– Что еще за непростые люди? Что за работа?
– Бабушка моя – заведующая отделом заказов в нашем гастрономе. Там и люди, те самые.
– Анюта, да ты у нас бесценный кадр. – Лера даже приостановилась.
– Я то здесь при чем?
– Ты близкий родственник. Пользуйся. А непростые люди – это тоже люди, и среди них попадаются ничего. – Лера усмехнулась. – Кстати, мой любовник как раз из этих, которые ничего. В отделе культуры работает. Билеты в Мариинку, на Аллу Пугачеву – всегда пожалуйста.
– Да мне некогда, я с Полькой. Хорошо, бабуле завтра на работу, так она у нас ночует. А так, в выходные она у себя, отмокает, как она выражается. На смену ей Шурка, а он, как ты понимаешь, товарищ ненадежный.
– Да, ненадежный Шурка, – как бы в задумчивости произнесла Лера. – У меня к тебе будет просьба.
И Лера без лишних предисловий попросила Аню помочь в организации юбилея Олега.
– Ну сама понимаешь, придется и дома, и в театре. В театре ладно, там можно и вареной колбасой обойтись, а вот дома, дома надо постараться. Олегу надо заслуженного получить, и этот юбилей как нельзя кстати: пригласить нужных людей. Поможешь? – закончила Лера.
У Ани вид был растерянный, вот так сразу от волшебного вечера к обыденности жизни. От магии сцены и декораций города – к вареной колбасе.
– Я даже не знаю, – начала она немного смущенно. – Надо бабушку спросить.
– Да ты не волнуйся, Анюта, я сама все сделаю, твоя роль – познакомить меня с твоей бабулей, как ее, кстати, величают?
– Людмила Николаевна.
– Вот и хорошо, так я к вам намедни забегу на чашечку чая?!
– Да, конечно. – Аня все еще не могла перенастроиться.
– А за мной не пропадет, приглашу тебя на праздник, а там, чем черт не шутит, встретишь и ты своего принца. – Лера улыбалась, окончание вечера ее явно радовало.
– У меня уже есть.
– Есть так есть.
Подруги стояли на углу Пестеля и Фонтанки, дальше их пути расходились, Лере – по набережной, а Анне – к дому с висящим на кованой цепи фонарем.
– До встречи.
– До звонка, – уточнила Лера и, чмокнув подругу в щеку, быстрым шагом направилась в свою сторону.
Вдруг Лера остановилась, резко развернулась и пошла обратно, уже на ходу половиня букет, который держала в руках. Подошла к Анне и со словами:
– Женщина должна возвращаться домой с цветами, – вручила цветы Анне.
Аня смотрела ей вслед, и противоречивые чувства владели ею. Она многое не принимала и не понимала в Лере, но определенно она ее очень привлекала своей независимостью и, как казалось Анне, смелостью суждений.
А может, и правда, плюнуть на эту любовь и жить, наслаждаясь свободой и тем, что дает эта свобода?
С этими мыслями она вошла в дом. Там ее ждал сюрприз.
За кухонным столом сидел Шурик, перед ним стояла чашка с чаем. Напротив сидела Людмила Николаевна. Аня внутренне напряглась.
– Проходи, внученька. Вот, полюбуйся на отца своего ребенка.
Аня посмотрела на отца ребенка. Под глазом Шурика уже во всей красе расползся синяк, и глаз заплыл, на левой щеке была ссадина, а правая рука лежала на коленях, и он придерживал ее левой.
– Шурка, что случилось? – Анна кинулась к мужу, хотела его обнять, но строгий взгляд бабушки остановил ее порыв. – Кто это тебя?
Шурик понуро молчал, уставившись в одну точку, куда-то в пол.
– Вот пришел, да не пришел, а ворвался с грохотом, чуть ребенка не разбудил. Попросил воды, я ему чая налила. Сидит молчит.
Аня еще раз попыталась начать разговор, но муж молчал. Она поняла, что случилось что-то очень серьезное, волнение нарастало. Девушка попросила Людмилу Николаевну оставить их одних. Недовольно ворча, пару раз вернувшись за какой-то ерундой, бабушка все же удалилась.
– Рассказывай. – Аня села напротив.
И Шурка поведал ей, что сегодня, вместо того чтобы пойти с ней в театр, он пошел на митинг отказников.
– Кто такие отказники?
– Ну, их не выпускают из нашей страны на их исконную родину – Израиль. Они решили устроить демонстрацию перед Смольным.
– А ты здесь при чем, ты ведь не отказник? И евреев среди твоих родных нет.
– Ну, это с уверенностью никто из нас утверждать не может.
– Шурик, не надо демагогии.
– Маминого отца, моего деда значит, Петром Авраамовичем величали, между прочим. – Шурик выжидательно посмотрел на жену.
– Авраам – старинное русское имя, – не задумываясь ответила Аня. – Скажи толком, кто и за что тебя побил? И Шурик начал рассказывать, что все началось мирно, люди пришли с плакатами, стояли общались. Шумели, кто-то даже стихи читал, то ли свои, то ли классика какого, Шурик не понял. Он внимал духу времени, как он выразился. Потолкались часа два, послушали выступающих ораторов и стали расходиться. Народ потек в сторону «Чернышевской», в районе Таврического сада Шурик услышал женский крик о помощи. Крик раздавался из кустов, он кинулся на голос и увидел, как трое здоровенных парней избивают пожилого мужчину, девушка пытается хоть как-то его защитить, один из них схватил ее за руку и повалил на землю. Шурик вступил в борьбу, но силы были явно не равны. На счастье Шурика, появилась милиция. Парни врассыпную, а его и пострадавших – в отделение. Составили протокол, его записали как свидетеля. Он пришел к Ане, здесь – бабушка.
– Шурка, Шурка, вечно тебе неймется, а если бы у этих хулиганов нож был? – Аня обняла мужа и прижалась головой к его плечу.
– Ты знаешь, Анечка, самое ужасное, что это были не хулиганы. У них на рукаве была свастика, а потом я нашел у себя в кармане вот это. – И Шурик протянул Ане листок бумаги. Черная фашистская свастика и надпись «Память».
– Шурка, – Аня с ужасом смотрела на маленький клочок бумаги, но ей казалось, что перед ней оружие, смертельное оружие, которое убивает, – ты в милиции рассказал?
– Нет. Борис Наумыч и Ирочка просили не говорить об этом.
– Но ведь их убивали, их могли убить?!
– Они подали документы на выезд и боятся любых провокаций. Я их понимаю.
– Ничего ты, Шурка, не понимаешь, – Аня вздохнула. – Пошли спать. Утро вечера мудренее.
Валентина торопилась домой. Нет, она не сомневалась, что Костик справится, но материнское сердце было не на месте. И не зря. В дверях ее встретила свекровь.