторный зал с танцполом, но столы расставлены, как на поминки.

Сажусь за единственный отдельный столик, бросаю сумку на стол и подзываю завороженного мной официанта.

– Мальчик, пепельницу принеси.

Малыш в униформе белый верх, черный низ убегает, будто я попросила скрученный доллар.

– Женщина! У нас не курят! – подлетела гундосая администраторша с малиновой помадой и настолько высоко уложенной стрижкой, что ее голова казалась длиннее торса, – И этот стол для Джи Джея.

Джи Джей… надевай быстрей!

– Я его покупаю, – убираю пачку обратно и достаю банкноты, кладу их в маленький карманчик фартука, и мадам расплывается в вежливейшей улыбке.

Через пару минут передо мной стояло ведро с вполне сносным алкоголем и закуска.

– Я смотрю ты обжилась уже.

Поднимаю голову на брата, что-то отвечаю, но он меня уже не слышит, ибо по небольшому коридору за руку с темно-серым бегемотом шла Ниночка. Такая же хрупкая и утонченная, в нежно-голубом платье и светлыми убранными волосиками. Ее крохотные белые туфельки цокали металлическими набойками.

Тоша поплыл, он смотрел на нее с таким восхищением, что я даже не сразу заметила плотоядный взгляд откуда-то из глубины затемненного зала.

– Привет, Настюха – шприц те в ухо!

Рифмоплет хуев.

Поворачиваюсь на до боли знакомый голос.

– Коноплев! Я думала ты сдох от передоза.

Бывший стоял и лыбился, а мой братик уже усвистал к своей зазнобе.

– Ну что ты, королева, я чист, как слеза девственницы, – его засаленная одежда и висящие кудрявые патлы не вызывали ничего кроме отвращения.

Как его вообще сюда пустили, еще и в первых рядах.

– Здравствуй, Анастасия.

С другой стороны меня подпирало брюхо мужа Ниночки, и в заплывших глазках я начала узнавать одного из своих ухажеров.

Нина… как же ты могла…

Любовь всей жизни Антона вышла замуж за самого мерзкого слизняка, сыночка богатеньких родителей, Романа Домнина.

– Здравствуй, здравствуй.

– Слыхал, ты у нас большая шишка, – язвит пухлый, а рядом юлит вонючий Коноплев.

– Большая шишка у моего мужика, так что возвращайтесь к своим женам, мальчики, – выпроваживаю королевским взмахом скоморохов, и один из них отчаливает в кучу подоспевших девушек, одетых не менее презентабельно и откровенно, чем я.

– Что-то я не вижу твоего полового гиганта, – не сдается Домнин.

– Рома! – раздается из заднего прохода.

– Еще увидимся, красавица, – целует мою руку, оставляя влажный теплый след и приятное послевкусие.

Так-то он даже симпатичный, ухоженный, под стать Ниночке. Красивая пара… боюсь, Антону не светит ничего.

Народ все прибывал, я практически никого не узнавала, а, может, и вовсе не знала. Мы не общались между разными возрастами, только в своей параллели. Вдруг на мои глаза упали чьи-то ладони, пахнущие матерью троих детей.

Ленка…