Тринадцатый сонет

Сейчас, когда ему было тринадцать, он далеко не всем мог поделиться с родителями. Но все равно ничто не могло заменить Жеке те минуты, когда папа укрывал его одеялом и присаживался на край кровати.

Выйдя из детской, Нелинов отправился в кухню, заварил себе крепкого чая и с чашкой в руке отправился работать с документами. В последнее время он оставлял для сна не более четырех- пяти часов. Время годовых отчетов совпало с «перестройкой» в системе Академии. Государство решило «отделить научную деятельность от хозяйственной». «Кит», как называли за глаза директора института Никиту Гордеевича Богуславского, реформаторов не поддерживал, демонстративно устранился от участия в выполнении принятых ими решений, а аббревиатуру федерального агенства научных организаций – «ФАНО» – приравнивал к нецензурной брани. Еще год назад он собирался отойти от всяких дел, но его уговорили остаться «на время перемен», чтобы институт – один из флагманов науки – не потерял остойчивости или не превратился в паром для перевозки бесконечных отчетов и планов на месяц, квартал, год или пять лет от каждого сотрудника, лабораторий, отделов и всех вместе. И вот теперь Нелинов и заведующие отделами пытались без него справиться с головоломкой, похожей на Женькину задачку для начальной школы о перевозчике: как и кого оставить в лодке, чтобы и волкам угодить, и козлят не обидеть. Но на «Кита» никто не обижался. Его любили. Он был умница и в восемьдесят с гаком генерировал идеи, как атомный котел. Если бы не два инфаркта… То, что он согласился возглавлять институт в этом году, было с его стороны подвигом. Приди на его место Николай Тужилин, тот бы не задавал им задачки на дом. Сам бы все решил, особенно проблему с увольнениями.

Вероника на следующий день осталась дома. Нелинов поднял себя за два часа до рассвета, принял ледяной душ и до ухода на работу успел приготовить всем завтрак и вовремя отправить Жеку в школу. Возвратился он сравнительно рано и застал своих домочадцев у телевизора. Смотрели…вернее слушали в «Ночном полете» «две головы». Вероника полулежала на диване, Женька по самурайски сидел на полу. О дневнике, к великому сожалению Жеки, Алексей Иванович не забыл.

Получив в руки красочное, но весьма потрепанное издание «Дневника московского школьника», Нелинов просмотрел его и, глубоко вздохнув, аккуратно положил на стол.

– Кто из твоих приятелей аккуратно ведет записи? Костя?

Женька не ответил, только плечами повел и голову в сторону повернул.

– Попросишь на субботний вечер и заполнишь все пустые строчки. Ненужное сотрешь или заклеишь. Потом принесешь, и я подпишу.

– Зачем?!! Это же все уже прошло!

Алексей Иванович молча смотрел на него в упор.

– Ну, па! Я теперь буду нормально все записывать!

Пауза затягивалась.

– Пап! Ну, как я объясню какой- нибудь Ирке Сафроновой, зачем мне ее дневник понадобился?!

Нелинов поднялся со стула.

– Это твои трудности.

Сказал и, не добавив ни слова, вышел из комнаты.

Жека виновато посмотрел ему вслед, потом подошел к столу и сам стал просматривать свой «кондуит», на котором была наклейка «Родителей не беспокоить». Хорошо хоть оценки были приличными. Двоек еще не было. Троек было две – по ОБЖ и географии. Первую он получил, потому что дрался с Коськой из- за обладание «Обитаемым островом», растерялся и ответил с места невпопад. Вторая была поставлена справедливо. Урока не знал, выехал исключительно благодаря смутным воспоминаниям о передаче по телевизору. Записи внизу страниц тоже были, на взгляд Жеки, лишь с легким криминальным уклоном: «Забыл…», «Не сдал…», «Разговаривал…». С «ненужным» было сложнее. В графе каникулы было написано «осенние 1 сентября – 30 ноября», «зимние 30 ноября – 30 февраля». Первая запись – Женькиным почерком, вторая – Костиным. Традициями и праздниками класса и школы назначались дни рождения всей Женькиной компании в правильном порядке: Боба, Жеки, Коськи и майские Машки.

То, что отец не высказался по поводу этих записей, не значило, что «вопрос закрыт». Отец лишних слов никогда не говорил, но то, что скажет, мимо ушей не пропустишь. Придется заклеивать!

Расстроенный Женька с горя привел в порядок свой письменный стол и сложил в рюкзак учебники точно по расписанию. Отец, как обычно, позвал его ужинать вместе с собой. Мама чувствовала себя еще не совсем хорошо и вышла в кухню ненадолго. Налила себе воды на ночь и напомнила Жеке, чтобы не забыл надеть утром чистую футболку.

Потом до десяти вечера Женька не знал, чем себя занять. По кабельным каналам шли повторы передач, а по остальным – отечественная «бытовуха», упакованная в сериалы.

Мама, как всегда, лежала на диване с книгой, попросила принести ей плед. Принес. Сел на корточки, прочитал название толстого тома: «Сталин и писатели».

– «Он» что, любил читать?!

– Особенно о себе…между строк…

Пока Вероника возилась с пледом, заглянул в оглавление.

– Горький, Маяковский. О! Пастернак! Демьян Бедный? «Кто такой, почему не знаю»?

– Жека! Откуда в твоем лексиконе это изречение?

– Передачу о фильме «Чапаев» смотрел, с папой. А что?

– Папа уже забыл, наверное, но он в школе часто повторял эту фразу. И еще однажды сценку разыграл, в которой Чапаев объясняет, где место командира в бою. Только вместо картошки каштаны в строй выстроил. Среди них один был смешной, как человечек. Наверное, два вместе срослись – большой и маленький. Наш физик засмеялся и сказал Леше: «Пародистом станешь или большим начальником».

– А папа не стал.

– А ты бы хотел? – иронично улыбнулась Вероника.

– Да нет, – Жека рассеянно пролистал несколько страниц. Потом поднял голову, неожиданно спросил:

– Ма, а папа «большой ученый»?

– Тебе недостаточно, что он «ученый»?! Можно ведь всю жизнь быть научным сотрудником, но ученым так и не стать.

Женька пожал плечами и не ответил. Эта проблема его, в сущности, не волновала. «Большой начальник», «большой ученый» – какая разница.

У себя в комнате Женька вставил в дисковод «Тайную комнату», взятую у Боба, но заходить в Хогвартс передумал, выключил компьютер и остался сидеть лицом к экрану.

Ровно в 22:00:00 пришел папа, спросил, шутливо:

– «Ваши дети дома?» – и развернул кресло.

– Па, – задумчиво сказал Женька, – я вот думаю, почему вы так поздно с мамой поженились. Вы ведь в школе вместе учились.

– Ну, очевидно, именно из- за этого. Надоели друг другу, вот и ждали, когда соскучимся.

– Я серьезно, а ты…

– Ладно, сколько времени отпускаешь для исповеди? Пять минут «до

отбоя»?

Жека разочарованно вздохнул и отправился в душ.

К концу недели Веронике стало лучше, и в четверг вечером она объявила, что завтра выйдет на работу.

– Никуша, – забеспокоился Нелинов, – давай подождем до понедельника. Ну, обойдутся как- нибудь без тебя еще денек!

– В понедельник зарплата, Алеша. Надо помочь девочкам. Им без меня и так от нового главбуха достается.

– «Бухгалтер, милый мой бухгалтер…» – печально пропел Алексей Иванович, – ты в первый день хотя бы домой приди пораньше. Рановато тебе восемь часов подряд спину держать, как сторожевому суслику.

Женька фыркнул и получил от отца легкий подзатыльник.

– Па, – сказал он, уже уютно устроившись с книгой в постели, – почему ты не заберешь маму с работы? Или ты не смог бы прокормить нас на свою зарплату?

– «Прокормить» мог, – улыбнулся Нелинов. – И даже карманных денег давал бы. Только, как ты это представляешь себе – «забрать»? Мы же не о «предмете» говорим.

– Но до пятого класса вы с мамой всегда вечером договаривались, кто будет «забирать» меня из школы. Значит, до десяти лет я был для вас «предмет»?