Хождение за два-три моря

Дело было на причале рыбаков-любителей, известном под кличкой Шанхай. В Сухом лимане, недалеко от стоянки паромов Одесса – Варна, краны и доки крупнейшего в стране Ильичевского порта зажимают личный сектор. К фарватеру стратегического значения лезут корявые мостки. Берег облеплен жилыми сарайчиками – куренями. На воде покачиваются лодки всех мастей и калибров. Ступая по их бортам, можно пройти Шанхай из конца в конец. Утром лодки уходят, а к вечеру по причалу запевают примусы, шкворчит на сковородках ставрида и пахнет лучшей на свете ухой – бычковой…

– Идемте в Астрахань, господа! – повторил незнакомец. Мы невольно опустили руки. Господа, кусаемые водяными блохами, стояли по колено в холодном лимане. Над нами нависало днище лодки. При окраске днища рук опускать не рекомендуется. Сверху выросли коричневые сосульки. Капель железного сурика стыла на глазах.

– Сейчас докрасим – и пойдем, – наконец нашелся Сергей.

– Ну давайте. Я жду, вот оно.

Мы проводили глазами прямую спину визитера. Из-под воротника выбивалась курчавая седина, взбегала на загорелое темя. Голова была гордо откинута – чуть в сторону и назад. Этим и завершилась наша первая встреча с Анатолием Даниловичем Кириченко, по профессии портным, удостоверение яхтенного капитана № 1656.

Странное предложение обрело плоть, когда мы впервые попали на борт «Юрия Гагарина». Двухмачтовик с вооружением шхуны и выстреленным вперед бушпритом, «Гагарин» не был похож на современную кокетливую яхту. Больше всего он напоминал старый парусник, парусник Стивенсона и Жюля Верна, восстановленный для новых приключений.

После осмотра мы сидим в каюте. На штурманском столике разложена карта. Указующий перст капитана обошел Крым, взлохматил пресноватое Азовское море, пересек Калмыцкую степь и сплавился вниз по Волге.

– А потом и на Каспий сходим, и на Балтику. Вот оно!

Мы с Сергеем неловко примостились на краю койки. Золотистый свет течет из иллюминатора, играет на медной окантовке старого барометра. Лицо капитана важно и благостно. Здесь – его мир, корабль, который он создал собственными руками. Тем самым было продемонстрировано, что может сделать из парусины, списанного бота и тракторного дизеля хороший одесский портной…

Я не мог отделаться от мысли: тут какое-то противоречие. Сквозь седой мох на груди капитана видна татуировка – якорь и паруса. Коренастый, сильный; говорит неторопливо, веско, конец фразы припечатывает странным сочетанием «вот оно»:

– Вы люди образованные, а я портняжка, вот оно. Темный человек. Три класса образования, вот оно.

Рекомендуясь таким образом, он снова, как при первой встрече, гордо откинул голову, а на лице возникло челленджеровское выражение: подите, мол, вы все к черту!

Какой там портняжка… Типичный морской волк!

III

Разговор в каюте «Гагарина» содержал между прочим и такую фразу:

– Если хотите, можете мне немного помочь. Вот оно.

Тут мы с Сергеем были единодушны.

– Помочь надо, – сказал я по дороге домой, – только ты, Сергей, на яхту пока не ходи. Чем позже капитан узнает, какой ты работник, тем больше шансов поехать.

– Логично, – сразу согласился Сергей.

Он взял на себя административную часть – и промахнулся.

Помощь по яхте оказалась необременительной. Я ничего не умел, а капитан придерживался «естественного» метода обучения, развитого еще Яном Амосом Коменским. Например, показывал, как перебирают якорную цепь; я наблюдал.

– Вот оно, – говорил педагог, укладывая последнее звено, – теперь понял?

Я кивал, и мы переходили к теме «циклевка палубы».

За работой капитан менялся. Исчезала медлительность речи, благосклонная важность. Он беззлобно и необидно поругивался. От гордой личности командира отщеплялась новая ипостась, которую я привык называть запросто – Данилыч.

После рабочего дня мы отмывались в лимане. На остановке автобуса Данилыч, переодетый во все чистое, гордо откидывал голову. И я почтительно говорил:

– До свидания, Анатолий Данилович…

Сергей тем временем готовил документы. Это был процесс куда более трудоемкий.

Черное море – пограничное море. Для выхода на однодневную рыбалку – всего лишь! – необходимо:

– оформить «пропуск в море» на каждого члена экипажа;

– заполнить «отходную книжку» (указываются адреса и номера паспортов отходящих);

– при отходе – «взять отход» (в другой книжке, которую берешь с собой, проставляется печать);

– воротясь, «отметить приход» (снова печать);

– состоять членом обществ ДОСААФ и охраны природы;

– пассажиров не брать, двухмильной зоны не нарушать, к берегу не подходить.

Захватите с собой еще несколько бумажек – талон о техосмотре лодки, права на вождение малотоннажных судов – и ступайте ловите рыбу. Но учтите: для похода на яхте, который продлится не один день, документов требуется больше. Гораздо больше.

Сергей прогадал. Сидя на работе, будущий судовой врач неумело бил по клавишам печатной машинки. У него еще студентом выработалась дурная привычка: в минуты душевного волнения втягивать воздух сквозь стиснутые зубы, производя вопросительное шипение – «чш-ш-ш?», похожее на звук закипающего чайника. Теперь казалось, что к служебной машинке «Ятрань» подсоединен самовар. Кипение прекращалось только при появлении начальства; при появлении начальства маршрутные листы с именами далеких портов стыдливо прикрывал «Справочник по специальным функциям».

Мы с Сергеем оба работаем на физическом факультете Одесского университета. Сюда, в храм науки, доходят лишь отголоски борьбы за трудовую дисциплину. Взыскания ограничиваются тем, что у заведующего кафедрой грустнеют глаза. И все же будущий поход мы старались не афишировать.

На работе сгущалась атмосфера тайны. Я никому ничего не говорил, но все чаще меня отводили в сторону и требовали:

– Расскажи. Мне можно.

– О чем?

– Сам знаешь. Не маленький.

Завкафедрой, наоборот, ни о чем не спрашивал, даже о судьбе заброшенной статьи «К теории правила Урбаха». Видимо, он ничего не знал; и только его темные восточные глаза грустнели.

Я сам не вполне понимаю: зачем мы с Сергеем пытались хранить секрет? Не все ли равно, по какой причине сотрудник бездействует?… Скорее всего, в нас говорила суеверная боязнь спугнуть удачу. Предстоящее путешествие – удача, это подтверждали и вопросы сослуживцев. Была в их вопросах какая-то тревожная зависть. Завидовали даже не нам, не походу на яхте как таковому, а скорее самому факту случайности везения.

Мне кажется, что наше поколение не привыкло к подаркам судьбы. По-моему, нам все дается с запозданием, – даже лучшим из нас. «Опять недовольны», – скажет другое, старшее поколение. Да нет, мы довольны… Я не о довольстве говорю – о радости. Мы слишком долго не командуем полком. Чуть дольше, чем нужно, ходим в молодых специалистах. Чуть позже, чем хотелось бы, выходят в свет наши книги. Так – по ощущениям. Может быть, всё строго по заслугам, по справедливости и вовремя. Но вовремя – это чуть поздно для радости. И ревнует в каждом из нас неистребимый мальчишка не к заслуженному чужому успеху, вовсе нет. Хочется найти в старом башмаке под елкой хлопушку – просто так, ни за что. А может быть, это свойство не только моего поколения?

Как-то уже в конце июня заведующий кафедрой вызвал меня в кабинет, долго молчал. В его глазах стыла уже не грусть – мировая скорбь. Я почувствовал, что краснею. Профессор отвел взгляд и попросил:

– Расскажите… ну, вы знаете о чем. Мне – можно.

Единственным, кто не считал, что нам – и заодно им – повезло, были родственники.

– От таких предложений не отказываются! – убеждал я дома.

– Подобная возможность предоставляется раз в жизни! – патетически вторил Сергей, втягивая в себя воздух.

Ему приходилось трудно: нужно было уговорить жену, отца, мать, сына Сашу.