Илона совсем этого не ожидала. Она думала, что если Дракула не станет смотреть на неё с затаённой тоской, то посмотрит грозно и испытующе, но нет. Он смотрел очень приветливо и с умеренным любопытством. Казалось даже странно, что человек, у которого такие прямые и острые черты лица, может так смотреть. Прямой нос, острый подбородок и острые скулы были те же, как на портрете, но приветливое выражение глаз придало всему лицу больше мягкости, которой на картине не отразилось.
А ещё обнаружилось, что плечи у этого человека шире, чем на картине. Их делал ещё более широкими просторный кафтан из синего бархата, надетый поверх другого – зелёного. Сами одеяния выглядели новыми, и было заметно, что их обладатель ещё не успел к ним привыкнуть, поэтому его движения выглядели не вполне свободными, осторожными. Именно так – немного скованно – Дракула поклонился Илоне, и она поклонилась ему так же, поскольку не смогла до конца преодолеть смущение.
– Илона, это мой кузен Ладислав. Твой будущий супруг, – произнёс Матьяш и с улыбкой добавил: – Видишь? Он совсем нестрашный.
– Да-да, моя девочка, – подхватила Эржебет. – Я ведь то же самое тебе говорила.
Любопытство в глазах жениха сменилось лёгким недоумением, а Илоне вдруг почему-то стало досадно. Она произнесла тихо, но твёрдо:
– Я и не боюсь. С чего вы взяли?
– Мы шутим, дорогая кузина, – ещё больше заулыбался Матьяш. – Мы просто шутим.
Затем король уселся в резное кресло, указал невесте и жениху на два кресла, стоявшие рядом, предложил всем остальным своим родственникам тоже присесть и начал рассказывать о кузене, всячески расхваливая его. Могло бы показаться удивительным, что так лестно говорят о Дракуле, которого называли и извергом, и кровопийцей, и тираном, но Матьяш рассыпался в похвалах.
Его Величество напомнил всем присутствующим, что «кузен Ладислав» и отец Илоны вместе воевали против турок пятнадцать лет назад, когда большая турецкая армия сожгла венгерскую крепость Северин на Дунае, а затем зашла в валашские земли и захватила в плен много мирных людей. Матьяш сказал, что армия его кузена и армия Ошвата, объединившись, догнали турецкую армию и воздали туркам по заслугам.
– Вот замечательный пример единения, которое может послужить на пользу христианству, – важно произнёс Его Величество и, сделав многозначительную паузу, добавил: – Я надеюсь, что брачный союз, который мы скоро заключим, так же послужит на благо всем христианам.
После этого Матьяш рассказывал о некоем зимнем походе, совершённом Дракулой, когда оказалось сожжено множество турецких крепостей. Поход состоялся четырнадцать лет назад, но Матьяш почему-то помнил все подробности. Возможно, прочитал некий старый отчёт, чтобы освежить память.
Венценосный рассказчик лишь иногда спрашивал:
– Верно ли я передаю ход событий, кузен?
Жених Илоны иногда говорил «верно», иногда что-то добавлял, а остальные слушали.
Затем король принялся рассказывать о войне, которая была тринадцать лет назад. Турецкую армию возглавлял лично султан, и эта армия, которая вторглась в валашские земли, была огромна, но «кузен Ладислав» не побоялся бросить ей вызов.
Матьяш говорил о том, как его кузен стремился задержать врагов во время переправы через Дунай, а затем – о кровопролитном ночном бое недалеко от валашской столицы, причём этот бой оказался для влахов очень успешным, ведь кровь лилась в основном турецкая. Рассказ получился очень красочный и убедительный, но «кузен Ладислав» почему-то погрустнел, и уже делал над собой усилие, чтобы бодро подтверждать:
– Да, верно. Всё верно.
Кажется, король так и не завершил своё повествование. О том, чем же закончилась война, он сказал весьма неопределённо. Вначале упомянул, что тоже собирался участвовать в деле, помочь влахам против турок, но затем лишь выражал сожаления о том, что война, которая «так хорошо начиналась», оказалась проиграна.
Илона помнила, что Дракула был обвинён в предательстве и арестован именно в то время, когда Матьяш собирался в поход, но ведь Матьяш сказал ей недавно, что никакого предательства не было. Что же в итоге произошло?
Всё казалось очень запутанно, однако просить разъяснений сейчас Илона не стала. «Я слишком взволнована и всё равно ничего не пойму», – подумала она. К тому же король заставил её взволноваться ещё сильнее, вдруг предложив:
– А может, оставим жениха и невесту ненадолго наедине?
Мать Илоны сразу встрепенулась:
– Что?! Это ещё зачем?! – Но Эржебет поддержала сына:
– А почему бы и нет?
– Как же так? – пробормотала мать Илоны, оглядываясь на мужа, который сидел с непроницаемым лицом, и на старшую дочь, которая тоже немного встревожилась. – Нас о таком не предупреждали.
– Агота, чего ты боишься? – улыбнулась Эржебет. – Или ты думаешь, они могут сыграть свадьбу раньше времени?
– Мой кузен со всем возможным почтением относится к семье Силадьи, поэтому волноваться совершенно не о чем, – заявил Матьяш. – Верно, кузен?
– Верно, – ответил жених Илоны, но теперь заметно повеселел.
Илона нахмурилась.
– В чём дело? – шутливо спросил у неё Матьяш. – Ты же сама сказала, что не боишься.
Не дожидаясь ответа, король встал и начал выпроваживать всех из комнаты:
– Пойдёмте-пойдёмте. Пусть поговорят немного наедине. А то в нашем присутствии они не сказали друг другу ни слова.
* * *
Никто не должен сидеть, если король поднимается. Разве что его матушка может себе это позволить, да и то не всегда, поэтому, как только Матьяш встал с кресла, поднялись все присутствующие – в том числе Илона и её жених.
Провожая Матьяша взглядом, Ладислав Дракула ненадолго отвернулся от своей невесты, чем она немедленно воспользовалась, чтобы опрометью кинуться в другой конец комнаты.
Сделав шесть или семь шагов, Илона вдруг опомнилась и спросила себя, куда и зачем бежит. Чтобы хоть как-то оправдать своё бессмысленное бегство, она взяла вышивание, которое не так давно оставила, села на скамеечку возле самого окна, схватила иголку, но не могла сделать ни одного стежка – всё прыгало перед глазами, или у неё просто дрожали руки.
«Дальше бежать некуда. В окно не выпрыгнешь», – сказала себе невеста, слыша приближающиеся шаги жениха, а он сел на скамеечку напротив и, помолчав немного, спросил:
– Значит, ты меня не боишься?
– Нет, не боюсь, – ответила Илона и, чтобы доказать это, оторвалась от вышивания.
Посмотреть в глаза своему собеседнику она не решилась, поэтому смотрела на его подбородок и подумала, что в портрете этого человека всё-таки довольно много сходства с оригиналом. Подбородок был покрыт едва заметной щетиной, как на картине. Конечно, жениха брили сегодня утром, но к нынешнему часу, а была уже почти середина дня, щетина успела отрасти.
– Ты смелая, – очень серьёзно произнёс собеседник. – Ты знаешь, кто я, и не боишься.
– Меня уверяли, и не раз, что мне нечего бояться, – сказала Илона.
– Значит, ты просто смущена? – спросил жених.
Илона не ответила. Лишь подумала, что действительно смущается – настолько, что не может назвать жениха по имени даже мысленно. Ладислав или Ласло – так она могла бы звать его, но ни Ладиславом, ни Ласло он для неё не был. В голове вертелось либо «Ладислав Дракула», либо просто «Дракула», либо «жених», безымянный жених.
А он сидел напротив неё и продолжал допытываться:
– Почему ты смущена? Мне сказали, что ты уже успела побывать замужем. Я полагал, что только девицы смущаются, а те, которые узнали замужество, должны смотреть прямо. Разве не так? Скажи мне.
– Я не могу говорить за всех, – отвечала Илона. – Я могу говорить только за себя.
– Тогда скажи за себя, – ободрил Дракула.
– Я… я… уже пять лет не… уже пять лет одна, и за это время отвыкла от всего того, что мне теперь приходится делать.
– Неужели за пять лет к тебе никто не сватался? – удивился собеседник. – Не может быть, чтобы никто.